Он был убежден, что приближающийся к нему корабль – это корабль Хунхоров, и что он движется на перехват «Хуанхэ». Это было единственное разумное объяснение, почему их корабль не изменил курс, хотя было видно, что это неизбежно приведет к столкновению. По всей видимости, Хунхоры намеревались помешать ему известить другие миры о том, что они сделали с Землей.

Саймон нажал на педаль акселератора и вдавливал ее в пол до тех пор, пока стрелка спидометра не подползла к правому краю датчика. При этом он резко крутанул руль, отклоняя корабль влево. Незнакомый корабль моментально изменил курс и последовал за ним.

Тихий гул двух машинных залов перерос в пронзительный визг. Анубис страдальчески взвыл, сова, ухая, принялась летать кругами. Саймон сунул в уши затычки, но те были бессильны спасти его от жуткого воя. Не смог он отключить и совесть. Где-то в одной из Вселенных пяти измерений живое существо терпело адовы муки, чтобы он мог спасти свою шкуру.

Через десять минут истошные вопли внезапно смолкли. Вот только Саймону не стало от этого легче. Это лишь означало, что звезда умерла, лишившись своего огня, лишившись, по сути, каждого атома своего тела. Он замер в ожидании. Вскоре крики возобновились. Привод отыскал очередную жертву, звезду, которая всего минуту назад мирно и счастливо паслась на космических лугах.

Вскоре два корабля уже находились на одной и той же плоскости. Но теперь корабль Хунхоров шел где-то позади «Хуанхэ». Из-за черноты, что тянулась следом за ним, Саймон не мог видеть его на заднем экране. Где-то в этом конусе был и корабль Хунхоров. Или все-таки не был? Чисто теоретически, ничто не могло существовать в непосредственной близости от корабля, движущегося со скоростью 69Х. Но одно космическое судно могло идти вслед за другим. Правда, преследователя в это время не существовало. Тогда где же он был? В шестом измерении, утверждали теоретики. Но тогда все, что шло в кильватере преследователя, должно было существовать в седьмом измерении, а любое судно в его кильватере – в восьмом, и так далее.

Большинство теоретиков это объяснение вполне устраивало. Количество измерений было бесконечным, как был бесконечным и числовой ряд. Однако гениальный индийский математик, доктор Утапал, заявил, что предел все-таки существует. При помощи уравнения, столь непонятного, что оно осталось недоказанным, Утапал продемонстрировал, что верхним пределом является девятое измерение. (Что было нижним пределом, никто не знал.) Когда к процессии присоединялся четвертый корабль, возникал эффект транспонирования, в результате чего третий корабль внезапно оказывался перед первым. В научных журналах это получило название «Неизбежный Сдвиг трансизмерений», но в частных разговорах именовалось гипотезой: «Ты схватил меня за яйца – я хватаюсь за твои».

Внезапно взвыла сирена контрольной панели, и на экране замелькали красные сигнальные огни. Саймон встревожился еще больше. Прямо перед его кораблем маячил космический буджум.

Буджум был схлопнувшейся звездой, чья гравитационная воронка всасывала любой приближающийся к нему объект. Фактически гравитация там была столь велика, что с ее поверхности не мог вырваться даже свет. Однако приборы корабля могли обнаружить возмущения, привносимые им в локальную пространственно-временную структуру.

Буджумы были чем-то вроде люков в канализационной системе трансизмерений. Или прорезью в колесе многомерной рулетки. Все буджумы в этой Вселенной были входами в другие миры, и если корабль затягивало в один из них, он мог навсегда затеряться в лабиринте бесчисленных связей. Или же, если его экипажу везло, то судно могло выбросить назад в эту Вселенную.

Корабль Хунхоров стремительно сокращал расстояние. Медленному грузовому кораблю было трудно уйти от него далеко вперед. Единственным спасением Саймона, нравилось ему это или нет, было добровольно нырнуть в буджум. Он сомневался, что капитан корабля Хунхоров рискнет последовать за ним.

