– Кто? – ответила сова.
Через некоторое время она подлетела к своей миске и выпила ее содержимое.
Саймон встревожился. Вдруг он допустил ошибку? Собаки охотно сожрут яд, если его завернуть в стейк. Что, если аромат эликсира перебил запах опасных элементов?
В следующий миг он позабыл о своих тревогах. На экране высветилась информация о том, что корабль приближается к звезде с планетарной системой. «Хуанхэ» сбросил скорость, и через два дня они легли на орбиту шестой планеты гигантской красной звезды. Планета была земных размеров и имела пригодную для дыхания атмосферу, хотя содержание кислорода в ней было больше, чем на Земле.
Единственным искусственным объектом на планете была гигантская башня Клерун-Гоффов в форме сердца. Саймон несколько раз облетел вокруг нее, но, увидев, что она такая же гладкая, как и предыдущая, полетел дальше. Однако он так и не обнаружил признаков разумной жизни – никаких существ, которые бы пользовались орудиями труда, выращивали урожай и строили здания. Зато здесь была довольно любопытная животная жизнь, и Саймон решил изучить ее ближе. Он отдал кораблю приказ садиться и через несколько минут уже стоял на краю луга, на берегу янтарного моря.
Трава здесь была около двух футов в высоту, фиолетового цвета и увенчана желтыми цветами с пятью лепестками. По ним и над ними двигались около сорока существ пирамидальной формы футов тридцати в высоту. Их кожа, или хитиновый слой – Саймон не был уверен, что именно – были розовыми. Они передвигались на сотнях коротких ног, оканчивавшихся широкими круглыми лапками. На половине высоты их тела располагались глаза, по два на каждой грани, всего восемь, – огромные, круглые и светло-голубые, с длинными завитыми ресницами на веках. Вершину каждого пирамидального тела венчал розовый шар с двумя большими отверстиями на противоположных сторонах.
Было очевидно, что их рты располагались внизу, так как они оставляли за собой полосу скошенной травы. Он слышал работу жующих челюстей и урчание желудков.
Спрятав корабль в глубоком овраге за густым лесом, Саймон решил незаметно подкрасться к этим существам. Но фиолетовые твари в небе двигались к морю и, описав крутой поворот, по ветру устремлялись в его сторону. Эти были еще более диковинными, нежели существа, жующие цветы на лугу. Издалека они походили на цеппелинов, но у них под носом были два больших глаза, а на брюхе, примерно в двадцати футах от глаз, свернутые кольцами щупальца.
«Интересно, – подумал Саймон, – а как они едят? Наверно, странные органы на кончиках их носов и служили им ртами». Формой похожие на луковицы, они имели маленькое отверстие.
Прямо над небольшой луковицей виднелась еще одна дырка. Однако это был явно не рот, поскольку отверстие оставалось неподвижным. В задней части имелось еще одно отверстие, и еще, несколько меньших размеров, – на брюхе.
Их хвостовая часть была как у цеппелинов: огромные вертикальные рули и горизонтальные плоскости, но только поросшие по краям желтыми и зелеными перьями.
Саймон решил, что они должны иметь некий реактивный двигатель. Втягивая воздух через переднее отверстие, которое было жестким, они выталкивали его из заднего, которое то сжималось, то растягивалось.
Подлетев к лугу, огромные существа, снизили высоту. Испуская короткие резкие свистки, вожак стаи завис в тридцати футах над землей. Затем, пролетев между рядами пирамид, он запустил свой луковичный нос в отверстие в шаре одной из них. Края отверстия сомкнулись вокруг луковицы, крепко ее удерживая.
Все понятно – пирамида была живой причальной мачтой.
Через мгновение летающее создание отделилось от пирамиды, взяв курс прямиком на куст, за которым спрятался Саймон. Вслед за вожаком со свистом устремились его собратья. Пирамиды сбились в кучу лицами вовнутрь. Или все же наружу, как стадо коров, которым угрожают волки? Где вообще у них перед, если глаза у них со всех сторон и никаких лиц? Как бы там ни было, они явно заняли оборонительную позицию.
