– Мариночка Ивановна, здрасьте, – проворковала она, – Вас подвезти? Садитесь!
Леночка была как всегда обворожительной. Возможно, поэтому никто не называл ее в редакции просто Леной. Только Леночкой.
И что должна была сказать ей? Что я стою здесь как соляной столб, потому что боюсь дорогу переходить, а вовсе не потому, что ловлю такси. Да и как приятно, в конце концов, хоть несколько минут посидеть рядом с человеком, который так улыбается!
В машине было уютно и пахло какими-то дивными духами.
– Леночка, что за духи? Чудесные какие!
– Французские какие-то. Я с названиями путаюсь. У меня их теперь целая коллекция.
– Ого! Давненько же мы не виделись. Тебе так сильно повысили зарплату или…
– Да я с работы ушла. Я замуж вышла.
– Поздравляю!
– Спасибо! Вас куда подвезти?
– А ты куда сама едешь?
– Я в центр, на Февральскую.
– Вот чудненько! И мне там рядышком, – соврала я. А впрочем, не так уж соврала. Я куда собиралась? В парикмахерскую. А что, их в центре нету?
– Ну рассказывай! Что за муж, чем занимается? Судя по машине и духам, дела у него идут неплохо, да?
– У него? У него все в ажуре, все прекрасно! – в голосе Леночки вдруг проявился сарказм. Я была удивлена.
– Девушка, ты хоть понимаешь свое счастие: и любовь тебе, и деньги. Как говорится, в одном флаконе…
– А я что-то говорила про любовь? – в голосе Лены уже чувствовались слезы.
– Нет, но вообще-то это как-то подразумевается. Ты вышла замуж… Леночка, извини меня, пожалуйста, я совсем не хотела тебя обидеть. Прости, я такая бестактная дура…
– Да ничего, Марина Ивановна, просто я вся на нервах. Ума не приложу, что и делать… Вы, я знаю, никому не расскажете, я Вас всегда уважала за это… А я хоть выболтаюсь, может, легче станет. А то в наше время подругам-то доверять нельзя.
– Не волнуйся, я никому не расскажу.
– Мариночка Ивановна, я не знаю, что мне делать. Я не люблю своего мужа. Ну и что, не у всех же эта самая любовь! Он, все-таки, человек достойный, состоятельный. Я честно хотела стать ему хорошей женой. Ведь, ни у кого из моих подруг не было такого богатого мужчины, как было упустить, не выйти? Я даже, представляете, не знаю, сколько у него денег, недвижимости всякой. Думала, здорово! А сейчас даже неинтересно. Все мысли о другом. Только об Артуре.
– Что за Артур?
И тут Леночка поведала мне такую историю.
Где-то месяц назад, кстати, сразу после ее медового месяца, познакомилась она с художницей. Дело было на корпоративной вечеринке у мужа. Вот там она и познакомилась с этой Ланой.
– Ты сказала «Лана»? – прервала я ее рассказ.
– Ну да, я же говорю – художница. Мы с ней разговаривали, то, сё, а потом она и говорит, что я такая необычная, интересная… Ну прямо прошусь на полотно. Портрет, в общем, предложила мне написать, дала свою визитку и просто умоляла позвонить. Ну я и позвонила дня через три. Приехала к ней, а у нее в мастерской… Кстати, у нее так классно! Представляете, кругом драпировки, штучки всякие античные, ковры… Ну вот, захожу я, а она рисует, и ей мужчина какой-то позирует. Он почти обнажен, только вроде набедренной повязки что-то, а так – считай, голый. И мужчина этот… Ну как Вам его описать? Ну, у Наташи Королевой мужа видели? Так вот этот Тарзан ему и в подметки не годится. Ну, Лана мне сразу его представила, это Артур, брат ее.
Потом он вышел, а Лана стала меня готовить к позированию, образ создавать. Пришлось почти совсем раздеться, простыней какой-то обмотаться. Как древнегреческая женщина типа. А тут Лане звонок, срочно надо куда-то бежать. Ну, она, конечно, сильно извинялась. Сказала, что раньше, чем через пару часов вернуться не сможет. Ну ладно, думаю, приду в другой раз. Уже и правда настроилась портрет собственный заиметь, уже и место в доме наметила…, и только я хотела одеваться, а Лана эта кричит: «Артур, угости мою гостью кофе, а то мне так неловко ее оставлять…». Что-то в этом роде…, и он опять входит. Ой, ну Вы бы его видели! А взгляд! А я стою как дура, будто столбняк напал. Потом, правда, опомнилась. И ничего такого я все равно не собиралась, честно! Ну хорош мужик, нечего сказать, ну и что? Что я, мужиков красивых не видела? А после кофе не знаю, как и получилось. Как в тумане. И вот теперь целый месяц как привязанная… Но это еще не все. Три дня назад Лана меня чуть не убила.
