Росписи Покровской церкви (1802 год)

А что же Шергины? Пару столетий ‒ поколение за поколением ‒ жили наши предки, не покидая Барневских угодий. Помногу было детей у бывших поморов. У одного только Симона ‒ прародителя нашей ветки ‒ его потомок Дмитрий Никонов (соцсети подарили нечаянную возможность познакомиться с дальним родственником) в 2016 году насчитал более сотни потомков мужского рода. А если приплюсовать сюда и представительниц прекрасной половины человечества! Внушительная арифметика получается!..

В чудом сохранившихся после пожара церковных росписях Покровской церкви в Барневской слободе в 1802 году исповедовался и причащался Шергин Андрей ‒ сын Симона ‒ в возрасте 56 лет. А с ним супруга его Параскева Тимофеевна и дети: сыновья Алексей (34 года), Дмитрий (25 лет) да дочь Меланья (18 лет). Есть в этом семейном списке еще один сын ‒ Василий (30-ти лет). Вот именно от него и получила продолжение наша генеалогическая история: родился у него сын Федор, а у Федора ‒ Спиридон.

Когда моему прадеду Спиридону Федоровичу было всего 6 лет, в 1858 году проводилась десятая государственная ревизия (перепись), по которой в Барневской слободе среди 67 дворов проживало шесть семейств Шергиных. В переписной ведомости числилась и единственная семья Лукиных.

Не той ли зажиточной династии Лукиных, где в следующем поколении должна была появиться на свет моя бабушка Анастасия?..

‒ Ну и страна! ‒ подумал Штирлиц. ‒ Кругом одни «жиды»! Не о Польше ли думал легендарный киношный разведчик в старом советском анекдоте?

‒ Симпатичная еврейка, ‒ сказал сослуживец моего будущего мужа, рассматривая меня на фотографии в далеком Дрездене. Но это было гораздо позже.

А раньше?.. Советские 70-ые годы… Мне – 17 лет. В преддверие ноябрьских праздников ‒ переполненный ночной неуютный железнодорожный вокзал в областном городке. Жду поезда домой. Домой ‒ это в очередной целинный совхоз, куда уже без меня переехали родители с младшими братьями. Сколько же их было ‒ поселков и совхозов ‒ за мои небольшие, в общем-то, годы! Пассажиров (большинство ‒ студенты) так много, что притулиться к стенке и то сложно. А уж найти в ночное время свободное сидячее место на обшарпанной деревянной скамье ‒ вообще дело безнадежное! Уже час на ногах, а ждать еще около двух… Миловидная стройная девушка недалеко от меня тоже, очевидно, давно ждет своего поезда. Без надежды оглядываю переполненные скамейки, которые забиты сидящими мамашами, спящими детьми… А, если и есть где-то свободное пространство, то причина очевидна: пьяные грязные личности, режущиеся в карты, отпугивают своим видом даже самых смелых… Это после перестройки стали пускать на вокзалы только с билетами. Но тогда, кроме пассажиров, ночевали на вокзале и студенты, опоздавшие в общежитие, и лица без определенного места жительства. Иду в другой зал. Здесь немного свободнее, а один угол завален старыми столами: похоже, в привокзальном кафе делается ремонт. Прислоняюсь к стене. Народу прибывает. Очень много спортивного вида юношей… Очевидно, курсантов высшей школы милиции тоже отпустили на праздники домой. Несколько парней стаскивают верхние столы и рассаживаются на них. Успеваю занять место на ближайшем, а рядом втискивается в свободный промежуток та самая девушка интеллигентной внешности.

Мы разговорились, ‒ девушку звали Ядвигой. Имя показалось мне очень необычным. Она рассказала, что ее предки в 40-ые годы были депортированы из Польши в Казахстан. Но, что меня тогда озадачило, так это встречный вопрос. Ядвига спросила: «А разве ты не полька»? Когда я отрицательно покачала головой, добавила: «Очень похожа…». Тогда я не придала этому никакого значения. Тем более, за кого меня только не принимали в молодости: грузины за грузинку, чеченцы за чеченку, татары за татарку…

Вспомнила я про этот разговор гораздо позже, когда однажды матушка обмолвилась, что в ее роду когда-то была польская еврейка. Само это сочетание показалось мне каким-то надуманным. Да, и всегда мы все были русскими, а евреи ‒ это нечто совершенно другое. Евреи польские?.. ‒ Вообще понятие неведомое! Спустя много лет в омском краеведческом музее я совершенно случайно наткнулась на стенды о жизни польских евреев. Но как они оказались в Сибири в XVII веке? Где Польша, и где Сибирь?! Как вообще возник сам фразеологизм ‒ польские евреи?

