— Чё ты, блять, молчишь, Русаков? — снова распалялся генерал. — Зарплата хуйня, согласен! Зато при бабе своей будешь, у ней под боком. Ты же вроде говорил, что скоро женишься? Не надо по командировкам мотаться и башкой рисковать. С семьёй будешь рядом, с детишками. Ты погоди, Саня, так сразу не отказывайся, — не дав мне вставить и слова, продолжил радовать меня Геннадий Васильевич. — Главное — останешься при погонах. Может, в очередь на квартиру встанешь? Тебе же до пенсии рукой подать!

Ногой. Мне до пенсии ещё, как до Китая раком, но разве я о ней сейчас думал? Я думал как раз о погонах. Майор — это всё же солидно, как ни крути.

У меня камень с души свалился, сошёл вместе с седьмым потом. А ведь прав генерал, не работа — мечта! И Яна не будет одна месяцами сидеть, гадая, жив я, нет? Раз мы с ней о детях заговорили, мне себя вдвойне нужно беречь. Я хочу быть рядом и наблюдать, как растёт её живот, чувствовать, как толкается малыш внутри неё, из роддома её самолично забирать, а не мечтать о том, чтобы поскорее дома оказаться, желательно живым и с обеими ногами.

— Я согласен, товарищ генерал! — отчеканил я и поднялся с расстрельного стула. — Разрешите идти?

— Разрешаю. Отпуск догуляешь, приходи с приказом знакомиться. Оформим тебя переводом!

Я готов был Геннадия Васильевича в обе пухлые щёки расцеловать. А что мне, собственно, мешает? Подойдя к генералу, я обнял его, и субординация вышла в окно, а затем похлопал по спине, как родного.

— Спасибо вам, Геннадий Васильевич! Вы самый лучший командир! — расчувствовавшись, сказал я.

— Ой, не подлизывайся, Русаков!

— Разрешите пригласить вас на мою свадьбу? Придёте? Правда, ещё дата не назначена, но я исправлюсь в ближайшее время, — заверил я почётного гостя.

— Ну, раз зовёшь, Саша, отчего бы и не прийти? — улыбнулся генерал.

Домой летел, как на крыльях! Даже подготовка к похоронам Баринова не смогла подговнять мой боевой дух. Я как раз застал агента, с которым беседовала Яна. Она не поскупилась на гроб для мужа, заказав из каталога самый дорогой и красивый. А вот кладбище она выбрала самое отдалённое от города, как будто бы боялась, что Коля попытается свалить оттуда, чтобы допекать нас и дальше. В чём-то я её понимал. Чем дальше его зароют, тем лучше. Навещать мы его всё равно не собираемся.

— Памятник будем устанавливать? — уточнил агент дальше по списку.

— Хрена ему на лопате! — вставила свои пять копеек тёща. — Ему и крестика много, антихристу!

Она плюнула и тут же перекрестилась.

— Обойдёмся крестом, — бросив осуждающий взгляд на мать, сказала Яна и уверенно ткнула пальцем в каталог. — Вот этот подойдёт.

— Поминки у нас будете заказывать? На сколько персон?

— Коллеги и друзья усопшего прийти не смогут. Мы единственные его близкие, — вмешался и я. — Поместимся дома.

— Да, — кивнула Яна.

Агент взял у Яны предоплату и покинул нашу квартиру. Тёща ушла к себе, и теперь можно было никого не стесняясь, усадить Яну к себе на колени.

— А я в инструкторы перевёлся, — сообщил я Яне, чтобы как-то отвлечь её от похорон мужа и приободрить.

— Правда? — мгновенно оживилась девушка. — Ты больше не поедешь на войну? Никогда-никогда?

— Надеюсь, что нет. Если только инопланетяне нападут.

— Господи, какая хорошая новость! — с облегчением вздохнула она, обнимая меня за шею, укладывая голову мне на плечо. — Я всё думала… Как же я буду одна, когда ты уедешь? Это было бы невыносимо, Саша. Сидеть дома и гадать, живой ты или нет. Я бы вся извелась, с ума бы сошла!

— Знаю. Потому и перевёлся.

— Ради меня?

— Можно и так сказать, Яночка.

