– Не жалеешь, что пошла?

– Теперь – нет, – ответила Вика и стала любоваться лунной дорожкой.

Необыкновенная атмосфера, вкусные блюда и блюз почти заглушили её внутренние переживания по поводу личной жизни. Возможно, что и Настин рассказ про её вчерашнее знакомство с парнем внёс свою лепту: посмеялись от души.

И как приятно ощущать открытость этому миру: прислушиваться к разговорам, присматриваться к людям, улавливать запахи или задумываться о своей, и не только, жизни.

Вика заметила, что подруга начала часто смотреть в сторону – к мальчику присматривается? Может, уже строит глазки? Любопытно.

Компания была из пяти человек: двое мужчин с дамами и ещё один-одинёшенек. Он-то и был душой компании. На его мимику посмотришь – серьёзные вещи говорит вроде. А друзья его улыбаются, смеются.

Вика не заметила, чтобы он Насте глазки строил, но всё равно – любопытно. И она стала прислушиваться к разговору.

– Жень! Ешь давай – остынет.

– Да и фиг с ним! – махнул рукой «душа компании».

Евгений всё-таки положил в рот ещё один кусок и, не разжевав как следует, снова начал рассказывать:

– Оттуда вид такой открывается, ум-м-м. Представляешь: приносят тебе свежие морепродукты – ешь! Рыбёха там всякая, крабики-кораблики, мидии-шмидии. В общем, объесться можно! Туда вас на гондоле притащат, а оттуда на буксире…

– Давай ешь нормально уже, буксир!

Все стали переглядываться, улыбаться, пока Евгений прожёвывал. В его глазах тоже искорки лукавые вспыхнули:

– Про эти скалы – Адалары – есть легенда; чего-то я её четко запомнил…

В общем, жили-были два брата-акробата; князья. Мажорам делать было нечего – взбрело им в голову жениться. Давно им приглянулись две чики из соседнего княжества.

Все за столом заулыбались. А Женя начал входить в роль слагателя легенд: откинулся назад, положил на спинку стула руку, ноги вытянул.

– Думу думали и не придумали ничего лучше, как пойти на соседей войной и силой их к себе доставить; покуда строптивыми сёстры слыли.

Хороши были братья собой: верхний и нижний брейк танцевали, из лука отменно стреляли, толк в искусствах понимали, но, видать, комплексовали. Иначе по-другому бы всё обустроили.

Сунулись эти придурки к соседям, натворили делов, как лиса в курятнике. Добились-таки своего. Стоят теперь перед ними сёстры, а замуж за них, идиотов, не хотят.

Рассказчик помотал за сестёр головой – вот так, мол. Смочил горло вином и продолжил:

– Вы нам много бед принесли – из нашего народа никого не оставили; ни отца, ни братьев. Отвалите! – так молвили им сёстры.

Почесали братья свои тыковки, покумекали. И не зря. Вспомнился им старый их слуга – грек Нимфолис. «Древний грек», как они его промеж себя называли. Много лет он воспитывал братьев – уму-разуму учил. А когда пришло время расставаться, подарил он на прощанье две шкатулки со стразами.

– Три угаданные буквы дают вам право на две шкатулки[12], – добавил Евгений голосом Якубовича и показал неприличный жест, намекая на содержимое.

– В этой шкатулке скипетр лежит. Надо будет по дну морскому пройти – укажи себе путь скипетром. Волны перед тобою расступятся, и пройти можно буде спокойно. Во второй шкатулке крылья серебряные – степлером к спине пристрелишь – крылья будут как у птицы.

Обрадовались тогда братья, как дети малые. Кинулись было они в ванную, чтобы испытать штуки диковинные, да сшиблись лбами в дверях – остановил их окриком старец.

– Стойте! Думаете, я бы дал вам силу волшебную на всякую фигню тратить?! Сила эта для некорыстных целей вам дадена; чтобы мир познавать окружающий да мудрость свою преумножать. Только затем. Но если вы будете её переводить бездумно…

И сверкнул Нимфолис своими пронзительными очами, пошевелил гусарскими усами – братья громко сглотнули.

– Ладно, мне пора. Чао-какао!