История завела меня в 1264 год. Тогда, благодаря инициативе князя Болеслава Благочестивого, германским евреям была дарована грамота: она гарантировала неприкосновенность личности и свободу передвижения по всей польской территории. С этого времени и стал Краков прирастать немецкими евреями, основную часть которых составляли ашкенази ‒ субэтнос, сформировавшийся в Центральной Европе. Хотя, если судить по некоторым найденным в польских краях монетам XII века с чеканкой на иврите, евреи могли оказаться в Кракове и гораздо раньше: еще во времена первых крестовых походов. Но это уже совсем древность!.. Короче говоря, в XIII веке евреев в Польше было предостаточно!

Щедроты, дарованные Болеславом, оказались недолговечными. Уже через три года грамота князя под давлением церковного вече была дополнена ограничениями, как-то: евреи не могут расселяться на всей территории; им выделяется только один городской квартал с единственной синагогой; на одежде иудеев должны быть знаки принадлежности к нации; они не имеют права брать в слуги христиан, а христианам запрещается покупать у иудеев продукты… Ну и так далее!.. Чего только стоит предостережение, что ранимых и нежных поляков следует заботливо оберегать от кошмарных контактов с евреями!

Лишь через столетие Казимир III расширил число привилегий для еврейского населения. Что стало поводом такой доброты, теперь можно только предполагать. Романтично настроенные историки уверяют, что причиной неожиданной благосклонности стала красавица-еврейка ‒ одна из фавориток любвеобильного Казимира. Не простой фавориткой была еврейка Эстер: она подарила королю пятерых детей. Любопытно, что дочерей она воспитывала в традициях иудаизма. А незаконнорожденные сыновья стали прародителями известных дворянских польских династий.

Но существует и другая ‒ более прозаическая версия. Польша перед приходом к власти Казимира находилась в упадке. Катастрофически не хватало представителей среднего класса: ремесленников и купцов, основную часть которых составляло тогда немецкое население. Краков вообще наполовину состоял из немцев. Они были монополистами в области купли-продажи и производстве насущных бытовых товаров ‒ потому, беззастенчиво пользуясь своим положением, безмерно завышали цены и диктовали властям свои условия. А властителям, как известно, не нравится, когда им диктуют эти самые чужие условия! Вот и Казимиру III такой расклад не нравился. Выход нашелся! ‒ Евреи! Именно их позвал Казимир в столицу, предложив недурственные условия и уравняв в правах с христианами.

И стал Краков очень быстро разрастаться; и появился в Кракове обширный еврейский район Казимеж. Евреи все-таки народ благородный и благодарный ‒ вот и назвали свой район в честь Великого Казимира. Жили здесь люди по законам Талмуда, то бишь, по законам иудаизма. Очень скоро превратились евреи в конкурентов не только для немцев, но и для поляков-христиан. Неспроста же Западная Европа ранее почти изгнала евреев со своих территорий, принимая в отношении к ним жесткие законы и неподъемные налоги: слишком быстро евреи занимали прибыльные места, оттесняя местных жителей.

Позже и в Польше стали притеснять евреев, запрещая им получать многие городские профессии, но хотя бы жить в стране позволяли. Поскольку евреи весьма предприимчивые и приспосабливаемые личности, то они вскоре нашли еще один незанятый источник существования: посредничество. Другими словами, они заполнили недостающее связующее звено между крестьянами и горожанами; между шляхтой и, опять же, крестьянами. У сельчан евреи скупали оптом сырье и продавали с наценкой перерабатывающим предприятиям. Дальше запускался обратный процесс: скупка оптом готовой продукции и реализация ее в розницу…