– Спасибо вам. – Тихо сказал Джерри Паркер ломаным голосом. Тревога исказила его лицо, сделало неровным, как асфальт под нашими колёсами.

– Не стоит. Это ваша дочь?

– Кто, Рейчел? – Мой вопрос сильно удивил мужчину. – Нет. Но я знаю её с детства. Можно сказать, вырастил собственными руками. Я дружил с её отцом много лет, но он погиб. Как и её мать, и старший брат. – Воспоминания огнём скорби вспыхнули в его глазах, глядящих вперёд, но ничего не замечающих. – Это было давно.

Больше я не стал ничего спрашивать. Казалось, любые слова покажутся неуместными, неправильными, как сама смерть.

– Из-за чего случился пожар? – Надломленным голосом спросил наш пассажир.

– Старая проводка. – Буркнул Уэйд, не отрываясь от дороги. – Вы давно её меняли?

– Давненько. – Выдохнул Джерри всё напряжение вместе с чувством вины. – Всё никак денег не хватало. Мы пока держимся, но не гребём деньги лопатой, чтобы делать ремонт.

– А зря. Если бы вовремя заменили проводку, то ничего этого не было бы и ваша…

Но Уэйд заткнулся, встретившись со мной взглядом. Не время было отчитывать несчастливца за то, что тот мог бы предотвратить. Порой, обстоятельства сильнее нас, разве нет?

На дорогу ушло не больше пяти минут, но в скорбном молчании оно растянулось будто на целый день. Когда Джерри Паркер открыл дверцу и выбрался из кабины с проворством молодого легкоатлета, я чуть было не скользнул за ним следом в непонятном желании узнать, что стало с той женщиной, которую я завернул в свой китель, которую нёс на руках. Но вовремя опомнился.

– Надеюсь, с ней всё в порядке. – Взамен бросил я, но мои надежды мне самому показались до неприличия бездушными.

Мистер Паркер только кивнул в ответ и, снова поблагодарив за доставку и за какое-никакое спасение своей пекарни, засеменил в сторону главного входа Провиденс Медикал. Наша работа была закончена. Наше маленькое звено той длинной цепи оторвалось и поехало своей дорогой.

Логан нашёл меня в горизонтальном положении, по-свойски сбросил мои ноги в ботинках с застеленного одеяла и присел на кровать.

– Ты в норме?

– Хотелось бы думать.

– Что на тебя нашло сегодня? Ты никогда не пасуешь в нужный момент.

Я слегка оскорбился подобным замечанием, потому что не думал, что спасовал. Словно прочитав мои мысли, Логан добавил:

– Ты стоял, как истукан, и пялился на скорую, когда остальные тушили пожар. Что произошло?

– Ничего. Просто та женщина… стало её жаль.

– Всех их жаль… Но это не должно мешать нам выполнять нашу работу.

Я кивнул, сознавая, что в данный момент со мной разговаривает не друг, а мой лейтенант.

– Пошли завтракать. – Сменив гнев на милость, Логан хлопнул меня по бедру. – Олсен готовит свои бесподобные сырные лепёшки.

– Буду через минуту.

Но в желудке не было свободного места для лепёшек Олсена, только пустота при воспоминании об обугленном лице Рейчел и запахе горелой кожи.

Белый свет потолочной лампы ослепляет, выжигает сетчатку щипками. Приходится оставить лишь щёлки, чтобы не потерять зрение. Первое, что чувствую – нестерпимая боль во всём теле, но кожа на лице и спине так и полыхает, словно по мне проходятся раскалённым утюгом. С иссохших губ срывается стон, похожий на скулёж раненого животного. Так пищал соседский пёс, когда его переехала машина.

В глазах темнеет от невыносимого жара, и яркий свет тут же затягивается пеленой. Уж лучше ослепнуть от сияния ламп, чем погрязнуть в этой тёмной пучине мучений. Я порываюсь встать, но чьи-то заботливые руки снова укладывают меня.

– Тебе нужно лежать, – говорит знакомый, ласковый голос, и я подчиняюсь ему.

Когда дымка рассеивается, как бывает после того, как резко встанешь с дивана, я вижу у постели Джерри. Моего милого Джерри, который глядит на меня выпученными рыбьими глазами. Никогда бы не подумала, что его маленькие глазёнки могут так широко раскрываться. Весь всколоченный, его трясёт. Эта дрожь передаётся мне через руку, которой он сжимает мою ладонь.

– Что случилось? Где я?

