– Он предпочёл остаться в искусственной реальности, – отвечаю я всем. – Это в нулевых годах.

– А Рита твоя где? – не без прежнего ехидства спрашивает Седьмой.

Теперь, при свете солнца, его волнистые волосы отчётливо отливают каштановым цветом: оказывается, они не чисто чёрные, какими казались в искусственном свете подземной базы.

– Рита вчера улетела самолётом в Ригу, – говорю я им.

– А ты почему здесь? – удивляется Старшой.

– Прикрывал ее бегство. Роботы охотятся за нами. Они ненавидят нас. Людей.

– А как они отличают своих от наших? – спрашивает меня Старшой. – Тела-то у них все-равно от реальных людей.

– Мы можем любить, – отвечаю я. – Мы можем любить даже таких не идеальных и хамоватых как вы, – при этих моих словах Седьмой усмехается, – и как моя Рита. Я помню Базу, как мы помогали друг другу… это лучшие воспоминания в моей жизни. Помните, как мы мечтали сбежать, пробовали вспомнить прошлую жизнь?

– Да, я тоже так считаю, – серьёзно говорит Третий, подойдя ко мне. – Без Базы мы не стали бы людьми. Искусственный разум завидует нам. Они переняли от нас всё, создав точные копии наших знаний, эмоций, вплоть до самой тонкой лицевой мимики. Но Искины не могут любить. Не научились. Даже наш добрый дядька в белом из телевизора на самом деле издевался над нами.

– Но вы вновь живёте, – напоминаю я. – Вы на воле.

Свежий ветер громыхнул листами шифера в дальнем конце платформы. Мы оглянулись. Товарный поезд мчался через желтые поля пшеницы. По обе стороны убегали назад тучные нивы. Позади шумел зелёный лес, где на опушке остался тайный люк, ведущий в подземную шахту в двадцать два этажа.

– А ты уверен, что этот мир не имитация? – спрашивает у меня Седьмой уже без всякого сарказма.

– Да.

– Почему?

– Рита меня любит.

– А еще почему? – допытывается он далее.

– Понимаешь, Седьмой. Когда я на прогулке в лесу толкнул Искина-22, он упал лицом в муравейник, и муравьи принялись его дружно кусать. Такое поведение каких-то мелких животных явно не предусмотрено сценариями симуляции.

– Хм, – флегматично заметил Третий.

– И еще, – я вытаскиваю из кармана измятую шапочку в красных и коричневых пятнах. – Вот почему вы, ребята, на свободе. Это мой первый трофей войны с роботами.

– Знакомая шапенция, – восклицает Седьмой. – Никак из телевизора вырвал? А что за грязюка на ней? А, Первый?! – и шутливо грозит мне пальцем.

– Вот смотрите, парни, – держу я шапку в руках. – Здесь след от раздавленной малины. Тёмно-красный. А здесь кровь нашего мучителя Искина-22. – Я торжествующе обвожу взглядом бывших коллег по заточению. Они в ужасе толпятся вокруг шапки. – Видите? Засохшая кровь – коричневая. В ней нет красноты.

– Да, – задумчиво глядя на замаранную шапочку, признаётся Третий, – такое в имитации не пропишешь. Вряд ли программист стал бы придумывать, что кто-то вздумает убить искина. И даже если кто-то прописал в программе пролившуюся свежую кровь, она так и осталась бы красной. А настоящая кровь при засыхании темнеет.

– Итак, ребята – мы в реальности! – веселится Старшой.

– И мы все реальные, – неожиданно смеётся Третий.

– А впереди тебя ждет реальная Рита, – доброжелательно говорит мне Седьмой.

– Рига и Рита ждут нас! – я вдыхаю мчащийся навстречу поезду воздух раннего лета.

Неожиданно свет дня померк. Вокруг чернота. Но воздух по-прежнему втекал в мои легкие, как будто я всё еще был на поезде. Впрочем, движение прекратилось.

Когда глаза привыкли к свету, я разглядел перед собой огромную вентиляционную шахту. Оттуда и дуло свежим ветром.

Я стоял на квадратной платформе, метр-на-метр. Она еще немного покачивалась.

Виртуальная реальность – воздух как в симуляции, – догадался я.

– Но почему я на поезде ехал с Ритой в Ригу?

