– Извините, я совсем не успеваю следить за ней, – смущенно проговорила женщина, пытаясь взять дочь за руку.

– Вам не за что извиняться, у вас прекрасная малышка! – моя мама всегда была добродушна с незнакомцами. Это довольно-таки просто, ведь еще не знаешь, что кроется внутри человека. – Хотите присесть?

Женщина улыбнулась и приняла приглашение. Пока мамочки болтали, Шэрон показывала мне браслеты, которые лежали в ее маленьком рюкзачке. Я до сих пор помню один из них – на резинке, состоящий из мелких оранжевых и бежевых бусин и искусственных морских раковин. Она рассказывала, откуда у нее каждый из браслетов: этот мама купила в торговом центре на прошлой неделе, этот бабушка прислала из Лондона, этот обменяла у девчонки через два дома. Рассказ о каждом сопровождался широкой улыбкой, не менее широко раскрытыми глазами и амплитудными взмахами маленьких ручек. Узнав, что мне одиннадцать, девочка немного засмущалась, после чего вернулась в прежнее расположение духа и гордо произнесла, что ее подружки сыпью покроются от зависти, когда узнают, что она завела такого большого друга.Рассказав мне еще несколько историй – о салате, приготовленном для мамы из банана и картошки фри, и о разбитой коленке пару недель назад – и еще несколько раз угостив меня мороженым, Шэрон пальчиком попросила наклониться поближе и сказала мне на ухо:

– Не заводи подружку. Скоро я вырасту, мне тоже будет одиннадцать, и тогда я буду твоей подружкой.

То, насколько она была милой, растопило мое сердце. Я улыбнулся и согласно кивнул.

Вернувшись домой, весь вечер я провел возле зеркала, ожидая, когда мои волосы начнут выпадать. Тогда я до сих пор не верил, что у меня рак.

Мама сказала, что Шэрон четыре года и у нее рак крови – лейкоз; миссис Смит узнала об этом на втором году жизни дочки.

Все эти годы, пока я был болен, я встречал Шэрон в клинике. Каждый раз она рассказывала мне все новые и новые истории, крепко обнимала, а иногда даже танцевала для меня. И при каждой нашей встрече она спрашивала, не завел ли я подружку.

Я очнулся от своих мыслей, когда был в нескольких метрах от дома. Мне стало стыдно за самого себя – Шэрон было уже десять, но я не видел ее почти год, с тех пор как выздоровел. Острое желание увидеть эту девочку настолько сдавило мою совесть, что я прошел мимо своего дома и направился в клинику.

Оказавшись возле входа, я понял, что могу не застать Шэрон здесь, ведь время процедур уже закончилось. Я поднял голову и осмотрел здание – все такое же, белое и стерильное, полное слез и разочарований, с щепоткой радости. Я положил ладонь на ручку двери, сделал глубокий вдох и вошел внутрь.

– Здравствуйте, – я подошел к администратору мисс Купер, симпатичной девушке лет тридцати, выглядевшей максимум на двадцать семь.

– Добрый день, – мягко ответила она и оторвалась от журнала регистрации, который заполняла. – Лиам! Что ты здесь делаешь? Я даже не знаю, можно ли сказать, что рада снова видеть тебя в нашей клинике.

– Не стоит, это прозвучит немного странно, – я улыбнулся и, почему-то, очень захотел обнять ее.

– С тобой все в порядке? Надеюсь, ты здесь не потому что…

– Нет, спасибо, все хорошо. Я абсолютно здоров. Я ищу кое-кого. Могу я узнать, здесь ли Шэрон Смит?

– Да, – тихо произнесла она, и по голосу я понял, что с Шэрон что-то не так. – Она теперь… что-то вроде нашего постояльца.

– Она в стационаре? – Мисс Купер кивнула. – Ей стало хуже? Боже, как давно она там?

– Думаю, Шэрон сама тебе расскажет. Она будет рада видеть тебя, Лиам. Палата двести четырнадцать. Проводить тебя?

– Нет, что вы. Я помню вашу клинику вдоль и поперек. Спасибо.

Я направился в сторону стационара. Остановился на месте. Подумал, что стоило бы принести ей чего-нибудь вкусненького. Тут же поймал себя на мысли, что ей, возможно, установили запреты в еде. Решил узнать наверняка и принести что-нибудь в следующий раз.