– Что? – я открыла рот от удивления.
– Да нет, не в этом смысле. Просто, она мне открыла одну вещь… Оказывается, Артур серьезно болен, очень серьезно. Опухоль головного мозга. Он не хочет мне говорить, чтобы не расстраивать, а сам держится только на обезболивающем.
– Это все Лана тебе сказала? – уточнила я.
– Да, представляете, он может умереть, – Леночка подавила рыдания, – и ему для операции нужны деньги, очень большие. У меня деньги, конечно, есть, но не столько. Я могу попросить у мужа, но чем я буду мотивировать: дорогой муж, дай мне денег, у меня любовник заболел? Даже не знаю, что и делать. Вот сейчас отдам, сколько есть. А потом еще что-нибудь придумаю.
– Да, – задумчиво произнесла я, – интересная история.
– Не то слово!
Тем временем мы уже были на Февральской. Мы вышли из машины, попрощались, и перед тем, как Леночка забежала в парадный подъезд какого-то старинного здания, я ее окликнула:
– Лена, а портрет-то хороший получился?
– Какой портрет? – не сразу поняла она. – А, портрет! Да мы его забросили, вернее, и не начинали.
Леночка скрылась, а я все переваривала услышанное. Интересно!
Проводив Лену взглядом, я поняла, что в парикмахерскую мне расхотелось. Тогда куда? Если бы дома был Сергей, то, конечно, я полетела бы туда пулей. Но изнывать от дурных мыслей в одиночестве, запершись в четырех стенах? Нет, увольте! Ленкино щебетанье меня немного успокоило, но совсем немного. И пока я не расставлю все свои расшатанные нервы по местам, домой сегодня не пойду. Здесь, в центре города, среди ярких витрин, доносящейся откуда-то музыки и просто среди людей чувствуешь себя более защищенной, чем дома за замками.
Не зря пословица гласит: «На миру и смерть красна». Короче, где будем нервы укреплять? А вот в этом прелестном кафе, как раз напротив здания, в которое вошла Леночка.
Я открыла дверь, вошла. Довольно мило. Почти все столики свободны. Сразу же подошел приветливый официант, подал меню. Приятно. Выбрала то, что еще никогда не пробовала. Говорят, если ешь что-то новое, то надо загадывать желание, и оно сбудется. А у меня столько нереализованных желаний, что можно лопнуть этаким-то образом.
И с этим журналом как с писаной торбой… Зачем я его взяла? Даже сумочки с собой нет. Ладно, буду таскать…
Мой заказ еще не принесли, и прекрасно. Если бы они знали, что в моем случае, чем дольше, тем лучше, то, наверное, удивились бы. Так хорошо сидеть под тихую приятную музыку и рассматривать сквозь невесомые занавески улицу, прохожих. Вдруг мне показалась знакомая фигура. По-моему, это Лана, та самая художница. И вышла она из тех самых дверей, в которые вошла Леночка. Вышла и столкнулась с шедшей ей навстречу полноватой, солидно одетой дамой. Они стали о чем-то беседовать. Хотя, слово «Беседа» было слишком невинно для развернувшейся сцены.
Солидная дама все больше и больше стала жестикулировать. Похоже, она уже не говорила, а почти кричала. Лана же старалась сохранять невозмутимый вид, и всеми правдами и неправдами пыталась как-то обойти особу. Но это было непросто. В какую бы сторону не направлялась художница, разгневанная дама вставала на ее пути и махала руками в перчатках перед самым лицом художницы, как и в прошлый раз одетой в какие-то живописные отороченные мехами лохмотья. Это было весьма комично, слишком уж наряд обеих дам не соответствовал их базарному поведению. Будь они обе одеты попроще, как две обычные женщины, никто бы не обратил на них особого внимания: подумаешь, бабы ругаются! Но здесь были явно не бабы, а именно дамы с полным набором соответствующих аксессуаров: сумочки, перчатки, шляпки. Просто так встретишь – и то взглядом зацепишься. А уж как не посмотреть, как они полощутся! Вот уже и публика стала собираться.