Антибиотики разных видов обнаружились в следующем ряду шкафов. Сеп велел взять по две коробки каждого вида, а потом погнал Бакли искать таблетки, которые, по его расчетам, тут тоже должны были где-то быть. Сеп не ошибся, таблетки отыскались в последнем ряду шкафов.

— Как жаль, что вас всего двое, — проворчал Сеп. — Будь моя воля, я бы упер отсюда гораздо больше. Бакли, очень тяжело?

— Терпимо, — отозвался Бакли, поспешно увязывая флаконы и коробки в рюкзаки. — Даже еще место осталось.

— Хорошо, что осталось, нам же еще инструменты понадобятся. Оставь сумки пока что здесь, и пошли дальше.

Автоклавную удалось отыскать не сразу, но когда нашли и вошли, Бакли испытал следующее потрясение. Сверкающие лотки, в которых лежали бесчисленные новехонькие шприцы; лоточки с иголками; зажимы и прочее, прочее, прочее… Бакли, поспешно сгребая всё подряд, ощущал, что у него начинает словно бы что-то гореть в груди, и вдруг сообразил, что. В груди у него сейчас горела и плавилась наигорчайшая обида! Чем он сам хуже врачей, которые тут работают?! Чем хуже его бедные пациенты, чем те, с которыми работают эти неведомые врачи?!

— И это всего лишь амбулатория, поликлиника, — словно подслушав его мысли, сказал Сеп. — Это даже не больница, Бакли. Мне жаль, парень…

— Почему тебе жаль? — не понял Бакли.

— Потом объясню. Поищи трубки, пожалуйста. Они тут точно должны быть. Из такого прозрачного материала, гибкие, разного диаметра, покороче и подлиннее. Потом надо будет найти шовный материал и иглы. Ты шить умеешь?

— Швы накладывать? Ну… приходилось, — осторожно ответил Бакли. — Я простой иглой, конечно.

— Простой? — опешил Сеп. — Простой швейной иглой?

— Ага. Специальные только акушерам положены, — пожал плечами врач. — Святость жизни и всё такое. Для них кое-что дают. Но я туда не попал бы, сам понимаешь. Там же одни бабы только работают.

— Почему?

— Потому что неприлично, — пояснил Бакли. — Потому что с тётками по женской части работают только тётки.

— Ясно, — кивнул Сеп. — Идиотизм. Ладно. Всё, что можно было взять, мы взяли. Идем, посмотрим иглы, и надо двигаться обратно. Время дорого.

— …обратно мы через окно. В общем, идем мимо, а эти два идиота стоят, и до сих пор пялятся на витрину, прикинь? Там еще полисы подъехали, и они все вместе стоят и втыкают, чего это она разбилась, — со смехом рассказывал Шини. — Как будто дел у них важнее нет.

— Лихо, — одобрил Фадан.

— Вот сейчас начнется уже точно «лихо», — Шини помрачнел. — Бакли сказал, что ему нужно будет помогать. Ты, Фадан, для этого не подойдешь. Бонни устала. Поэтому помогать, видимо, буду я.

— Но ты же справишься, правда? — спросила с надеждой Бонни. — И Бакли справится?

— Они сказали, что должны, — Шини погрустнел. — Хорошо хоть ему не больно сейчас. Сам сказал. Я спросил, он сказал, что нет, не больно. Дышать только трудно.

— Но ведь Бакли это исправит, да? — Фадан нахмурился.

— Сказал, что постарается. Ладно, пойду я к ним, что ли. Руки только вымою.

…Три дня Аквист лежал пластом, несмотря на лечение. Его лихорадило, температура держалась высокая, и чувствовал он себя отвратительно. Просыпался на короткое время, и почти сразу снова засыпал. Сеп успокаивал всех, объясняя, что это в порядке вещей, что раневому каналу надо очиститься, а организму — справиться с воспалением, но за эти трое суток все, конечно, перенервничали и измучились не хуже Аквиста. К общему удивлению, больше всех переживал Фадан — Аквист потом признался, что за эти три дня услышал от него больше хороших слов, чем за последние три года.

Бакли, по словам Сепа, справлялся «на отлично». Руки у него и впрямь оказались хорошие, память цепкая, а выдержка — выше всех похвал. Еще Бакли досталась отдельная похвала за наблюдательность и внимание. Например, он заметил, что первый антибиотик, который предложил Сеп, не действует так, как должен — антибиотик они поменяли, и дело очень быстро пошло на лад.

