История вторая – От моря к морю
Начало дороги
Поезд тронулся и стал набирать ход, побежали куда-то вдаль станционные служащие, провожающие и прочие праздношатающиеся по перрону люди, вот уже стали удаляться и теряться из вида пристанционные строения Московского вокзала славного Ленинграда. Даниил, поглядывая в окно покачивавшегося на ходу вагона, провожал взглядом город, разделивший его жизнь на две части: девятнадцать лет безмятежной жизни в далёких и уютных южных краях на берегу тёплого моря до знакомства с Питером и два года после знакомства с этим златоглавым красавцем, в одном из пригородов которого, расположенном на берегу Финского залива, в находящейся там воинской части он исправно отдавал Родине воинский долг и, наконец, отдал его сполна. Сегодня началась долгожданная дорога домой!
А город, словно устроив проводы старому другу, ворошил свежим балтийским ветром праздничные флаги с транспарантами и купался в лучах не по-ноябрьски яркого послеполуденного солнца, игравшего лучами в окнах вагонов скорого поезда, уносившего демобилизованного сержанта Советской Армии на далёкий юг.
Даже по прошествии многих лет Даниил называл день демобилизации из рядов Вооружённых Сил страны счастливейшим днём своей жизни. Не то, чтобы жизнь обделила его счастливыми днями, сделав тот самым-самым, нет, светлых и удачливых жизненных моментов на его долю выпало предостаточно, и они довольно равномерно распределились по всему пройденному пути, исправно доставляя ему радость и удовлетворение, вот только не было среди них, возможно, и более счастливых, дня настолько долгожданного и, несмотря на это, совершенно неожиданного, как этот пресловутый солдатский дембель, перед которым в глазах сегодняшнего счастливчика меркло всё остальное.
Не секрет, что у каждого пользователя кирзовых сапог имеется свой дембельский календарь, в котором тот ежедневно вымарывает прожитый на службе день, тем самым фиксируя уменьшение срока оставшейся службы и доставляя себе ежедневное удовлетворение этим фактом. Даниил также не отказывал себе в подобном удовольствии, мало того, он его, если можно так сказать, усовершенствовал, ведя три разных календаря: ежедневный, еженедельный и помесячный.
В обычном ежедневном карманном календарике, содержащем все двенадцать месяцев года, сделанном из ламинированного тонкого картона и хранившемся в обложке военного билета, он специально предназначенной для этого швейной иглой выкалывал каждый вечер прожитую на службе дату, переводя тем самым её из разряда предстоящих дней почётной неволи, которые, к слову сказать, все были наперёд строго сочтены, в уже пройденные, оставшиеся за плечами, и сопровождая это традиционной довольной ухмылкой. На стене кабинета штаба мотострелковой дивизии, где он проходил службу в качестве специалиста поста связи, висел его недельный календарь, и каждый понедельник он, явившись на пост после утреннего развода, зарисовывал цветным карандашом столбик истекшей недели, испытывая при этом чувство глубокого удовлетворения. Но всё это не шло ни в какое сравнение с эмоциями, которые он получал каждое первое число наступившего месяца, ставя наискосок большой крест в помесячном календаре из своей записной книжки на месяце прожитом, фиксируя этим действом факт совершения очередного большого, существенного шага к обретению утраченной им когда-то свободы, воли, вольности – того, к чему рвалось всё его существо, отторгнутое от былой беззаботной юной жизни и заключённое в чуждые и нежеланные рамки обязательной воинской службы.
Даниил и через много лет после окончания всего этого время от времени с благоговением доставал из своих архивов три бережно хранимых им «ежедневных» календарика, охвативших его двухлетний срок службы с ноября по ноябрь, с воткнутой в один из них, последний по времени, иголкой, проколовшей в них семьсот тридцать отверстий, и любовался на них.