43. Яна

Было страшно ехать в катафалке с усопшим и не проронить ни одной слезинки. Сколько себя помню, эти похороны первые, когда я не плакала. Я пыталась выдавить из себя хоть немного сырости, вспоминая трогательные и добрые моменты своей замужней жизни. Заплакать всё равно не получалось, потому что теперь они мне казались фальшивыми, гнилыми насквозь.

Мама искренне скорбела, надсадно всхлипывая. Ей было жалко Колю, чисто по-человечески, как сына. Он умер таким молодым. Ему только недавно исполнилось двадцать шесть лет. Мог бы жить и жить ещё.

Всё, что я была в состоянии делать — обнимать маму за плечи, чтобы успокоить. Я понимала её чувства, и свои понимала, но было как-то неловко, как будто у меня души нет, и муж это чужой, а совсем не мой.

Саша ехал сзади на своей машине, чтобы потом забрать меня и маму с кладбища.

Гроб был закрыт. В морге сказали, что лицо Коли сильно обезображено. Даже если бы это было не так, я бы не хотела смотреть на него, пусть даже мёртвого, пусть даже в последний раз. Я опознала его по татуировке на запястье. Мне нужно было убедиться, что мой муж точно мёртв и именно его тело мы сейчас хороним, что он больше не появится внезапно в моей жизни, и снова не попытается убить меня или кого-то из моих близких.

На улице было ветрено и морозно, поэтому единственное, что я чувствовала, когда опускали гроб моего мужа в могилу — это то, что у меня замёрзли ноги. Еле дождалась, пока Колю закопают, чтобы поскорее оказаться в тёплой машине Саши. Только рамки приличия и заснеженная дорога не давали мне нестись бегом с кладбища.

Неприятного сегодня было две порции. С одним я вроде бы расправилась, оставались спецслужбы, которые ждали меня с ордером на обыск в особняке Коли. Я была готова к этому морально, поэтому с кладбища мы поехали сразу туда. Следователь предлагал мне перенести мероприятие на завтра, понимая, что мне тяжело в связи с похоронами, но я отказалась от столь благородного жеста. Чем быстрее я разделаюсь со всем этим дерьмом, тем скорее смогу начать новую жизнь.

Теперь это мой дом? Даже не верится. Я ещё не вступила в права наследницы, как вдова, но всё равно знала, что этот дом, как и машина Коли, достанутся мне. В Джипе, правда, было прострелено лобовое стекло, потому что снайпер из группы захвата во время специальной операции убил в нём одного из подельников Рамзеса. Несмотря на это, машину всё равно можно было продать. А вот с домом уже расставаться не хотелось. Если внутри сделать основательный ремонт и поменять мебель, образ Коли перестанет преследовать меня по тёмным закоулкам комнат.

Я богатая вдова, и мне это нравилось, чёрт возьми! Я это заслужила!

Обыск длился несколько часов. Это было тяжело и утомительно. Как и предупреждал меня Саша, опера выгребли абсолютно всё и отовсюду. Они искали деньги. Те самые, что мы Сашей отдали Максиму на хранение. Следователь долго и тщательно расспрашивал у меня о них и даже угрожал, что меня посадят, как соучастницу преступлений, совершённых бандой Рамзеса, если деньги не отыщутся.

Они не отыщутся — твёрдо решила я для себя. Они наши, и точка!

Это далось мне непросто, и следователь давил на меня, запугивая до трясучки, но я была непоколебима, как скала. Саша велел мне твердить одно и то же, мол, я ничего не знаю, и знать не желаю о том, чем промышлял мой покойный муж.

У меня было веское доказательство того, что я на самом деле не хотела иметь никаких дел с мужем — моё заявление на развод, поэтому слова о том, что я не в курсе, о чём мне толкует следователь, звучали убедительно. Хорошо, что я послушалась маму и осмелилась начать бракоразводный процесс.

С трудом вскрыв сейф в подвале, который оказался абсолютно пустым, ФСБшники описали и забрали всё оружие, что нашли, а также бомбу, оставив после себя жуткий бардак и неприятное чувство липкого страха перед ними.

Саша успокаивал меня тем, что всё позади, но я понимала, что следствие со мной ещё не закончило, и будет дёргать меня не раз. Ради таких деньжищ можно и потерпеть, так что не страшно.

Утром мама напекла блинчиков, которые мы взяли с собой, чтобы перекусить во время обыска. Вот и все поминки. Не по-христиански как-то, но ни поминать Колю, ни вспоминать, не хотелось совершенно.