А вскоре Шурик уже заторопился в общежитие, в голове опять крутилось что-то назойливое и почти равнодушное: «И зачем всё это?.. Что теперь делать с этой девчонкой?.. Как быть с Азиком?.. А завтра всё равно зайти бы… Книжку-то даст почитать?..»

– Надюша, – глядя куда-то в угол, пробормотал Шурик, – завтра вечерком я к тебе загляну, хорошо? Ты не против?

– Приходи, Сашенька, я буду ждать, – отозвалась Надя, сидевшая на краешке дивана. Она зябко поёживалась, невольно прикрываясь рукой, тень абажура падала на её лицо.

– Только Азиму не…

– Нет-нет, зачем, – отозвался Шурик уже с порога. – До завтра!

Утром за завтраком ребята над Александром давай подшучивать:

– Вап-па-пай, что за дела… Прихожу ночью, хочу спать лечь, смотрю – а кровать Шурика пустая!.. Впервые за стройотряд!.. Аж спать расхотелось… ах-ха-ха… Теперь, Тумановка, держись!..

И потом ещё полдня дружеского подтрунивания и советов бывалых, на что Александр как-то сонно отмахивался.

Ему самому теперь было не совсем понятно, что вчера произошло и зачем произошло, одновременно с этим неудержимо вызывало улыбку шампанское из баночки. Но более всего в его память врезались глаза Надежды, грустные настороженные глаза молодой женщины, которой холодно. Ещё вспоминалось внутреннее убранство её вдовьего не по сроку дома, всплывавшее в памяти Александра странным натюрмортом, выполненным угольком и состоявшим из ряда серых и чёрных предметов с одним черешнево-красным прямоугольным пятном, красовавшемся на выцветшей тумбочке.

В этот раз рабочий день затянулся, поскольку срок отъезда стройотряда восвояси неумолимо приближался, а строительство возводимого им объекта несколько отставало от графика. Отряд проработал почти дотемна, потом был ужин при электрическом освещении, и только уже после всего этого Александр, как и обещал, пришёл снова в маленький домик на окраине Тумановки.

Надежда выбежала на крыльцо, услышав, как скрипнула калитка, она улыбнулась, увидев Шурика, обняла его за плечи и сказала:

– Я тебя ждала! Знаю, что вы сегодня работали допоздна, аврал у вас, но я всё равно ждала…

– Вот, наверное, и дочитала всё, ожидая, – улыбнулся Шурик в ответ, переступая через преследовавшую его с утра неловкость, вызванную вчерашними событиями.

– Ты прямо как в библиотеку пришёл, – отшутилась Надя, привстав на цыпочки и заглядывая в его глаза.

– Да нет же, к тебе пришёл, так просто сказал, пошутил. Я и буквы-то не все знаю, тебя буду читать… вчера вот не дочитал…

В этот вечер Александр ушёл восвояси ещё быстрее, чем днём раньше, выпросив у девушки перед уходом книжку, написанную известными писателями, и сказав, что через пару дней вернёт её, как только прочитает. Надя сидела, как и вчера, на краешке дивана, глядя ему вслед, и кивала головой. По глазам было видно – ей холодно.

Больше он к ней не пришёл.

А через два дня студенческий отряд собрался и уехал домой в далёкий и тёплый южный город, куда добирался не один день почти всеми возможными видами транспорта: сперва грузовиком до райцентра, а дальше автобусом, поездом и двумя самолётами с пересадкой в Москве.

Сборы и отъезд произошли почти по-военному стремительно и организованно, никто никого не пришёл провожать, никто никому не писал на память адрес в надежде на письмо – просто в одночасье отряда в селе не стало. Вечером на сельской танцплощадке снова было пусто и уныло.

На дворе стояла вторая половина августа, заканчивалось лето, и к Тумановке подкрадывалась, будь она неладна, осень, вслед за которой по всем законам природы следовало ожидать щедрую сибирскую зиму. На улице вдруг похолодало и задождило, мокрая хмурая тайга, стоявшая серой стеной вокруг села, проглядывала сквозь влажную завесу размытой картинкой, терявшейся вдали, тяжёлые облака, поглотившие солнечный диск, казалось, вот-вот лягут на верхушки загрустивших сосен. Уныло и сиротливо смотрелись разбросанные по всему селу помёрзшие в минувшем январе яблони со сливами, мокрые и полуголые, по раскисшим от дождей тумановским улицам с трудом пробирался редкий автомобиль, а сельчане обулись в модную по этим местам обувь – резиновые сапоги по колено.