Подняв руки вверх, Саймон вылез из укрытия. Вожак цеппелинов возвышался прямо над ним, в его огромных глазах читалась настороженность. Он вытянул щупальца, но касаться Саймона остерегся. Тот, в свою очередь, когда цеппелин приблизился к нему, едва не был сбит с ног. Зловоние было ужасным, хотя и довольно знакомым. Предположение Саймона о методе передвижения цеппелинов подтвердилось. Вместо того чтобы всасывать в себя воздух и, сжав его неким органом, выстреливать наружу, цепеллины приводили себя в движение, выпуская кишечные газы. Эти газы производили их огромные желудки, коих у них, как у коровы, было несколько. Саймон предположил, что в желудках содержатся необходимые для выработки газа ферменты. В данный момент вожак, чуть подпрыгивая вверх и вниз, завис примерно в десяти футах над землей, выпуская из отверстия спереди газ для противодействия ветру.
Саймон стоял и слушал, как цеппелин что-то свистит ему. Вскоре он понял: свистки были своего рода азбукой Морзе.
Саймон сымитировал несколько точек и тире, чтобы показать, что он тоже разумное существо. После чего повернулся и зашагал к своему кораблю. Цеппелины увязалась за ним, летя над деревьями, и пронаблюдали за тем, как он вошел в корабль. Внутри он увидел на экране, как они парят над кораблем, трогая его своими щупальцами. Не иначе как решили, что это тоже некое диковинное живое существо.
На следующий день Саймон вышел на край луга. Живые причальные мачты вновь переполошились, и к ним вновь слетелись цеппелины. Но через несколько дней они привыкли к нему. С каждый днем Саймон подходил к ним все ближе и ближе. К концу недели ему даже было позволено прогуляться среди пирамид. А еще через несколько дней пирамиды исчезли. Он обошел местность, пока не обнаружил их на другом лугу. Очевидно, на первом лугу они съели всю траву и цветы.
Язык цеппелинов давался Саймону с большим трудом. Большинство из них днем были слишком заняты, чтобы поговорить с ним. С наступлением темноты они цеплялись к шарам на вершинах пирамид и оставались там до рассвета. Когда же они говорили – вернее, свистели – исторгаемое ими зловоние было почти невыносимо. Но потом Саймон выяснил, что пирамиды тоже могут свистеть. Вот только делали это они не ртами на их основаниях, а посредством одного из отверстий в шарах на вершинах.
Пирамиды тоже испускали зловоние, но его он мог терпеть, если стоял по ветру от них. Кроме того, будучи самками, пирамиды были болтливее и лучше подходили на роль преподавателей, обясняющих все особенности языка.
Саймон им понравился, потому что теперь им было с кем и о ком поболтать. Самцы, похоже, большую часть времени проводили за своими играми в воздухе. В полдень они спускались к пирамидам за едой, но долго не задерживались и бесед не вели. С наступлением ночи они приземлялись снова, но только ради ужина и короткого полового акта. После которого они обычно дремали.
– Мы для них просто вещи, – с обидой заявила одна самка. – Источники питания и удовольствия.
Шар на вершине самки был весьма любопытным органом. Одно из его отверстий представляло собой комбинацию швартовочного замка, соска, выделявшего питательную кашицу, и влагалища. Самки паслись на лугу, переваривали пищу и через сосок внутри шара кормили ею кончики носов самцов. В это отверстие также проникал тонкий и длинный, похожий на язык, половой орган самца. Отверстие на другой стороне шара было анусом и ртом. Оно сжималось и разжималось, издавая свистящую речь.
Саймон не горел желанием вмешиваться в супружеские дела этих существ. Однако, если ему хотелось получить информацию, он был вынужден продемонстрировать толику заинтересованности и сочувствия. Поэтому он просвистел вопрос самке, которую для себя окрестил Анастасией.
– Так и есть, – ответила Анастасия. – Мы делаем всю работу, а эти никчемные сукины дети весь день бездельничают и развлекаются.
Вообще-то Анастасия не говорила таких слов, как «сукины дети», но Саймон перевел их именно так. На самом деле она сказала что-то вроде «бздуны в буре».
