Мы стали проходить дальше. Брусчатка теперь просматривалась местами, на всём остальном пространстве кеды погружались в мягкий мох. Я зрительно обманывался насчёт того, что мох проседал ниже уровня мостовой.

Эрмитаж, Главный штаб, Александрийская колонна стали обрастать лианами. Здание Адмиралтейства сейчас скрывалось за густыми лесными зарослями. Возможно, так в будущем будут выглядеть покинутые людьми мегаполисы.

Мы осмотрелись кругом, оглянулись назад – под сводами арки пролетела стая цветных птиц – такие никогда бы не завелись в серых городских джунглях. До слуха донеслась их скрипучая перекличка.

Несколько птиц бесстрашно пролетели рядом с нами и, описав дугу у Александрийского столпа, резко взмыли в небеса.

– Пашка, стой.

Ты, опёршись на моё плечо, сняла туфли.

Рискуя остаться без зубов – ведь в любую минуту ты можешь резко поднять голову, – я чмокнул тебя в пробор.

– Чего?

– Ничего. Давай руку, идём дальше.

И мы с игрушечными лицами, какие бывают у влюблённых, в обнимку двинулись вперёд. Не стал я тебе говорить про ужика, прошмыгнувшего между кочками. А вот на бабочек ты и сама внимание обратила:

– Пашка, смотри! Красота какая!

Видимо, так причудливо смешались наши думы о доме и отдыхе в Крыму; посему и началось наше сонное путешествие с Невского и Дворцовой. Остаточные впечатления стали вытесняться новыми: мы двинулись на шум водопада.

– Ого! Глянь туда!

Из зарослей, в которых утопало Адмиралтейство, вышли несколько слонов.

Фасад Эрмитажа тоже представлял собой поросшую зеленью стену, вдоль которой сновали маленькие птички. Но она была не сплошная: кое-где проглядывали элементы здания. Парадный вход почти полностью был свободен от лиан: фронтон, несколько окон, ряд пилястр и колонн. Через пропилеи можно пройти, но для этого придётся попасть под струи водопада, исходящего из поля фронтона. Скульптуры Аида и Персефоны были отделены друг от друга сим водным потоком.

«Интересно, куда вода вся девается?»

Мы подошли ближе. Ответ на вопрос остался открытым – стена воды просто упиралась в мшистый ковёр.

«Странно, почему мох не уменьшил шум от водопада?»

За водой угадывались очертания колонн; а вот что дальше расположено? Видно лишь прямоугольник света.

– Прохладненькая водичка, – ты коснулась пальцами потока, а потом стряхнула капли в мою сторону.

Мне было лень раздеваться, хотя с удовольствием посмотрел бы, как это делаешь ты. Ну ничего, сейчас всё устрою. Не дав опомниться, я взял тебя за руку и потянул вперёд, в эту прохладу – «вуаля!».

Это было необыкновенное ощущение – будто мы уменьшились в размерах и стали падать вместе со струями водопада! Нас подхватил водоворот, всё кругом закачалось.

Когда я смог открыть глаза, мы уже качались на… морских волнах. Пара взмахов ногами – и вот песчаное дно. Вскоре мы уже выходили на берег. Под ногами очередной наплыв медленно сползал назад, увлекая за собой песок и разноцветные ракушки – я таких ещё не видел!

Теперь к звуку волн добавился необыкновенной красоты звон, доносившийся с берега. А запах морского ультрамарина смешался с запахом цветов.

– Пашка, смотри!

Не все ракушки поддавались воле волн; из некоторых торчали лапки – их хозяин явно не хотел смываться и удерживал своё жилище на берегу под лучами солнца.

– Ты лучше туда глянь! – я сам не понял, как такое может быть – солнце овальной формы.

Видимо, какой-то оптический обман из-за явлений в атмосфере.

Поднялись с пляжа на плато. Оно оказалось поросшим множеством диковинных цветов, которые источали те самые пьянящие запахи! Цветы качались на легком ветру и… звенели! Да-да! Звенели!

За лесом, окаймляющим поле, высилась невероятной красоты Розовая гора. Её очертания были размыты клубящимся над ней паром. Слева от горы, на ультрамариновом небосводе, проглядывали очертания двух планет.

Небось, с полчаса мы ходили с разинутыми от удивления ртами и пучили глаза на всё это природное великолепие! Дополнительную пикантность добавляло то, что оба мы были обнажёнными. Будет что вспомнить…

– Ты чего растелешилась?