— Молодец, просто молодец, — хвалил своего ученика Сеп. — Я ведь один раз сказал, какая должна быть динамика. А ты запомнил. И сопоставил то, что я говорил, с реальной картиной. И сделал правильный вывод. Так держать, Бакли. Лет за десять я сделаю из тебя более ли менее приличного врача восьмого класса.

— За десять?! Но почему так долго?! И что такое восьмой класс?..

— Это низший практикующий полевой класс. А ты думал, в сказку попал? Всё, неуч, похвалил — и будет. Иди, работай.

Утром четвертого дня Аквист проснулся от уже слегка позабытого ощущения — ему ужасно хотелось есть. Просто-таки зверски хотелось. И голова, против собственных ожиданий, оказалась совсем даже не тяжелой, мысли прояснились, температуры больше не было.

Аквист тихонько сел на постели и огляделся.

Рядом, на стуле, дремал Бакли, дальше, на широкой кровати, спали Фадан и Шини. Спали прямо в одежде, поверх покрывала. Только Бонни не было, видимо, она ночевала у себя, в женской комнате номера.

— Молодец, парень, справился, — Сеп возник из ниоткуда и присел на ручку кресла рядом со спящим Бакли. — Что ж, с боевым крещением тебя.

— Ну, спасибо, — Аквист улыбнулся. — То есть я теперь точно не умру?

— Точно, — заверил Сеп. — Пулю советую носить с собой. Говорят, работает как амулет.

— Да?.. Ну ладно. Сеп, а что такое крещение?

— Я тебе потом расскажу. Как себя чувствуешь?

— Есть ужасно хочется, — признался Аквист. — Я бы, наверное, целого вельша съел. И надо маме позвонить!.. Я же несколько дней не звонил, они, небось, волнуются.

— Шини звонил, сказал, что ты в экспедиции подхватил апчихит, а еще упал, и ободрал плечо. Так что за маму не переживай, и за отцов тоже. У них всё в полном порядке. Насчет еды что-нибудь придумаем. Сейчас разбужу Шини, и спросим, что у вас есть перекусить.

Перекусывать всем подряд, однако, Сеп не позволил, но уже через пятнадцать минут Аквист и Шини сидели в общей комнате и завтракали кашей с сыром, запивая её лхусом с молоком.

— Ну мы и перепугались, — Шини осуждающе покачал головой. — Жуть… зато видел бы ты, как мы с Бакли ходили лекарства для тебя тырить! Два рюкзака приперли, представляешь? Для одного тебя! В жизни не подумал бы, что столько всего надо, чтобы кого-то на ноги поставить. Но ведь сработало!.. Ты ешь, ешь, не отвлекайся.

— Да я ем, — успокоил Аквист. — Вы молодцы… но что нам делать дальше?

— В смысле? — не понял Шини.

— Они ведь забрали оба диска, — огорченно ответил Аквист. — У нас только аккумулятор остался.

— Значит, надо найти этих гадов, и диски отобрать, — пожал плечами Шини. — Тем более что они не знают, что с ними делать.

— Знают, — ответил Аквист. — Они даже про аккумулятор знают. И сказали, что он им не нужен. Почему не нужен?

— Вот проснется Фадан, и пусть думает, он же у нас мозговой центр, — решил Шини.

— А в книгах этих что было, из-за которых вы там сидели? — вспомнил Аквист. Эти дни ему было не до книг, но сейчас всё постепенно становилось на свои места.

— Опять же, Фадан. Только он их читал, нам с Бонни некогда было. Сеп и Бакли объявили, что мы с ней санитары, и заставляли работать за себя. Дежурить, за температурой следить, и всё такое… — Шини зевнул. — Аквист, давай в тебя больше не будут стрелять, а? Ну, пожалуйста! Знаешь, как спать до сих пор хочется?

— Это уж как получится, — Аквист помрачнел. — Они ведь хотели изнасиловать Бонни. Как бы я мог…

— Они — что?! — Шини аж подпрыгнул на стуле. — Она ничего не сказала!

— Ты же знаешь, что это позор, — Аквист помрачнел еще больше. — Конечно, не сказала. Как там было в Канонах? Грязная мысль пристает не хуже грязи, а грязное слово…

— …пачкает душу хуже, чем грязное дело, — закончил Шини. — О, святые угодники… бедная девочка… а ты?..

— А я дал одному деятелю по имени Сун ногой в пах, — ухмыльнулся Аквист. — Про этого я слышал, как Бонни вам говорила. Что ему боль снимают.