Утро начинается сумбурно: мы просыпаем почти на час. Собираемся впопыхах. Носимся по квартире, скидываем в чемоданы все, что попадается под руку. Оба взвинченные и невыспавшиеся. Кофе выпить не успеваем.

В аэропорт приезжаем впритык перед рейсом. Я жутко нервничаю, Гарик делает вид, что у него все под контролем. Впереди у нас шестнадцать часов перелета.

Уже на посадке вспоминаем про таблетки и несемся в аптеку. Там меня и застает звонок от мамы.

– Ты сегодня улетаешь? – спрашивает она севшим голосом.

– Что случилось?

Предчувствие беды падает, как огромный камень с высоты. Меня внутри подбрасывает от ударной волны.

– Папу арестовали, Ариша. Он пошел на очередной допрос, ему предъявили обвинение. Все очень серьезно. У Владека нет связи. Я не знаю, кому еще позвонить.

Гарик берет меня за руку, тянет к гейду. Я резко останавливаюсь, одергиваю руку.

­– Сейчас приеду, мам. Мы что-нибудь придумаем, – обещаю, потому что иначе не могу.

Новость ужасающая, она окончательно выбивает меня из нормы. Белецкий наклоняется, испуганно заглядывает мне в лицо. Должно быть, я побледнела.

– Что?

– Прости, я не лечу.

Глава 28. Повзрослела на целую жизнь

Следователь молодой и учтивый. Похож на известного актера, имя которого я не могу вспомнить.

Он задает вопросы и вбивает в компьютер ответы. Напротив нас стоит камера, она фиксирует разговор. Мы общаемся под протокол, я даю показания.

Два месяца назад папа переоформил на меня свою долю в компании. Законность отчуждения акций вызывает у старательного следователя сомнения.

В середине разговора на телефон приходит сообщение от Белецкого. Он на пересадке.

«Что там?»

Отвечаю емко:

«Меня допрашивают»

Он набирает – я сбрасываю.

– Отключите телефон, пожалуйста. Я отнесся к вашей ситуации с пониманием, проявите и вы, Эрин, уважение.

Улыбка следователя похожа на оскал. Актер, которого он напоминает, играл вампира. Четко вижу этот образ, но имя напрочь вылетело из головы.

– Конечно. Спасибо, что пошли на встречу, – говорю смиренно. Внутренний голос подсказывает в этом кабинете не протестовать.

Когда я приехала, папу уже увезли в изолятор, а у него с собой ничего: ни одежды, ни зубной щетки, ни лекарств. Мама не сообразила и примчалась из дома с пустыми руками. Нам сказали, что все можно будет передать, но завтра.

С мамой случилась истерика. Он же там голодный, холодный, без куска мыла и таблеток, которые все равно не принимает. Пока я успокаивала ее на ступеньках, наш следователь курил неподалеку и поглядывал, а потом предложил передать все необходимое. В расплату я дала ему показания без повестки.

– Нельзя разговаривать с обвинением без адвокатов, Арина! – ругается Белецкий, как только я перезваниваю. – Я сбросил тебе два номера. Сейчас же набери и договорись о встрече. Чем скорее вступит защита, тем больше шансов на мягкий приговор.

– Какой приговор? Это все подстава.

– Послушай, детка. Чем быстрей ты посмотришь правде в глаза, тем больше будет толку. Твоего отца обвиняют в махинациях с транспортными лицензиями и сокрытии налогов. Вменяют огромные суммы ущерба. Я смотрел статьи из обвинительного. Ему грозит до восьми лет. Звони адвокатам! И ни с кем больше не разговаривай, прошу. Только через них!

Я вздыхаю.

– Все счета арестованы, даже личные. Тут нам назначили бесплатного защитника.

– Ты меня слышишь?! – психует. Всегда орет, если я упираюсь. – Звони! Я оплачу услуги. И скажи отцу, что этим людям доверять можно, но больше никому.

Я кротко угукаю. Не в том положении, чтобы спорить, хотя мысль такая была. Я не хочу брать у него деньги, не хочу зависеть еще больше. Страшно. Уже зависима тотально. Живу с ним, работаю, сплю… Люблю так, что скоро дышать без него не смогу.

– Ты там один не справишься, – перевожу тему. – Вызывай Алекса.

