– Я тогда напишу, что ты не согласилась.

Вот и поговорили. Мне негде человека уложить, самой места мало. Без ночевок – приму, иначе – нет.

Смотрю на мужа своего, закручинился совсем.

– Грустишь?

– Нет. Но я это запомню.

Вот так раз. Сижу, думаю, чем мне грозит отказ.

– Будешь мне теперь мстить?

– Нет, просто поведение скорректирую.

– Как это? Мне уже начинать бояться?

Молчит.

Искали консенсус, не нашли.

Быть честной всегда трудно. Особенно когда этой честности только учишься. И себя не хочется предавать, и смотришь: не понравилась супругу твоя точка зрения. Сильно не понравилась. И тут же сомнения: «Может, лучше согласиться? Мало ли, вдруг на отношениях плохо скажется. Так хорошо жили, что начинается?» Ну и любимое: «Все пропало».

Сказала, что думаю, а он:

– Не надо над собой ничего делать. Ты уже решила.

Спасибо за это.

Проверку прошли. Оба.

Вчера, когда дочь уснула, мы с мужем вели необычные беседы.

– Что будет, когда я напишу книгу? Как к ней отнесешься? Особенно к тому, что было до тебя.

– Разведемся, да и все, – сразу ответил он.

– Да. Я тоже так думаю.

– ?

– А может, и читать ее не будешь?

– Отстань. Будешь про меня плохое писать?

– Нет, я вообще планировала не освещать отношения… Точнее, наши отношения… Ладно, прочитаешь, когда я умру.

– Хм.

– Мы же можем говорить откровенно друг с другом? Или я должна причесывать и фильтровать?

– Нет. Говори.

И мы говорили.

Может быть, для кого-то в этом нет ничего особенного, но знаете, я вижу здесь столько красоты. Просто пить чай в третий день зимы и говорить так, как есть.

Как же долго я к этому шла.

Когда написала про Еву, боялась именно реакции мужа. Закрыла профиль, чтобы случайно не прочитал. Потом открыла, правда. Не читает. Меня устраивает. Надоело прятаться. Предложил вчера писать про выдуманную женщину. А я пока не могу сочинять. Пока не напишу то, что готово быть написанным. Зачем моим детям и внукам вымышленная героиня? Что она им даст? Не хочу, чтобы они гадали, сколько в книге правды.

Как же долго он к этому шел.

Чтобы просто слушать. Молча. Выдерживать. Не предлагать решений, не указывать на ошибки. Один человек в начале нашей длинной дружбы сказал: «Мне можешь говорить все». И я говорила. Удивляясь, что такое вообще возможно. И это было важно. Ни разу не слышала от него ни упрека, ни усмешки, ни даже намека на критику. Он просто слушал. Я мечтала, чтобы у меня в семье сложились такие отношения.

Как же долго мы к этому шли.

Сколько надо было пережить за десять лет, чтобы перестать бояться и закрываться там, где важно. Каждый раз ты словно знакомишься заново или общаешься с другим человеком. И нет гарантии, что адекватность партнера сохраниться надолго, что в любой момент ситуация не развернется в противоположную сторону. Что будет, когда он прочитает «Вторую жизнь Евы»1? Одному Богу известно. Вот такая предельная честность.

Стемнело. Два выходных проскакали галопом.

Сажали картошку и капусту. Я тренировала терпение и принятие масштабов нашей фазенды. Размышляла, почему люди бросают огород. Кажется, поняла.

Ходили в баню. Расслаблялись. Дышали. Глубоко и спокойно.

Сны удивляли и волновали. Хорошо, что воскресенье, и до обеда не сбылось2.

Деревенское утро обнимало спокойствием. Белая акварель неба обещала длинный день. Кофейно-шоколадный аромат, тонкое позвякивание ложечки, голубика, которую дочь выдавала нам по одной и себе по десять. Растерянные сборы домой.

В город ехали быстро, чтобы успеть на занятие в художественной школе. После так же мчались в парк под беззаботное щебетание детей на заднем сидении. Праздновать каникулы.