«Я хотел посмотреть, как ты будешь раздеваться».

– С тебя пример взяла, – ответила ты лукаво. – Вот тебе и «вуаля».

Как ты прекрасна! Ни один поэт не смог бы сочинить сколь достойные стихи! Даже если бы самый лучший художник мира решил написать картину с такой натуры, и тот растерялся б от изобилия чувственных деталей, без которых образ не был передан со всей полнотой. Его бы похлопали по плечу и молвили: «Да, братан! А ручонки-то у тебя не оттуда, откуда надо, растут! Иди лучше что-нибудь другое рисуй. А эту красоту лучше Бога никто не нарисует».

Вот так! Совершенно невероятный пейзаж не затмил своей красотой твою.

Но пора спускаться с небес на землю… или на Марс, или…

– Ну и где мы?

– Наверно, в Эдеме.

– Нет-нет. Если без одежды оставили, значит, Родина где-то рядом.

– Куда нам идти?

– Думаю, нам надо обследовать лес на предмет чего-нибудь питательного, – похлопал я себя по животу.

– Пашуля в своём репертуаре, – улыбнулась ты.

Взявшись за руки, мы пошли на рекогносцировку, углубившись в джунгли.

Что интересно, никакой тревоги мы не испытывали. Не всматривались напряжённо вперёд, не искали звериных троп, не прислушивались к говору ветра. Шли себе, как обычные туристы, не таясь, наслаждаясь свободой от одежды.

Какой путь можно нарисовать себе, если не знаешь местность? Найти какую-нибудь гору, скалу, откуда можно будет посмотреть вокруг. Вот и я решил пробираться к высоким оранжевым скалам – интересно, что за ними?

Исполинские раскидистые деревья словно оберегали нас ветвями. Мы только и успевали замечать райских птиц: одна, вторая, третья. И все необычные, красочные, издающие то свист, то треск, то чириканье.

Трава тут росла тоже исполинских размеров – двухметровые букеты колыхались от дуновения ветра как шторы; глянцевый блеск их напоминал о морских волнах либо о тлеющих углях.

Чернозём стал сменяться известняковой оранжевой крошкой. Чаще стали попадаться такого же цвета камни. Среди стволов деревьев замелькали скалы. Через полчаса мы были у самого их подножия.

Снизу скалы смотрятся куда эффектнее. Они были похожи на город термитов – останцы торчали из земли обветрившимися сталагмитами. Между ними были уютные размывы-улицы. Вот по ним-то и продолжили свой путь.

Вскоре оранжевый частокол уплотнился и приходилось уже взбираться наверх по материнскому монолиту. В этом помогали кусты можжевельника, каким-то образом ухитряющиеся тут расти – за них можно зацепиться, подтянуться и взобраться на одну ступень выше. Запах хвои стоял непередаваемый!

Неожиданное зрелище открылось на плато. За скалистой грядой оказалась обширная долина, причём ниже уровня моря, что поблёскивало вокруг острова. Ну, так мне казалось – может, опять оптический обман?

Спуск в долину был более отвесный – совсем рядом с обрывами шумели листвой кроны высоких деревьев.

Оранжевая гряда полукругом окаймляла лесную чащу и терялась из виду. И если бы не Розовая гора, возвышающаяся над островом, то вид не впечатлял вовсе. Другое дело, когда повернёшься лицом к морю. Изъеденные ветром и водой останцы отбрасывали тени. Оранжевый цвет их контрастировал с зеленью леса.

А дальше – только лучезарное море.

– А это можно есть, Паш? – спросила ты и сорвала с куста некий фрукт-овощ.

– Хрен его знает, Вика… Жива останешься – значит, можно.

Фрукт оказался сочным – по твоим рукам ручейками потёк сок.

– Ум-м-м. Вкусно. Тархун напоминает.

– Так. А это что за хрень? – и я сорвал небольшую шишку. Оказалось, это был нераспустившийся цветок. Пах он чем-то горьковато-терпким.

Я честно не знал, что это Ohmuriandus obeih polov! То есть афродизиак…

Вот здесь коснусь, здесь, тут…

Вечер. Закат. Небо над пляжем похоже на то, каким его рисует Паша в своих рассказах: необычные оттенки и замысловатые облака. Такой спокойный вечер; можно долго сидеть и созерцать.