Хотел пройти к радиометристам, узнать, скоро ли наладят они локатор, но передумал. Что он им скажет? Поторопитесь. Они и без того наверняка торопятся.

«Исправят — доложат», — решил он и поднялся на мостик.

Марушев недружелюбно взглянул на него и спросил:

— К Торопову не заглянул?! Шкуру с него нужно спустить!

— Без шкуры он вовсе не работник.

— Защитник. Еще раз на кекуре посидеть захотелось? Спасать только теперь некому будет.

— А ты, Савельич, пока не иди в горловину. Подержись здесь, в центре.

— Легко сказать! — недовольно ответил Марушев. — Вон как крутит.

— Тогда на якоре останься. Пока не так сильный — устоим. Дай команду стопора положить. И машины пусть работают. Если сорвет — успеем полный врубить и отойти. Я к мотористам схожу. Объясню им все.

— Дело говоришь. Дело.

Прозвучал ответ не так сердито. Понял: это выход из критического положения. Найденов уловил, что командир хоть немного, но все же почувствовал себя уверенней. «Держись, Савельич. Держись!» — мысленно подбадривал он Марушева, пока шел до люка в машинное отделение. И, уже когда скользил по поручням трапа вниз, услышал:

— Не спускать глаз с якоря!

Машинный отсек встретил Найденова резким запахом солярки, сухой жарой и монотонным гулом. Работали оба главных двигателя на «малых», помогая якорю держать корабль. Найденов жестом подозвал к себе механика, но не успел тот еще подойти, как резко прозвучал телеграф с мостика: «Полный вперед». Взревели двигатели, корабль задрожал, как человек, закоченевший на морозе и вдруг попавший на теплую печку. Но только напряжение, вызванное столь резким изменением режима работы двигателей, стало спадать, с мостика поступила новая команда: «Самый полный».

«Что там? Якорь не держит?!»

Найденов готов был кинуться по трапу наверх, но сдерживал себя. Понимал: уйдет он отсюда поспешно, вселит в души мотористов тревогу. Неладно, подумают они, наверху. Остался он в машинном отделении, стоял и наблюдал за вахтенными мотористами и механиком. Механик, Найденов знал это, недавно сменился с вахты, но по авралу спустился в машинное отделение и вместе с подчиненными запускал двигатель. Чувствовалось, что он и не собирается уходить отсюда.

Когда команда, поданная с мостика, была выполнена, механик подошел к замполиту.

— Проведать заглянули, Владимир Георгиевич? Или предупредить, чтобы ко всему готовы были?

— Проведать. — И добавил после паузы: — Тайфун, кажется, идет. В океан выйдем, там надежнее. Понял? Вот и ладно. Пойду к радиометристам.

Повернулся и не спеша стал подниматься по трапу. А в мыслях тревожный вопрос: «Что наверху? На мостик нужно. К радиометристам потом».

Поднялся на шкафут. Ветер тугим потоком обхватил его и потащил за собой. Найденов едва удержался, пригнулся и шагнул поближе к надстройке. Посмотрел на берег и успокоился: от него отошли уже метров на пятьдесят. Теперь, бурлящий, грохочущий, он уже был не страшен. Найденову показалось, что электрошпиль выбирает якорь. Прислушался. Точно. И не успел еще подняться на мостик, как ветер донес доклад боцмана:

— Якорь чист!

— Якорь в клюз! — последовала команда с мостика.

Марушев встретил Найденова радостным восклицанием:

— Молодцы, комиссар, радиометристы! Исправили.

— Как ветер?

— Сорок, — ответил Марушев. Лицо его было не сердитым, даже веселым.

Ванты и фалы теперь уже не свистали, а надрывно выли, море бурлило еще сильней, волны с грохотом кидались на палубу, а брызги от них секли козырек мостика; берег гудел и стрелял, и, чтобы слышать друг друга, офицеры кричали. Найденов прикрыл ладонью переговорную трубку:

— Савельич, тайфун идет, не иначе! От него не укроешься. От нас многое зависит сейчас. Одна непродуманная команда или несвоевременное решение — и некому даже секунды считать будет. На руле молодой. Советую Цыкова Петра. Выход на палубу запретить всем.

— Согласен, — ответил Марушев и включил боевую трансляцию: — Цыкова на руль! По палубе не ходить! Всем находиться на своих местах!