– Он с сегодняшнего дня в отпуске. Инга прилетит, взяла билет.

– Инга? ­– переспрашиваю. – Чем она поможет?

– Не знаю. Типа поддержит, – в голосе раздражение. – Может мне вернуться? У тебя там черти что твориться, а я хрен знает куда улетаю.

Конечно, я отговариваю. Этот саммит крайне важен для его детища. Пропустить – упустить большие возможности, подвести команды двух компаний. Из-за меня? Нет, ни за что!

Гарик садится в самолет. Мы не успели нормально попрощаться в аэропорту и по телефону получилось скомкано. Но он переживает, пытается помочь. Я все больше убеждаюсь, что вчерашнее признание не было случайным.

Мама привозит вещи, я передаю их следователю. Мне не нравятся его улыбки в мою сторону, но надо пользоваться. После обеда мне выдают разрешение на завтрашнее свидание с папой. Оно будет проходить через стекло, как в кино.

Чувство нереальности происходящего не покидает ни на минуту. Я как будто на съемочной площадке криминальной драмы. Я еще не догадываюсь, что это сериал.

После встречи с адвокатом становится понятно, что все только начинается и закончится не скоро. В офисе проходят обыски. Владек и финансовый директор пропали, их телефоны выключены. Без их показаний бесполезно ходатайствовать, чтобы отца выпустили под домашний арест. Дела действительно плохи.

Я засыпаю поздно. Сплю тревожно, часто просыпаюсь. Гарик отписался, что прилетел и заселился в номер на сорок седьмом этаже. Совсем недавно мы с ним пошлили на тему лифта в самом высоком отеле, мечтали о красивом сексе с шикарными видами. Теперь он там один отсыпается после перелета, а я в своей детской спальне с розочками на стенах думаю о плохом. О хорошем не выходит.

Следующий день становится очередным испытанием. Череда встреч, звонков и неотложных вопросов держит в диком напряжении. Гарик шлет голосовые, а я не успеваю их слушать и отвечать.

Вечером мы с мамой сидим за столом. Я купила чай с бергамотом, заварила себе огромную чашку. Вдыхаю аромат и думаю о Белецком. Мы не разговаривали со вчера и меня ломает, как хочется услышать его голос. Но у него сейчас глубокая ночь, ему нужно выспаться перед выступлением.

За эти двое суток я повзрослела на целую жизнь. Впервые была на допросе, нанимала адвоката, ходила на свидание на территорию за колючей проволокой, проходила на входе досмотр…

Мама вздыхает:

– Я не переживу, если его посадят. Это все Владек со своей оптимизацией. Он привел финдиректора, а тот придумал, как сократить расходы. Раньше папа вел бизнес честно.

– Не пойму, почему Влад прячется?

Формально мой несостоявшийся жених такой же акционер, как и я. Право подписи было только у отца, вся ответственность на нем и бухгалтере.

Мама опять вздыхает:

­– Стыдно, наверное, что подвел. Он отца любит, как родного.

Смотрю на нее с жалостью: пятьдесят два года человеку, а разбираться в людях не научилась. Я скорей поверю в то, что Земля плоская, чем в то, что Владеку стыдно.

­– Он пять лет работал с папой, поднялся, благодаря ему, и бросил в беде. Подло, не находишь? Даже с адвокатом не помог.

У меня внутри все вскипает при мысли, что Влад причастен к аресту. Адвокат обещал выяснить, кто слил все схемы следствию.

– Ты передай Белецкому благодарность за помощь, от меня и от папы. Похоже, он хороший человек, – говорит мама, опустив глаза.

– Он самый лучший.

Мы переглядываемся. Она качает головой.

– Какое ужасное лето.

– Оно было прекрасным, просто рано закончилось.

Перед сном я так сильно тоскую по Гарику, что переслушиваю все его голосовые. Среди утренних нахожу одно, которое пропустила. В нем он спрашивает, как я себя чувствую. И тут я вспоминаю о купленных в аэропорту таблетках.

Вскакиваю с кровати, хватаю сумку и вытряхиваю на пол содержимое. Дрожащими руками нахожу упаковку. После близости на диване прошло сорок девять часов, а Белецкий говорил о сорока восьми. Вдруг теперь не поможет? Выпиваю сразу две таблетки. Беременность никак не входит в мои планы.