Какой-то неприязни или нелюбви к воинской службе он, по правде сказать, не испытывал, просто ощущал себя находящимся в неблагоприятном, чуждом, как бы ледниковом периоде жизни, неизбежном и необходимом, который, тем не менее и невзирая ни на что, следовало пережить, причём пережить без потерь, используя для достижения этой цели любой доступный и не очень вредный способ, например, погружение себя как личности в защитное состояние своеобразного человеческого кокона, личинки, что ли, переживающей неблагоприятный период существования впадением в спячку, выраженную осуществлением добросовестной службы и терпеливым ожиданием дембеля, который, согласно надёжных слухов, неизбежен.
– Так-так-так, так-так-так, – стучали колёса набравшего ход поезда, – так-так-так, так-так-так…
– Ну что, поехали? – завёл разговор один из находившихся в купе попутчиков, пожилой мужчина пенсионного или почти пенсионного возраста, занявший одну из нижних полок и только что упрятавший в находившийся под ней багажный ящик свой чемодан.
На другой нижней полке сидела молодая женщина лет тридцати, а может быть, и несколько моложе. Рядом с ней лежали её вещи: чемодан и несколько сумок, ещё не разложенные по местам, её же кремового цвета демисезонное пальто висело на вешалке у входной двери. Во время посадки в поезд она, запутавшаяся в сумках и в этом самом пальто и чуть не опоздавшая к отправлению, с трудом проталкивала свою поклажу, которая была ей едва по силам, по узкому вагонному проходу и никак не могла протиснуться в купе, где уже находились пришедших туда раньше неё двое попутчиков. Даниил поспешил помочь женщине войти в раздвижную дверь, приняв у неё из рук часть багажа.
– Спасибо, молодой человек, – выдохнула та, оказавшись, наконец, внутри купе, – ты очень любезен…
При этом обращение на «ты» от незнакомки юношу не смутило, его в этот день, самый счастливый день жизни, в чём он был совершенно уверен, казалось, ничто не смогло бы смутить.
Четвёртого попутчика с ними не оказалось, вагон вообще был заполнен лишь на половину – ноябрь был несезонным месяцем для поезда, следовавшего на дальний юг. Даниил сам оказался в этом вагоне волей случая, представшего на сей раз в лице работницы билетной кассы железнодорожного вокзала. Рассматривая воинское требование на приобретение проездного документа, предполагавшее предоставление бесплатного проезда в плацкартном вагоне пассажирского поезда, та предложила его предъявителю, молодому человеку в броской сине-белого цвета с красной полоской куртке и с сияющими глазами доплатить восемь рублей с копейками и доехать до места в купейном вагоне, ведь путь до южного приморского города, указанного в документах, должен был занять больше двух суток, а в плацкарте, как она пояснила, остались только боковые верхние места в конце вагона, проезд на которых будет беспокойным и утомительным. Даниилу такое предложение понравилось, денег на дорогу было достаточно, и он приобрёл купейный билет до места назначения, несмотря на то, что имел кое-какие особенные соображения по поводу своего маршрута.
– Молодой человек, кладите свой багаж сюда, здесь места ещё достаточно, – обратился к Даниилу попутчик-пенсионер, встав и приподняв свою полку, под которой уже находился его чемодан, – в Москве я сойду, а Вы перейдёте на моё место.
– Нет, не надо, спасибо, – возразил Даниил, – у меня багажа всего-то ничего, я его у себя наверху и оставлю.
Незадолго перед отъездом он купил для дорожных надобностей портфель красновато-коричневого цвета с двумя ручками, как у хозяйственной сумки, в него уместились кое-какая дорожная мелочь, документы, бережно хранимые письма и главная ценность – дембельский альбом, содержащий избранные армейские фотографии с собственными комментариями, над созданием которого он колдовал, как это и положено, последние полгода службы. Иные немногочисленные вещи, которые представляли какую-то значимость, были высланы домой посылкой, не тащить же их с собой через всю страну.