— Старшина 2-й статьи Цыков заступил на вахту. На румбе сто двадцать градусов, корабль слушает руль хорошо, — сразу же услышали офицеры доклад, и оба удивились: Цыков, оказывается, сразу же, как прозвучал аврал, встал к рулю, чтобы подстраховать молодого рулевого. Командиру же не доложил.

— Ты почему!.. — начал было отчитывать Цыкова Марушев, но Найденов, плотно закрыв ладонью переговорную трубу, сказал спокойно:

— Не горячись. Сам виноват. Командовать кораблем нужно. Помнишь, как Абориген учил? — пригнулся к трубе: — За инициативу, Петр, спасибо. Но докладывать командиру нужно.

Марушев молчал. Насупился. На скулах — желваки. Усы-шнурочки ощетинились. Ничего не стал говорить больше и Найденов. Смотрел на белые гребни бегущих навстречу волн, на узкую горловину впереди, в которой взбешенные волны метались между кекурами, и думая: «Проскочим горловину — считай, спасены». Оглянулся на берег. Не слишком далеко отошли. Все хорошо видно. И яростную битву воды и гранита, и раздольный накат волн на Горячий пляж, и домик, уже с оторванным крыльцом и выбитыми рамами. Теперь он казался беспомощным слепцом, прижавшимся к сопке в надежде получить у нее защиту, а волны хлестали и хлестали его старенькие стены. Те самые волны, которые злобно перекатывались через корабль и не хотели выпускать его из своих объятий.

Усиливался и ветер. Горловина между клешнями-сопками напоминала аэродинамическую трубу. Ветер дул с такой силой, что корабль едва-едва полз вперед, хотя двигатели работали на полную нагрузку. В хорошую погоду всего здесь двадцать минут ходу, а они шли уже второй час.

— Добавить бы оборотов. Дотемна кекуры нужно пройти, — заговорил Марушев, словно спрашивая совет у замполита.

— Не стоит, Савельич. Двигатели беречь нужно. И так они на пределе.

И снова замолчали. Смотрели на пенившуюся горловину. Прямо над ней на прозрачном небе появилась небольшая лохматая тучка и начала быстро расползаться во все стороны. Через несколько минут небо почернело и хлынул тропический ливень. Потоки хлестких струй обрушились на корабль.

— Иди в каюту, — приказал Найденову Марушев.

— Нет!

— Вниз к рулевому тогда.

— Нет! Пока не выйдем в море, я не уйду с мостика.

Дождь ручьями скатывался со штормовок, затекал в голенища сапог, бил в лицо, а скоро промокли и штормовки, стали холодными и тяжелыми. Заливало и экран локатора, а теперь без него нельзя было обойтись: приближались к горловине. Приходилось беспрерывно протирать экран. И когда он был чистым, тогда, буквально на мгновение, ярко светились берега, скалы и неглубокие подводные рифы, но дождь вновь и вновь заливал экран. Марушев и Найденов поочередно протирали его, перепроверяя друг друга. Вели корабль на ощупь. Цыков выполнял команды быстро и четко.

Минут через двадцать вошли в горловину. Корабль начало кидать еще сильней. Теперь волны били по носу, по бокам, по корме. Чтобы устоять на мостике, офицерам приходилось крепко держаться за поручни. От локатора не отходили. Корабль медленно, но уверенно маневрировал между кекурами.

— Штуртрос не лопнул бы, — проговорил негромко Марушев, но Найденов услышал эти слова и удивился. Найденову казалось, что командир уже поборол в себе растерянность, вызванную столь необычной обстановкой и возникшей в связи с этим ответственностью, обрел уверенность. Во всяком случае, вел себя на мостике более спокойно. Найденов даже думал, что зря не послушал Марушева и не ушел с мостика. И в самом деле, после такого холодного душа температура наверняка поднимется, начнется кашель, а это ему уже страшно надоело. Стоило бы побывать и у пассажиров. Какие мысли сейчас у перепуганной Вали, у майора и его жены? Сидят в носовом кубрике, где удары волн особенно слышны, и не знают, что же происходит вокруг. Разные, видно, предположения и догадки лезут в голову. А может, свалили их страх и морская болезнь на матросские койки? В машинный отсек можно было бы еще раз спуститься. Марушев справился бы здесь и сам. Такие мысли возникали у Найденова, но теперь он понял, что, оставшись на мостике, поступил верно. Непроизвольно высказал Марушев вслух то, что тревожило его, видимо, давно и неотвязно. Но почему та трагедия вспомнилась ему?