Максим Ильич только делал вид, что записывает выступление директора, на самом же деле рисовал чертиков с выпученными глазами, на тоненьких ножках. Вычертил и товарный вагон с надписью: «Кровельное железо».

Надо было бы ему промолчать, а завтра сочинить нужный документ и в «рабочем порядке» уговорить Николая Федоровича дать свою подпись. Может, и теперь еще не все потеряно? Как знать! Максим Ильич подрисовал к вагону с кровельным железом еще три, как вдруг услышал такое, что его даже бросило в жар. Николай Федорович обратился к членам комитета:

— Завтра после занятий начнем разбирать завалы. Раз так решаем, — ни одного дня не будем терять.

36

В субботу утром Максим Ильич вызвал Сафара и Анатолия. Он по секрету им сказал, что собирается на охоту и может их взять с собой.

Вторая половина дня для ребят тянулась бесконечно долго. Отпроситься у мастера нельзя, и так подозрительно посматривает в их сторону Антон, а ему не соврешь. Максим Ильич строго наказал никому из ребят не болтать о предстоящей поездке.

Занятия кончились. Не заходя в общежитие, Анатолий и Сафар побежали на квартиру Максима Ильича. Все было готово к выезду, — ружье, складные удочки и три заплечных мешка. В прутяной корзиночке дремала подсадная утка.

Выехали из Ленинграда поездом, сошли на полустанке и через полчаса ходьбы оказались на опушке молодого леса. Уже вечерело, пора было подумать о ночлеге. В деревню решили не заходить, — ночевать под открытым небом, ночь будет теплой. В стороне от дороги протекала узкая, но довольно глубокая речка с песчаными сухими берегами. Максим Ильич оставил Анатолия рыбачить, а сам с Сафаром отправился за хворостом в лес. Вернулись они быстро, раскинули палатку, разложили костер.

Анатолий зачерпнул в котелок воды и не сводил глаз с гусиных перышек — поплавков. Брали окуни и серебристые узкие рыбешки — подъязки, как объяснил Максим Ильич. Минут через сорок котелок был полон. Рыбу потрошили все, но приготовление охотничьего ужина Максим Ильич никому не доверил. Когда вода закипела, сначала кинул в котел несколько очищенных картофелин и лавровых листков, добавил луковку, перца и только потом уже бросил рыбу, чтобы не разварилась.

В одном из мешков оказались клеенка, миски, ложки, хлеб. То ли уха была приготовлена умело, то ли ребята проголодались на свежем воздухе — трудно сказать, только Сафар съел две миски.

После ужина Максим Ильич закурил трубку. Ребята с удовольствием легли отдохнуть на пахнущий весной ельник.

Майская ночь коротка, но было еще темно, когда Максим Ильич разбудил подростков. Сложив палатку, закинув за спину мешки, они выбрались на дорогу. Рассвет застал их в зарослях на берегу залива. В дымке, ярко освещенной солнцем, величаво вставал из воды город-остров Кронштадт. Недалеко от берега, оставляя позади почти недвижимую косу черного дыма, шел в Ленинградский порт пароход. Максим Ильич без труда отыскал в прибрежном кустарнике два шалаша, рядом покачивался легкий челн.

— Прячьтесь в шалаш и не шумите. Птица весной особенно осторожная.

В шалаше было тесно. Ельник щекотал шею, залезал в рукава. Сафар ежился, но терпел. От непривычного сиденья на корточках у Анатолия болели ноги, но и он не решался оторваться от «глазка», проделанного в стенке. Да и стыдно ему было признаться, что устал. Максим Ильич еще в вагоне говорил: «Настоящий охотник должен уметь часами сидеть в засаде и не выдать себя. Зверь и птица в лесах, близких к большому городу, всегда настороженны».

Привязав бечевку к «ногавке» на ножке «утки-зазывалы», Максим Ильич пустил ее в воду. Утка радостно плавала, ныряла, выбирая что-то съедобное на дне, и совершенно не обращала внимания на пролетавших мимо птиц. У ребят закралось сомнение в охотничьих качествах подсадницы. Наконец, утка наелась и распелась, да еще и как! Подозревая ловушку, птицы пролетали мимо. Однако подсадная пела так искусно, что вот от одной из стай оторвался красавец-селезень, но, прежде чем сесть на воду, несколько раз пролетел над шалашом. Обманщица плавала и звала. Не выдержал селезень. Размахивая крыльями, опустился на воду.