На окраине села сиротливо стоял ряд мокрых одноэтажных без крыш, окон и дверей домиков, наспех построенных по неизвестно кем созданному проекту студентами-гуманитариями, приехавшими из неведомой дали. Про весёлое студенческое нашествие, оживлявшее Тумановку почти половину лета, напоминала также забытая строителями над входом в общежитие поблекшая вывеска с надписью «Морфема».

Первое время после наступления в селе затишья Надя частенько заглядывала на новую улицу, где стояли безглазые дома, построенные Азимом, Шуриком и другими черноволосыми ребятами, потом стала ходить туда пореже, а вскоре и вовсе оставила это занятие, начав заниматься повседневными заботами, думать о подступающей осени, привычно страшиться зимы и ждать весну, ждать, надо думать, в надежде на последующее за ней лето, когда будет не так холодно, как в остальные времена года…

Весёлые и жизнерадостные студенты-южане вернулись из дальней поездки домой, где вновь окунулись в обычное для себя течение жизни: в учёбу, работу, привычное обыденное времяпрепровождение. Одни из них тут же позабыли об оставшемся за плечами полуторамесячном приключении, другие изредка вспоминали о работе в стройотряде как о чём-то происшедшем очень давно, далеко, да и непонятно с кем, как о сюжете из старого кино, но кого-то из парней – такое случается и до сей поры – нет-нет да и побеспокоит затаившийся в дальнем закоулке памяти неясный образ минувшего, кольнув в который уже раз под сердце воспоминанием о том, как много лет назад он, юноша с широко раскрытыми глазами и горячим дыханием, неловко поворочался в чьей-то судьбе.

В тот год под конец декабря над большим южным городом, расположенным между горами и тёплым морем, разразился обильный снегопад, что было нечастым здесь явлением. Город впал в растерянность от неожиданности, явившейся с небес: на улицах буксовали автомобили, ветви теплолюбивых деревьев ломались под тяжестью навалившейся снежной массы, скользили и падали прохожие, и только дети восторженно скатывались с горок на непонятно откуда вдруг появлявшихся санках.

А снег вокруг всё падал и падал, заваливая одним большим сугробом улицы, скверы, пляж, городскую площадь, палисадник под факультетскими окнами и отвлекая завораживающим танцем снежинок самых прилежных студентов от присущего им занятия.

– Гляди-ка, – пробормотал Азим посреди лекции, вглядываясь в окно аудитории, мимо которого в медленном движении ниспадали, кружась, огромные белые хлопья, – поди, как в Сибири…

Шурик, сидевший рядом, поднял глаза на недвижный профиль друга, отчётливо прорисованный на фоне светлого окна, потом снова уставился в конспект, перестав вовсе слушать профессора, убеждавшего студенческую аудиторию в нерушимости и истинности материалистического учения.

Прошло время, через пару лет оба друга окончили ВУЗ и занялись каждый своим делом. Жизнь Александра сложилась таким образом, что потекла полезным и не очень скучным потоком – именно так, как это ему всегда и представлялось. Он своей повседневной деятельностью продолжил вносить скромный вклад в развитие культуры родного города, чем стал заниматься ещё в последний университетский год, уделяя также немалое внимание обустройству личной жизни.

Азим… У Азима всё вышло совсем по-другому, никто не ожидал, что получится именно таким образом, как получилось, но об этом отдельный разговор, и он впереди…

Хобби у Шурика осталось прежним – коллекционирование книг, а домашняя библиотека регулярно пополнялась новыми экземплярами и приобрела со временем довольно солидный вид. Где-то в её недрах среди сотен толстых томов неприметно притаилась маленькая неформатная книжка в потрёпанной бумажной обложке выцветшего красного цвета с именами известных писателей-фантастов в верхнем правом углу. Когда-то давно Александр её прочитал – это книжка про деревню Тумановку, что затерялась посреди бескрайней Сибири недалеко, эдак километрах в трёхстах, от Тюмени.