Еще миг, и он нырнул в полную черноту. Никаких звуков не было. Все вокруг как будто замерло. Спустя долгие часы, которые наверняка длились всего несколько минут, – если бы в этом месте существовало время, – ему показалось, что он тает. Пальцы рук и ног удлинялись и одновременно утрачивали былую форму. Его голова свешивалась на одну сторону, поскольку шея вытянулась куда-то далеко-далеко. Она свалилась на бок и продолжала падение. Она пролетела мимо его тела, затем мимо пола и, наконец, провалилась в бездонный космос. Саймон попытался было поднять руку, чтобы схватить ее на лету, но его рука не смогла ничего нащупать на протяжении бесконечных миль.

Кишки изящно выплыли из его тела, и спустя какое-то время обвились вокруг его головы, которая все еще продолжала падать. Вкус у них был говенный. Анус подпрыгивал на кончике его носа. Печень вклинилась между головой и ухом. Он не знал, какое это ухо, потому что понятия не имел, какая сторона правая, а какая левая, где верх, а где вниз, что находится внутри, а что снаружи.

Он решил, что его голова падает не то влево, не то вправо, он же пытался поймать ее не той рукой. Одна из его рук не желала вытягиваться, поэтому он перенаправил все свои усилия на нее. И схватил нечто похожее на язык Анубиса, длинный, осклизлый орган. Ощупав его по всей длине, он отдернул руку. Либо язык у пса вырос, либо Анубис превратился в сплошной гигантский язык. Саймон тут же пожалел, что пошевелил рукой. Казалось, будто он наощупь пробирается по собачьим кишкам. Что-то коснулось тыльной стороны его ладони, что-то пульсирующее, отчего по его телу пробежала вибрация. «Сердце Анубиса», – подумал Саймон. Он не стал убирать руки, и когда сердце начало выскальзывать, сомкнул вокруг него пальцы. Это был единственный узнаваемый предмет в этой ужасной Вселенной. Саймон был вынужден вцепиться в него, чтобы не сойти с ума. Только собачье сердце спасало его от чувства одиночества, только оно дарило ощущение безопасности. Только оно не меняло форму.

Во всяком случае, так он подумал в самом начале. Увы, в считанные секунды оно выросло в размерах, а его пульсация участилась. Саймону оставалось лишь надеяться, что пес не околеет от сердечного приступа.

Внезапно они оказались среди звезд. Саймон чуть не завопил от радости. Они прорвались! Им не придется вечно скитаться, подобно Летучему Голландцу, по черным бесформенным морям буджума.

Саймон поспешно разжал пальцы. Нет, он сжимал вовсе не сердце Анубиса. Это был его пенис.

Извинившись перед псом, Саймон попросил компьютер проверить близлежащие звезды. Тот ответил, что судно находится в неизведанной части Вселенной. Саймону было все равно. Бездомный скиталец не может заблудиться, и для него все галактики хороши.

Саймон велел компьютеру вывести корабль в ближайшую галактику и поискать обитаемую планету. Отдав распоряжение, он пошел в капитанскую каюту и, чтобы успокоить нервы, налил себе щедрую порцию рисового вина. Беда с китайским спиртным заключалась в том, что им было трудно напиться. Через несколько минут после того, как он пропустил первый стакан, Саймон решил, что ему срочно нужен еще один. Неудивительно, что древние китайские поэты писали свои вирши, не просыхая.

Запершись в каюте, Саймон смог расслабиться, немного поиграв на банджо. Корабль шел со скоростью всего в 20Х, поэтому доносившийся из машинных отделений гул звучал довольно приглушенно и не действовал на нервы. Но Саймон все равно был вынужден играть за закрытыми дверьми, потому что при звуках банджо Анубис начинал выть, а у совы они вызывали дизентерию. Их реакция уязвляла чувства Саймона, но вышло из этого и кое-что хорошее. По аналогии он задним числом выяснил, почему его концерты всегда удостаивались плохих отзывов. Если животным было муторно от его игры, значит, в каждом музыкальном критике, скорее всего, тоже сидел зверь.

Прошла неделя по корабельному времени. Саймон изучал философию и китайский язык, готовил еду для себя и своих спутников и убирал за псом и совой.

Затем, однажды, в разгар завтрака, взвыла сирена. Саймон бросился в командный пункт и посмотрел на экран панели управления. В переводе с китайского слова на нем сообщали: «Приближается солнечная система с обитаемой планетой».