Отряхнул старец свои кожаные штаны от пыли, поправил косуху, очки со лба скинул и был таков.

И вспомнили братья этот блеск. Не глаз Нимфолиса, а шкатулок красивых. Переглянулись и поняли друг друга без слов.

Решили они не откладывать покорение сердец женских в долгий ящик, несмотря на зашедшее за горизонт солнце. Первые звёзды засверкали на небе, и решили их братья девушкам подарить.

– Вы только и можете языком молоть, лузеры! – не поверили им сёстры.

Тогда старшой привёл лошадь, запряжённую в колесницу, и приладил ей на спину крылья. Встала молодежь поудобнее на квадриге – и поехали. Стал конь скорость набирать, но не успел набрать высоту.

Раздался голос Нимфолиса из темноты – ругался он бранными словами всех времён и народов. Необычно это было – слышать такое из уст интеллигента; испугались братья, остановились. Повисли крылья на коне, как две сопли.

Подняли их на смех сестры. И долго ещё этот смех не давал им уснуть.

Захмелевший Евгений, ещё раз пригубив вина, продолжил свой рассказ, от которого все за столом были красны от смеха.

А поутру, когда бог Гелиос прочертил дорожку на море, решили братья реабилитироваться – прочертить свою дорогу на море. То-то удивятся сёстры волшебству, поутихнут смехуёчки.

Сделали они гимнастику, выпили ряженки и пошли свой план исполнять.

И вот вчетвером едут они в колеснице; мотает их в стороны, как в маршрутке, но ничего – держатся. Прикалываются за их спинами сёстры – отвешивают язвительные шуточки.

Ну, ничего. Недолго терпеть осталось; море уже проглядывало сквозь листву.

И снова голос Нимфолиса слышится – ругается люто. Того и гляди – выскочит навстречу да будет махать кулаками, синими от наколок.

Вспомнили братья вчерашний смех красавиц, и заглушил он голос старца. Ещё быстрее понеслась колесница навстречу морским волнам.

«Только бы не сели батарейки», – подумал один из братьев и навёл скипетр на водную гладь. Та с шипением стала сворачиваться в стороны; прямо по курсу показалось морское дно. Братья, наслаждаясь мгновением триумфа, оглянулись на девчонок и обомлели: две большие птицы вдруг появились за их спинами. Схватили они сестёр и, взмахнув крылами, стали набирать высоту.

Волны морские перестали расступаться перед мажорами; врезалась колесница в прозрачную стену, подняв кучу брызг, и окаменели братья.

– Так и появились Адалары[13], – закончил рассказ Женя.

– Ну ты даёшь! – сказала одна из девушек. – Тебе надо книжки писать.

– Как-нибудь попробую.

Маски

В цеху объявился с поступью длинной —

Пролетарский поэт Маяковский Владимир.

И действительно из-за ширмы, на которой наклеена реклама сосок от «Резинотреста»[14], появился «красный» поэт. Твидовый костюм, яркий галстук, «Бостон» со стальными набойками. Оставляя за собой дымный шлейф от папиросы, Владимир Владимирович стремительно прошёл на лобное место, остановился, смеха ради сделал лицо построже и начал идти по «лесенке»…

Остр спор,

слова блестят как стилет.

Токарь уверен в себе,

Поправил маслянистый жилет.

Фрезеровщик упрямится,

не соглашается; выбрасывает дым сигарет.

Оба стоят на своём:

у правды – мой рот – её дом!

Улыбаются люди кругом:

Павел, Олег и узбек Мавлон.

Фрезеровщик и токарь

оказались в НИИ:

Нафантазировали

до такой степени.

Будто смогли

шире раскинуть мозги:

изобрели!

Чудо какие станки!

Летающие!

От телодвижений ненужных уберегающие!

Ну, это так… Фантазия!

Тут ведь о чём спор? Что за оказия?

Патент! Кто его получит?

Кому государство важную бумагу вручит?

«Мне!»

– фрезеровщик представил жизнь как во сне.

«Не!»

– токарь остался на своею волне.

«Его получит НИИ,

так как ты нанят им раскинуть мозги.