Я волновалась, глядя с земли, как дочь проходит трассу в экстрим-парке. И ела. Как с голодного мыса. Думала о клещах. И снова ела, чтобы успокоиться. Прыгали в резиночку, вернулись в школьное время. Ноги-то помнят. Дети тоже заинтересовались. Дочери показалось, что ей не дают напрыгаться, как она хочет. Слезы и обида хлынули наружу. Успокаивали все, мне не удалось. Хорошо, что еду к этому времени уже убрали.

В зоопарке козленок отзывался на Иванушку, что пил из копытца, а барашки отказывались от капусты, но с радостью ели клевер из рук. Мы смеялись. Гусь кричал и старался ущипнуть. Ослику было плохо. Все его жалели.

На выходе из парка увидели лошадей. Они описали красивую дугу по полю из одуванчиков и направились к нам, не сбавляя шага. А скорость у них была приличная. Каждая мама хотела защитить своего ребенка, но дети и не собирались прятаться: снимали на видео, кричали. Лошадки сбежали из деревни. Им тоже хотелось в парк. А может быть, они знали, как помочь ослику?..

Июнь собирает вещи. Лето катится к середине. Спешит. Меняет слайды неба. Голубое, жемчужное, розовое во взбитых сливках облаков, серое, снова голубое. Хочет все показать.

Воскресенье неделю назад – сладкое с горчинкой. Жимолость. Сегодня – сладкое с кислинкой. Виктория.

Комары звенят свои песенки. В предбаннике прохладно. Пойте. Я не боюсь. За дверью жар и березовые веники.

Хорошо. Счастье жить. Особенно когда морковь прополота.

Декабрь. Слов нет. Холодно как в… тундре.

Сегодня влажный ветер. Промерзла до костей. Чай не помогает. «Рафаэлло» тоже. Коробка закончилась. Эффекта нет. А пельмени помогают. Это же семейственность. Традиции.

Каждый новый год под «Что? Где? Когда?» мы с Александром Друзем и Федором Двинятиным3 в детстве лепили пельмени.

Вот и сейчас. И сразу тепло, и можно даже кофту снять. На пять минут.

Я страшно читаю. При любой возможности. Сегодня, например, «Главные блюда зимы. Рождественские истории и рецепты» Найджела Слейтера.

Автор пишет, что зимой читает совсем иначе, чем летом. В свете настольной лампы, закутавшись в одеяло, натянув несколько теплых свитеров и без отопления. Дохожу до конца предложения, понимаю, что сама такая же. Под гирляндой, пуховым одеялом с мишками, в кофте и при отключенных батареях, потому что иначе к утру пересыхают глаза и нос.

В комнате темно, тихо и холодно. Настоящая зима.

Можно бы хандрить или злиться, но самое большое наслаждение в снежное время года – вкусно поесть, а потом вот так сидеть и читать. Книгу о Рождестве, Англии, ярмарках на замерзшей Темзе. Ничего из этих рецептов не готовить, нет. Даже не планировать. Но будто зайти в книгу как в уютный дом с фотографии и побыть там гостем.

Принцесса скучала по Дракону. Когда чувство переросло в тоску, она собрала семью и отправилась в сумеречное, заколдованное место. Воевать. Ее отец вел столетнее сражение с врагом, который буквально вырастал из-под земли снова и снова. Бесконечно.

Принцесса не хотела участвовать. Но чувство долга, будь оно неладно, не давало радоваться летним солнечным дням вдали от опасностей и тяжелых мыслей.

Вот и сейчас принцесса Гвендолин и ее муж, бесстрашный волосатый викинг, облачились в доспехи, шлемы и, несмотря на жару, перчатки. Бросили друг на друга прощальный взгляд и вышли на поле боя. С воздуха сразу атаковали крылатые монстры. Беспощадные, жаждущие крови. На земле враг стоял стеной.

Гвендолин ощутила горечь безысходности и бессмысленности своих действий, сделала вдох и вошла в эпицентр сражения. Мрачные мысли окутали сознание плотным туманом. Место-то заколдованное.