Среди десятков дверей я нашел ту самую, с табличкой «двести четырнадцать». Я тихонько постучал и приоткрыл дверь. Шэрон – совершенно такая, какой она осталась в моей памяти – сидела в постели, жевала мармелад и что-то читала. Увидев меня, она замерла: челюсть отвисла, кусочек мармелада выпал из пальцев.

– Лиам! – радостно вскрикнула она. – Это ведь ты?

– Привет, Шэрон. Я могу войти?

–Конечно! – она суетливо убрала книгу и мармелад с постели. – Садись!

Я присел рядом с ней, и девочка тут же заключила меня в своих крепких объятиях. От нее пахло клубничным мармеладом и лекарствами.

– Я так рада, что ты пришел, – шепотом сказала она. – Ты все такой же мягкий.

– Извини, что не приходил к тебе так долго. После того, как я вылечился, я еще год не выходил из дома.

– Совсем-совсем? Даже в магазин? Кто же приносил тебе вкусности?

После этого я понял, почему мы когда-то подружились.

– Мама всегда приносила мне что-то вкусное. Но сейчас я могу ходить в магазин сам. Как твое здоровье?

– Все отлично, – не слишком уверенно вымолвила она. – Вот, это теперь мой дом.

Шэрон обвела рукой по палате. Повсюду висели постеры с разными знаменитостями, на тумбочке лежала стопка журналов, рядом книга и небольшой сувенир в виде фарфоровой кошечки, на полу удобно расположился махровый прикроватный коврик.

– Давно ты сюда переехала? – осторожно спросил я.

– Полгода назад.Только я почти не помню, как это произошло. У меня тогда был шок. Но мама говорит, что я кричала от боли ночью, и меня привезли сюда.

– Тебе и сейчас больно?

– Нет. Прямо сейчас нет. Но иногда бывает. – Она вгляделась в мое лицо и улыбнулась. – Ты такой взрослый.

– Ты тоже очень выросла. Хотя и осталась такой же малышкой. Что ты читаешь?

Она взяла с тумбочки книгу и протянула мне, широко улыбнувшись, как она умела. На темно-зеленой обложке голубыми буквами было написано название. «Виноваты звезды».

– Мне нравится, она классная. Я ее уже третий раз перечитываю.

– Когда я был в твоем возрасте, она мне тоже нравилась.

– А сейчас? – удивленно уточнила Шэрон.

– Сейчас мне почти семнадцать. И я прочитал слишком много классики, чтобы называть эту книгу отличной.

– Зря ты так, – она забрала у меня книгу, вернула ее на тумбочку и состроила наигранную обиду на лице. – Хочешь мармелад?

– Нет, спасибо. Разве тебе можно сладкое?

– Конечно. Я люблю сладкое. Только мне нельзя его слишком много. Что-то там происходит с сахаром в крови и потом происходит еще что-то… В общем, я в этом не разбираюсь.

– Правильно. Когда я болел, я тоже не хотел разбираться, как именно рак убивает меня.

– Ты не боишься снова заболеть? – она смотрела на меня в упор и хлопала длинными ресницами.

– Конечно, боюсь. Я бы не хотел снова испытать то, что со мной было. Но мне сказали, что рецидив исключен.

– Это правда. Мама говорит, что хорошие люди всегда выздоравливают. А ты хороший парень, поэтому вылечился.

– Ты тоже будешь здорова, Шэрон, я уверен.

– Я знаю, – она снова широко улыбнулась.

Мы оба понимали, что это чистая ложь.

Тем же вечером в своей комнате я жевал яблоко и смотрел новый сериал на «Нэтфликс», когда в мою комнату с шумом ввалились Скотт и Лоуренс. По глазам Скотта, я сразу понял, в чем дело.

– Очередная гениальная идея? – усмехнувшись, спросил я.

– Почему я слышу сарказм в твоем голосе? – Скотт уселся рядом со мной на кровати. – Ладно, думаю, ты заберешь свой сарказм обратно, когда услышишь мой гениальный план.

– Как человек заранее осведомленный, хочу отметить, что план, действительно неплох, – Лоуренс так же присел рядом.

– Итак, дорогой Лиам. Думаю, ты прекрасно помнишь, какой день послезавтра, в пятницу. Одиннадцатое сентября.

– Да, не поверишь, я помню, что у меня день рождения.

– В общем, план такой: нужно устроить вечеринку, пригласить Эби, пригласить Дилана, а потом реализовать тот план, о котором я рассказывал тебе позавчера.