– Лиам! – Эби окликнула меня в коридоре на первом этаже, едва я успел выйти из аудитории. – Привет.
Она подошла ко мне вплотную – так близко, что я невольно смутился. Она излучала аромат сладковатого, но не приторного парфюма, губы покрыты персиковым чуть блестящим бальзамом, серебряное колечко вернулось на привычное место.
– Не хочешь пообедать на улице? – улыбнувшись, спросила она.
Мы уселись на газоне, на заднем дворе школы. Я достал из рюкзака термос с кофе, печенье и контейнер с сэндвичами. У нее был только кофе.
– Ты на диете? – спросил я, открывая пачку с печеньем.
– Нет. Я с трудом встала к первому уроку, так что не успела собрать обед.
– Тогда угощайся, – я протянул ей сэндвич. Она улыбнулась, и я подумал, что, кажется, я не единственный, кого можно подкупить едой.
– Он не заставлял меня.
Она жевала сэндвичи говорила вполне непринужденно, однако я слышал едва уловимое волнение в ее голосе.
– Когда мы с Диланом только познакомились, я не знала, чем он занимается. Он рассказал мне спустя полгода отношений. Мы тогда сильно поссорились. Меня дико злило, что его руки в грязи и что он столько времени скрывал от меня это.
– Настолько злило, что ты решила и свои руки окунуть в грязь? – ехидно спросил я, чем заслужил толчок в плечо. – Ладно, извини, продолжай.
– Мы не разговаривали почти две недели. Он постоянно звонил мне – я не брала трубку. Приходил к моему дому – я не открывала дверь. Потом все-таки простила. Уговаривала его бросить, но он уверял меня, что это временно, что ему нужны деньги на колледж, потому что стипендию он увидит разве что во сне.
– А как же родители?
– У них не самые образцовые отношения. После окончания школы он хочет уехать и забыть их имена. В общем, Дилан пообещал мне, что бросит это, как только заработает достаточно денег. Он занимается этим уже почти два года, но, как видишь, денег пока недостаточно.
– Ситуация в его семье – это ужасно, конечно, но вовсе не оправдывает его. Теперь объясни мне, как ты ввязалась во все это?
– У них в банде раньше был парень по имени Чакки. Он следил за тем, чтобы никого не было поблизости, когда тот парень поставляет товар, и был готов прикончить любую белку, пробегающую мимо.Но… Прошлой зимой Чакки попал в автокатастрофу и погиб.
– И теперь его роль играешь ты?
– Можно и так сказать. Дилан попросил меня помочь всего раз. Я долго сопротивлялась, но все-таки прогнулась и согласилась. Потом еще раз, и еще, и еще. Так прошло полгода, я закрепилась на месте Чакки. Поверь, я хочу завязать с этим, но пока не могу. Теперь и мне нужны деньги.
– То есть, ты тоже продаешь эту… это…
– Нет. Правда, нет. Я только, скажем так, обеспечиваю чистоту дела и за это получаю часть выручки от продажи товара.
Я смотрел в ее глаза и ощущал, как мой разум одурманивает запах ее духов. Эби сделала глоток кофе и сморщилась от солнечных лучей, пронзивших ее глаза.
– Почему я должен верить тебе?
– Потому же, почему я вообще рассказываю тебе об этом – у тебя нет других вариантов. И я очень надеюсь, что это останется нашей тайной.
– За это не волнуйся, я умею держать язык за зубами.
Эби улыбнулась, но мне казалось, что улыбка была немного грустной. Мы жевали сэндвичи и молча смотрели то друг на друга, то по сторонам. В моей голове промелькнула мысль: что если она озирается, пытаясь убедиться, что никто не видит нас вместе? Почему-то я не решился спросить об этом у нее напрямую, но, если мне не изменяет память, это был первый и последний раз, когда я допустил такое предположение.
– Зачем ты пошел туда? – спокойно спросила Эби.
– Я же объяснял тебе, что хотел показать тебе, кто он есть на самом деле. Ну, Дилан. Я ведь не знал, что ты с ними заодно.
– Звучит так, словно я помогаю им уничтожить планету.
– То, что они продают, уничтожает людей. И ты к этому причастна.
– Сколько еще раз ты повторишь это?
– Просто до сих пор не могу в это поверить. Кстати, почему ты была без этого? – я указал пальцем на свой нос, но она поняла, о чем я.
