Секреты в поселке — что вода в худом корыте. В середине дня в очередях уже говорили, что к Мамаевым пришли племяш и племянница, что мать их, такая-эдакая, бросила, что проводница успела кому-то сказать, будто чужая женщина сажала их в поезд. «Приняли Мамаевы-то?» — «А у них дома лишних не бывает!»
Жили Мамаевы в деревянном восьмиквартирном доме, хотя и называли его «избой». В одной комнате — сами, в другой — дочь Валентина, к ней и приспособили потом Татьяну с Сашкой, а в третьей — сыновья. Вечерами у сыновей в комнате играла радиола, там собирались мальчишки со всего поселка, и тетя Поля никогда их не выгоняла, даже осенью, в грязь.
Она нигде не работала. С женской работой в Буреполоме вообще трудно: освободится где место, на него сразу двадцать заявлений. Тем более что образования у тети Поли было четыре класса. Весь доход теперь шел от дяди Коли. А семья — пять душ, причем дети на выросте. Выручало хозяйство: три дойных козы, десяток курочек-несушек, огородик. И еще шила тетя Поля, но по-простому: чертежей она не знала, фасоны присматривала в кино у артисток, а обмер делала на глазок. Каждая копейка была на счету, и нельзя сказать, чтобы семья питалась сплошь нажаренным и напаренным на сливочном масле, — только и было одно достоинство, что обеды тети Поли всегда были вовремя и свежесготовленными.
А тут еще двое прибавились, и на какой срок — неизвестно. Тамару искать — что ветра в поле. Но на отца детей, на Юрия Торопова, дядя Коля все же письмо написал: с него полагались алименты, и потому искать его были обязаны. Потом месяц прошел, весна наступила, лето, и вот уже козы линять стали — дело к осени.
А ребята уже стали к семье прирастать.
Купили им новые ботинки, справили одежду, стали отучать от грехов. Они же дикие пришли. Сашка однажды схватил водочную бутылку и на глазах у всех хлебнул из горлышка. Тетя Поля обмерла. «Она только вначале горькая, — сказал Сашка, — а потом ничего». У Татьяны еще больший грех был: брала деньги. «Ты что же хочешь, чтобы в доме ключи завелись?» — сказала ей тетя Поля. Лупить их никогда не лупили. Николай Поликарпович и своих-то ни разу в жизни не щелкнул, а наказывать приходилось. Потом начала тетя Поля делать с Сашкой специальную гимнастику. У него от рождения что-то с правой рукой случилось, она была сухонькая и слабая. Сядут все обедать, чуть отвернутся, а ложка у него уже в левой. «Ешь правой!» — скажет дядя Коля, как всегда, строго. Сашка положит ложку на стол и заплачет.
Разницы между своими и чужими детьми Мамаевы не замечали. Как-то зашла соседка со второго этажа, Лидия Ивановна, а тетя Поля компот варит: у Татьяны день рождения. Справляли первый раз в ее жизни. Человек двадцать детей было. От Тамары с Юрием, конечно, ни весточки. А ребят уже словно бы подменили. В магазин пойти, коз встретить, полы помыть или посуду — они тут как тут. И всегда с охотой. Не зря стали в поселке говорить, что приемыши у Мамаевых сами себя обиходят. И уже никто в поселке не звал их Тороповыми, а только Мамаевыми. «Мамай, на рыбалку пойдешь?» — самих не видно, из-за забора только удочки торчат. «А клев хороший?» — это уже Сашка отвечает. «Пахомыч сказывал, с утра клевало!» — «Иду! Только посуду домою!» Очень Сашка пристрастился к рыбалке, как и все Мамаевы. А Татьяна начала шить.
И какая-то ласка у них появилась, которой не было прежде. Захворает тетя Поля, они к ней и так, и эдак, и голову гладят — ластятся. Когда положили ее в больницу, Татьяна к ней прорывалась: то в окно влезет, то мимо старшей сестры прошмыгнет.
Однажды ночью, вернувшись из больницы, проснулась тетя Поля — муж не спит. «Ты чего, Николай?» — «Плоха ты, Поля. Надо ребят сдавать в детдом». Поняла она: потому Николая совесть мучает, что Татьяна с Сашкой с его стороны…
Через год пришла пора собирать Татьяну в школу. Ни метрики, ни документов при ней не было. Пошел Николай Поликарпович к тогдашнему директору Александру Вениаминовичу, тот и сказал: «По букве закона, товарищ Мамаев, принять не могу, но отказать по человечности тоже не имею права». Сашку потом принимал уже другой директор, потому что Александр Вениаминович умер, его хоронил весь поселок. В школе детей поставили на бесплатное питание, выдали им новые пальто и валенки, а на лето дали путевки в пионерлагерь. Ничего этого Мамаевы у школы не просили.
