– Разве у вас на Земле так не делают? – удивилась его собеседница.

– Убийство младенцев считается преступлением.

– А как же вы боретесь с неконтролируемым ростом населения? – спросила она.

– Никак, – ответил Саймон.

– Ох, какое варварство!

Саймон переборол свое возмущение, когда шалтунианка объяснила ему, что средняя продолжительность жизни на Шалтуне составляет десять тысяч лет. Это стало возможным благодаря эликсиру, изобретенному около двухсот тысяч лет назад. Шалтуниане не блистали знаниями механики, техники или физики, зато были великими ботаниками. Эликсир был изготовлен из соков нескольких растений. Побочным эффектом этого эликсира было то, что шалтуниане редко болели.

– Надеюсь, теперь вам понятно, что нам необходимы средства для сдерживания роста населения, – сказала она. – Иначе через тысячу лет или даже раньше мы все будем стоять друг у друга на головах.

– Как насчет контрацептивов?

– Это противоречит нашим обычаям, – последовал ответ. – Они мешают получать удовольствие от секса. Кроме того, каждый должен иметь возможность родиться.

Саймон попросил ее разъяснить это, на первый взгляд, противоречивое заявление. На что она ответила, что у неродившегося ребенка нет души. Но младенец, который появился на свет, в момент рождения обретал душу. Даже если через несколько секунд он умирал, то все равно попадал на небеса. Более того, оно даже к лучшему, что он умирал, потому что в таком случае избавлялся от мук, страданий и скорбей жизни. Убить младенца – значит его облагодетельствовать.

Однако чтобы население не уменьшалось, один ребенок из ста должен выжить. Шалтуниане отказывались устанавливать строгий порядок, предпочитая полагаться на случай, который определял, кто будет жить, а кто нет. Поэтому каждая женская особь, забеременев, отправлялась в Храм Шалтун и садилась за стол рулетки. Там она выбирала номер, и если ее шарик попадал в ячейку со счастливым числом, она получала возможность сохранить ребенка. Святые крупье давали ей карточку со счастливым номером, которую она носила на шее, пока ребенку не исполнялся год.

– Колесо отрегулировано так, чтобы шансы были сто к одному, – пояснила Саймону его собеседница. – Обычно выигрывает казино. Но когда побеждает женщина, объявляется всенародный праздник, и она на один день становится королевой. Приятного в этом мало, так как большую часть своего счастливого дня она принимает парад.

– Спасибо за информацию, – сказал Саймон. – Я возвращаюсь на корабль. До скорого, Губнац.

– Я не Губнац, – сказала она. – Я Даннерникель.

Саймон был так потрясен, что не спросил ее, что она имела в виду. Не иначе как ему на тот момент отшибло память. Однако на следующий день он извинился перед ней.

– Ты снова ошибся, – сказала она. – Меня зовут Пуссилу.

Обычно все инопланетяне одной и той же расы казались землянам одинаковыми. Но Саймон пробыл здесь довольно долго и легко отличал одного от другого.

– У вас, шалтуниан, на каждый день разное имя, так что ли?

– Нет, – сказала она. – Меня всегда зовут Пуссилу. Но вчера ты говорил с Даннерникель, а за день до этого с Губнац. Завтра это будет Квимкват.

Именно эта необъяснимая вещь и вызвала у него беспокойство. Саймон попросил свою спутницу растолковать ему ее суть, и они отправились в соседнюю таверну. Напитки были за счет заведения, так как Саймон здесь подрабатывал, играя на банджо. Шалтуниане каждую ночь толпами приходили туда послушать его выступление. Его игра доставляла им огромное удовольствие, хотя и не была похожа на их родную музыку. По крайней мере, так они утверждали. Ведущий музыкальный критик планеты написал серию статей о гении Саймона. По его мнению, землянин извлекал из своего инструмента поразительную глубину и правду, и ни один шалтунианин не мог бы сравниться с ним. Саймон не более шалтуниан понимал, что хотел сказать этим критик, и все равно похвала была ему приятна. Впервые в жизни он удостоился доброго слова в свой адрес.