– Ты имеешь ввиду кольцо? Я снимаю его каждый раз, когда мы идем на дело. Оно привлекает лишнее внимание. Если нас заметят, одной из главных особых примет моего лица назовут именно кольцо.
– Не думал, что все так сложно.
– Это одна из немногих деталей, которые нужно учесть, если занимаешься чем-то… Скажем так…
– Незаконным. Да, я понял, о чем ты.
– Почему мне так стыдно перед тобой за то, что ты видел вчера…
– Тебе не должно быть стыдно. Это часть твоей жизни, и я не в праве тебя осуждать. Хотя, если честно, очень хочется.
– Я ведь сказала, мне нужны деньги. Как только у меня будет нужная сумма, я оставлю это.
– Я могу спросить, зачем тебе деньги?
Эбигейл заглянула мне в глаза, но, казалось, будто она проникла в мой разум. Несколько мгновений мы сидели в полной тишине – я даже не доставал новое печенье из пачки – и пристально смотрели друг на друга. До конца обеденного перерыва оставалось несколько минут.
– Я хочу осуществить свою мечту. И для этого, как ни странно, нужны большие деньги. Только суть не в них. Суть в том, что я испытаю, когда она осуществится.
– Много тебе еще нужно?
– Не очень. Не знаю, почему, но думаю, что могу тебе доверять. Так что скажу по секрету, у нас намечается крупное дело. Я получу неплохие деньги за него, потом мне нужно будет еще немного… В общем, если все пойдет по плану, до Рождества я соберу необходимую сумму.
– Никакого Рождества, – проглотив последнее печенье, уверенно произнес я. – Я помогу тебе достать деньги, и ты прекратишь этим заниматься. Пойдем, через пару минут звонок.
Пока я складывал термос и контейнер в рюкзак, Эби яростно убеждала меня, что ей не нужна моя помощь. Но я ее почти не слушал, ведь принял твердое решение – я сделаю все возможное, чтобы она как можно скорее исполнила свою мечту.
Я предложил проводить Эби после школы, но она, усмехнувшись, сказала, что я переоцениваю наши отношения. Убедив себя, что Эби вела себя так, лишь потому что рядом была Моника, я пошел домой один. Уже на полпути я осознал, что домой меня мог подбросить Скотт. Зато я погулял на свежем воздухе. Хотя, на самом деле, этот день отличался изнуряющей жарой, так что плюсов было мало.
Уставший, медленно бредущий домой я снова вспомнил свою борьбу. В моей памяти всплыло лицо девочки, которую я часто встречал в клинике, когда мама привозила меня на процедуры. Эта девочка была младше меня, ее звали Шэрон. Мы познакомились в тот день, когда меня ожидала первая химиотерапия. Она была совсем малышкой, но говорила очень хорошо, выговаривая все буквы. Мы с мамой сидели на диване в коридоре, перед кабинетом, и меня пробирала жуткая дрожь. От страха я не плакал, но, если честно, очень хотелось. Тогда ко мне подбежала та самая девчонка: из-за отсутствия волос на голове, лицо казалось очень большим. Она широко улыбалась, огромные голубые глаза блестели, в руке таяло мороженое в рожке. Подбежав ко мне вплотную, она остановилась и, все еще улыбаясь, уставилась на меня. На мгновение мне показалось, что она отключилась, ибо признаков жизни она совершенно не подавала. Но девочка резко моргнула, словно очнулась, протянула мне маленькую ручку и громко крикнула:
– Шэрон Смит!
Я вздрогнул, испуганно взглянул на нее, осторожно сглотнул слюну и повернулся к маме, моля о помощи.
– Думаю, тебе стоит тоже представиться этой юной леди, – шепотом произнесла она.
В очередной раз осознав свою беспомощность, я наклонился к девочке, протянул руку и едва заметно улыбнулся.
– Меня зовут Лиам Байатт.
Шэрон крепко сжала мою руку и потрясла в воздухе. Она была настолько жизнерадостной, что я невольно подумал: «Она слишком счастливая, чтобы находиться здесь».
– Ты хочешь мороженое, Лиам?
Она протянула мне рожок; шоколад на кончике в считанные секунды готов был капнуть на пол. Я осторожно лизнул растаявший шоколад, предотвратив аварию, и благодарно кивнул. К нам приблизилась женщина в белоснежной блузке и темно-синей юбке-карандаш.