Анатолий и Сафар не понимали, почему Максим Ильич медлит. Им хотелось его поторопить, но, помня про запрет, они молчали. Анатолию думалось, что Сафар слишком громко дышит, еще спугнет селезня, и Анатолий тихонько ущипнул товарища.

Селезень поверил обманщице, играл с нею, забыв осторожность. Максим Ильич поднял ружье, не торопясь прицелился, выстрелил. Селезень взлетел. Сафар от огорчения громко вздохнул: какой досадный промах. Но селезень поднялся только до кроны высокой сосны и с раскрытыми крыльями упал в воду.

— Утонет! — прошептал Анатолий.

— Сиди, — сердито остановил его Максим Ильич, — пока солнце разогреет землю, может подсадница еще приворожит.

Обманщица, довольная, что попала на залив, беззаботно плавала и озорно звала селезней из пролетавших мимо стай.

Максим Ильич отполз. Сафар передвинулся на его место, взял ружье. Первого селезня он спугнул, зато второго сбил на лету. Даже старый охотник крякнул от удовольствия. Ничего не скажешь, удачный выстрел! Стрелял и Анатолий, но промахнулся.

В воде уже плавали четыре убитые птицы, когда Максим Ильич вылез из шалаша. За ним выбрались и ребята».

— Поезжайте оба, — сказал Максим Ильич, чтобы ребята не спорили между собой.

Сафар, отталкиваясь шестом, направил челн к подсадной утке.

В молодом ельнике охотники сделали последний привал. Ребята с удовольствием скинули заплечные мешки и повалились в траву. Максим Ильич вынул из кисета манок из гусиного перышка, продул и тихонько свистнул. Где-то в глубине ельника ему ответили. Вот в кустах мелькнула сероватая птица с черными пятнами на крыльях и вылетела на небольшую полянку. Прыгая с кочки на кочку, рябчик с любопытством поворачивал голову по сторонам, ища, откуда идет этот приятный зазывной свист.

Сафар схватил ружье. Но Максим Ильич не дал ему прицелиться:

— Весной, парень, рябчиков не бьют. Такой закон у охотников.

Сафар не сводил глаз с беззаботно прыгающей на полянке птицы:

— Только одного рябчика. Никто не узнает. Мы ведь здесь одни. Кто докажет?

— Совесть, — сурово сказал Максим Ильич и надел чехол на ружье.

Усталые вернулись с охоты Сафар и Анатолии в училище. Смотреть на убитых селезней собрались ремесленники со всех комнат. Сафар, подражая Максиму Ильичу, медленно и степенно объяснял:

— Вот крайний селезень, что с сизой шейкой, это широконосик.

— И верно. Какой у него широкий клюв, — радостно подтвердил Иван.

— А это, — Сафар поднял на руке красивую птицу с острым носом и хвостом, — шилохвост.

И Анатолий хотел себя показать бывалым охотником:

— Максим Ильич чуть было крякву не подбил. Это утиный царь, красивый такой, сам сизый, клюв зеленый… Юные охотники рассказали и про рыбную речку, где окуни стоят в очереди за червяком.

Не могли понять сверстники Сафара и Анатолия, почему те оказались такими счастливыми, почему это именно их, а не других учеников Максим Ильич взял на охоту, тем более, что они не отличники. У Анатолия были две двойки за контрольные работы. На эти вопросы не могли ответить и сами участники охоты…

Известие, что правительство разрешило восстановить старый корпус, взбудоражило ребят. Педагогам с трудом удавалось наводить порядок в аудиториях и мастерских. Ребята придумывали десятки уважительных причин, чтобы убежать со своего рабочего места. Они собирались в умывальных комнатах, возле инструментальных кладовых, на лестницах. Еще не умея правильно положить кирпич, они уже мечтали о скоростных методах.

Еще до первой перемены в старом корпусе казались разгороженными проломы и ходы со стороны двора. Николай Федорович приказал выставить вахтерский пост. Любознательность подсказала подросткам иные пути — более опасные. В полуразрушенное здание ребята стали проникать из чердачного окна общежития, спускаясь по пожарной лестнице. Можно было наглухо забить окно, выходящее на крышу, но кто поручится, что не будет новая лазейка, еще более опасная?