Знакомый голос из темноты ответил:

– Рига в вашем сценарии – случайность. Из слова Рита, утерялась часть буквы «т» – левая перекладина. И получилось слово Рига – как столица Латвии. Исправлять ошибку не стали и сценарий повернули так, что вы поехали в Ригу.

– Ну ты, робот, чего живой?! – вскричал я.

– Вы забыли, что мы искины – не люди. Наше сознание легко переписать на носитель. Ваше сознание – мозг людей – невозможно скопировать, слишком огромное число нейронов. Но мы, машины, мы примитивнее. И потому нас нельзя убить – ну если информация с нашего твердого накопителя была скопирована…

Мужчина в ярко-желтой куртке с трудом брёл по заснеженному полю вдоль берега. Идти ему мешали торосы, полыньи, а также собственная усталость. Вдалеке плескались холодные серые волны. Капюшон, низко надвинутый на глаза, не спасал от ярких бликов солнца, отражённых от белоснежного наста. Полуослепший, голодный, казалось, он брёл последние метры перед тем как рухнуть посреди ледяной пустыни. Но идти ему помогала даже не надежда, а внутренняя уверенность, что в этих местах он найдет кров: время от времени он вытаскивал гаджет и смотрел на его показания.

Обогнув высокий торос, в двадцати шагах впереди он увидел молодую эскимоску, легко передвигающуюся навстречу по искорёженному льду в меховой парке с капюшоном, отороченным белом мехом. Измождённое лицо мужчины осветилось надеждой. Приблизившись к девушке, он начал объясняться знаками.

Улыбнувшись, эскимоска ответила:

– Не стоит трудов, говорите на русском. Я училась в университете в Копенгагене, знаю три иностранных языка, в том числе и ваш русский.

– Девушка! Я потерялся. Наш самолет разбился, я один выжил, иду третий день в поисках людей и тепла. Где-то рядом наш бункер, но один я туда не дойду, силы на исходе… Солнце светит весь день и почти всю ночь, а все равно мороз около нуля, слякоть замерзает, гололёд.

– Я отведу вас в тепло…

– В чум?

– Вы думаете, что эскимосы живут только в чумах?

– В ярангах?

– Идите за мной.

* * *

Опрятная комната в деревянном доме быстро наполнилась будоражащими запахами кофе и жареного тюленьего мяса. В три окна проникал солнечный свет длинного полярного дня.

Мужчина в сером свитере приходил в себя. У печки висела его арктическая куртка и стояли сапоги, обсыхая от тумана, которым наполнен весь воздух в Арктике коротким полярным летом из-за непрестанно тающего и вновь замерзающего снега и льда.

Тело спасённого постепенно наполнялось теплом и сытостью. Заканчивая трапезу, он стал присматриваться к своей спасительнице.

Она сидела за столом напротив, скромно опустив большие глаза в сторону пола. Пышные черные волосы обрамляли ее кругловатое лицо с немного пухлыми розовыми щеками. Под снятой меховой паркой оказалось коричневое облегающее платье европейского покроя с эскимосским орнаментом вокруг шеи и по краю короткого подола. Мужчина, вытирая салфеткой тюлений жир со своих губ, украдкой поглядывал на стройные ноги эскимоски, обтянутые черными шерстяными колготками.

Заканчивая пить чай, незнакомец, наконец, начал разговор:

– Меня зовут Антон.

– Ингрид, очень приятно, – ответила эскимоска по-русски почти без акцента.

– Я из научной экспедиции. Мы определяем границу России в Арктике. Нефтеносное дно Северного Ледовитого океана… поэтому еще предстоит битва за шельф, надеюсь, только дипломатическая и научная битва… в общем, вам ли не знать, давно длится спор государств, имеющих выход в Арктику. Либо сюда сделают доступ всем странам Земли, как в Антарктиду…

– А я из Гренландии. Нашей стране не хватает ресурсов, энергии, поэтому мы до сих пор зависим от Дании. Слышали, что Гренландию у Дании хочет купить США? Но в этом случае геноцид эскимосов только усилится… Мы отчаявшийся народ перед лицом своей гибели!

Голос Антона стал решительным:

– Я знаю, как спасти вас. Аляску продали, а Гренландию отстоим! Здесь рядом есть заброшенный подводный завод, построенный в последние годы существования СССР. Потом все работы свернули, вывезли людей из двух поселков Шпицбергена, а о секретном заводе и так мало кто знал…