Они заказали пару кружек пива, и Пуссилу пустилась в объяснения. Она заявила, что счастлива за полчаса рассказать ему все, что знает, но будет вынуждена говорить очень быстро, чтобы уложить все подробности в короткое время. Ровно через тридцать минут она уйдет. Саймон ей нравился, хотя и был не в ее вкусе. Кроме того, у нее было назначено свидание с мужчиной, с которым она встречалась в обеденный перерыв. После того, как Саймон услышал ее объяснение, он понял, почему она так торопится.

– Разве у вас, землян, не существует ротации предков? – спросила Пуссилу.

Саймон поперхнулся от растерянности, опрокинул свое пиво и был вынужден заказать еще один бокал.

– Что это, черт возьми? – спросил он.

– Это биологический, а не сверхъестественный феномен, – ответила она. – Полагаю, у вас, бедных и несчастных землян, этого нет. Но в теле каждого шалтунианина имеются клетки, несущие память о конкретном предке. Самые ранние предки находятся в анальной ткани. Самые недавние – в мозговой.

– Ты хочешь сказать, что каждый индивид носит с собой память о своих пращурах? – удивился Саймон.

– Да, именно так я и сказала.

– Но не кажется ли тебе, что со временем у человека просто не будет в теле достаточно места для всех предков? – сказал Саймон. – Подумай сама. С каждым новым поколением число предком удваивается, вам скоро не хватит места для их хранения. У тебя есть два родителя, у каждого из них было по два родителя, и у каждого из тех – тоже по два. И так далее. Всего пять поколений, и у тебя шестнадцать прапрапрадедов и прапрапрабабок. И так далее.

– И так далее, – согласилась Пуссилу. Она посмотрела на часы, висевшие на стене таверны. Ее соски моментально набухли, а резкий запах спаривания стал еще ядренее. Фактически, вся таверна провоняла им. Саймон не чувствовал вкуса своего пива.

– Не забывай, если вернуться на тридцать поколений назад, то у всех, ныне живущих, будет много общих предков. Иначе вся планета в наше время была бы просто забита людьми. Их было бы как мух на навозной куче. Но есть еще один фактор, который сокращает количество предков. Клетки тех из них, что были сильными, яркими личностями, выделяют химические вещества, которые растворяют более слабых.

– Ты хочешь сказать, что даже на клеточном уровне, как и в природе, выживает сильнейший? – удивился Саймон. – Что всем правит эгоизм?

Пуссилу почесала зудящую промежность.

– Так оно и есть. С этим никогда не было бы никаких проблем, если бы этим все и ограничивалось. Но в старые времена, около двадцати тысяч лет назад, предки начали борьбу за свои гражданские права. Они заявили, что несправедливо запирать их в крошечных клетках лишь с их собственными воспоминаниями. Мол, они имеют право выбраться из своих клеточных гетто и пользоваться всеми благами плоти, в состав которой они входят, но не могут участвовать.

После долгой борьбы они добились уступок, получив право на равное время. Вот как это работает. Человек появляется на свет, и до достижения половой зрелости его тело принадлежит лишь ему одному. В течение этого времени предок говорит только тогда, когда к нему обращаются.

– И как вы это делаете? – уточнил Саймон.

– Это ментальный феномен, детали которого ученые еще не выяснили до конца, – ответила Пуссилу. – Некоторые утверждают, что у нас имеется нейронная цепочка, которую мы можем включать и выключать силой мысли.

Беда в том, что предки тоже могут ее включать. Раньше они сильно досаждали бедолагам, в телах которых обитали, но теперь они могут открыть любой канал лишь по просьбе своих «хозяев».

В любом случае, по достижении половой зрелости, каждый человек должен дать каждому предку – ему или ей – один день в полное распоряжение. Такой предок полностью овладевает телом и сознанием носителя. Сам носитель по-прежнему получает один день в неделю для самого себя. Тогда вперед выходит он сам. Впрочем, по этому поводу по-прежнему немало брюзжания. Когда раунд завершен, цикл начинается снова.