– В пекарне был пожар. – Напоминает Джерри, и я начинаю припоминать, как огонь устроил пирушку прямо на кухне «Поппи». – Ты чудом уцелела.

Глаза привыкают к белизне стен и невыносимо ярким лампам, и я понимаю, что лежу в больнице. Туловище стянуто чем-то мягким под больничной рубашкой. Правая сторона лица жжётся, словно я упала лицом в кактус. Что-то липнет к щеке банным листом к разгорячённому телу.

– Пекарня… – шепчу я. – Джерри, она сгорела?

– Кое-что уцелело. – Пытается улыбнуться он, но в улыбке ни доли радости. – Но ты не должна сейчас об этом думать. Тебе нужно позаботиться о себе.

– Я пыталась. Пыталась потушить огонь, Джерри, но всё случилось так быстро. Прости меня. Ради бога, прости…

– Даже не смей. – Строго прервал мои стенания Джерри, с напором вдавливая моё тело обратно в подушки, потому что я норовила снова встать и мчаться. Куда? – Ты ни в чём не виновата. Наоборот, это я должен просить у тебя прощения. Всё из-за меня. Я ведь знал, что пора заменить проводку, но пожалел денег. Я старый идиот, по вине которого ты чуть не погибла.

– Так дело в ней? В проводке?

– Так сказал один из пожарных.

– Помню, как загорелась розетка. Как огонь побежал по проводу. Я так испугалась.

Джерри принялся утешать меня, хотя ему самому не помешало бы утешение. Дело всей его жизни обернулось пеплом. Десять лет он холил и лелеял «Поппи», как дитя, которого у него никогда не было. Даже боюсь представить, что осталось от белых кирпичных стен и деревянных подвесных полочек, когда-то сплошь уставленных белыми и розовыми бегониями. Джерри не признавал других цветов, потому что его жена обожала их медовый запах и веретено нежных бутонов. Осталось ли что-то от столиков, за которыми само время замирало, пока покупатели останавливали ежедневную беготню и усаживались с чашкой кофе и выпечкой с пылу с жару. Я потеряла сознание до того, как увидела финал огненной феерии. Но кухня точно пропала, её не вернуть. Джерри придётся начинать с нуля.

– Пока врачи возились с тобой в реанимации, я связался со страховой. Хорошо, хоть об этом позаботился. – Печально хмыкнул Джерри, глядя в пустоту. – Но выплаты не покроют капитальный ремонт. Может, удастся уложиться хотя бы в материалы, но на рабочих не останется ни цента. Придётся восстанавливать всё своими руками, а на это уйдут месяцы. За это время мы разоримся. Не знаю, что делать, Рейчел.

– Мы обязательно вернём «Поппи». Что-нибудь придумаем, вот увидишь.

– Ну, не время сейчас думать о пекарне. На повестке дня ты и твоё здоровье.

Я прокрутила диалог к самому началу и выудила из него то, что засело в голове страшным приговором.

– Ты сказал, я была в реанимации?

– Да, милая. По дороге твоё сердце… остановилось. Парамедики дважды запускали его. Доктор сказал, это всё последствия шока. Твоё сердце просто не выдержало такой боли. Мне так жаль, Рейчел.

Сложно поверить. Мысль о том, что я на мгновение побывала за порогом смерти и вернулась, словно забыла ключи, не укладывалась в голове. Та была забита, как шкаф всяким хламом, и для другого там попросту не осталось свободного места.

– Тебе обработали ожоги, вкололи какие-то там антисептические, чтобы не возникло инфекции. И обезболивающие.

– Видно, они плохо справляются со своей задачей, – слабо улыбнулась я. – Потому что боль просто адская.

– Позвать доктора? Попрошу вколоть ещё дозу…

Джерри умчался по коридору искать доктора, который позаботился обо мне, обеззаразил раны и спрятал их под мягкие, но такие неудобные бинты. Грудь сдавливали кольца марлевой ткани. Боюсь представить, во что превратилась моя спина, раз больно даже лежать. Я повернулась на бок, чтобы не касаться поверхности кровати, но легче не стало. Огонь в спине волновал меня не так сильно, как на лице. Правая щека вопила болью. Хотелось содрать повязку и расчесать её ещё сильнее. На кого я стану похожа, когда ожог заживёт? Вылитый Франкенштейновский монстр. Что скажет Остин? Наверняка, Джерри уже сообщил ему, и он мчится в больницу. Не знаю, хочу ли его видеть. Вернее, не знаю, хочу ли, чтобы он видел меня.