На Тамарин след наткнулись совсем неожиданно. Приехала в Буреполом погостить чья-то родственница, заболела и попала в больницу. Разговорилась с соседками по палате, те ей про Мамаевых рассказали, а она и говорит: «Ой, бабоньки, знаю я одну Тамару, которая детей бросила, я с ней вместе работала! Она мне даже их фотографию показывала!» Сказали об этом тете Поле. Она одела детей и привела их в больницу. Та женщина сличила Татьяну и Сашку с тем, что о них помнила, и говорит: «Они!» Вот так и узнался Тамарин адрес: город Тавда, улица Каратунка, 63. Николай Поликарпович тут же написал ей письмо: так, мол, и так, гнилая твоя душа, ты хоть адрес свой не скрывай, а то, случись что с детьми, и сообщить-то некуда! Ответ от Тамары пришел такой, что, мол, по гроб она будет благодарна Николаю, но взять детей сейчас не может. А следом — четыре бандерольки с трусиками, маечками и платьицем для Татьяны. Все это оказалось мало́, тетя Поля потом перешивала. И больше от Тамары ничего не было, если не считать еще одного письма с дороги, когда однажды она проезжала мимо Буреполома: «Заехать не могу, нет денег», и ни слова про Ирку, жива — не жива, хоть гадай на картах.
Юрия нашли спустя полгода. И опять не через розыск, а люди помогли. Прислала какая-то женщина письмо в каракулях: «Берите своего подлеца, он мне такой не нужен, и пишите на него в министерство, ведь он партейный». И дальше — адрес: Чимкент, улица Шолохова, дом 159. Судя по письму женщины, работал Юрий механиком на автобазе и не то учился, не то уже заканчивал сельскохозяйственный институт. И еще кое-что было написано, о чем узнали соседи, через соседей Татьяна, а через нее весь поселок, потому что она всем говорила: «Мой папка опять вышел взамуж!» В Чимкенте Юрия, видать, крепко взяли в оборот, и он написал Мамаевым письмо: деньги высылать буду, а в скором времени и сам приеду за детьми. «Для Саши, — написал он, — я уже отхлопотал место в детском садике, так что не волнуйтесь». Видно, и для Юрия время остановилось, ведь Сашка был во втором классе.
И может, за неделю до того, как гром грянул, дядя Коля и тетя Поля строили свои планы на будущее. Валентина и старший сын Николай уже аттестаты получили, скоро вылетят из гнезда. Володьке тоже чуть-чуть осталось. Вот и будем, мол, коротать свой век с Татьяной и Сашкой.
Юрий приехал ночью. Высокий, красивый, здоровый, зубы белые, улыбнется — все напоказ. В кошельке — деньги, сплошные пятирублевки. Тетя Поля узнала Юрия сразу, еще по голосу, и ей даже дурно сделалось, тем более что Николай в эту ночь был на дежурстве. Вошли они с Юрием в комнату, сели. «Ну, как живете-можете, — сказал он, — как ваше здоровье?» Улыбается. «У Николая легкие болят, — ответила тетя Поля. — У него фотография не такая будет, как у тебя». Он сразу присмирел.
Часов в шесть утра она позволила ему войти в детскую. Ребята его, конечно, не узнали: как-никак, а шесть лет прошло, да и маленькими они тогда были. «Я, — говорит, — ваш папа». Татьяна вдруг закричала, и никто сообразить ничего не успел, как выскочила на улицу. Спасибо, дело летом, не застудилась. Весь день она провела потом на улице и по соседям, ее в дом три раза заводили, чтоб покормить. А Сашка остался сидеть на кровати. Юрий подсел к нему, потом прилег рядом, обнял. Тетя Поля вышла из комнаты, минут через десять заглянула: лежат обнявшись! Сердце ее прямо зашлось. Села она на кухне, положила голову на стол, и вдруг теребит ее кто-то за платье. Глянула — Сашка! «Он, — говорит, — уснул, вот я из-под руки и выбрался».
В обед пришел Николай Поликарпович, поздоровался. Ему уже обо всем сообщили. «Поля, сходи за шанпанским и возьми перцовой». Она сходила, потом накрыла на стол, сели обедать. К хмельному Юрий даже не прикоснулся: в Шахунье, сказал, встретил старых знакомых и свою норму уже выбрал. Когда отобедали, получился у них такой разговор. Зачем, мол, приехал? — «За детьми». — «Им и тут не плохо». — «С родным отцом будет не хуже». — «Поздно хватился». — «А добро делать никогда не поздно!» Короче говоря, Николай Поликарпович заявил: «Юридически я не навязываю своего мнения, но с детьми, Юрий, ты сам разговаривай. Ежели будет их согласие, держать не стану». Тетя Поля в разговор не мешалась, стояла в углу, и всю ее трясло.
