Программы переключались вручную, водитель провернул несколько раз рычаг, выбирая ту из программ, где помех было меньше всего. Везде помехи были примерно одинаковыми, так что в итоге он остановился на каком-то спортивном канале, который шел из Пакистана, кивнул на телевизор гостям, спрашивая у них – хотят ли посмотреть этот канал. Сергей и Игорь кивнули, все равно они ничего не видели и слышали только шум помех.
По обочине дороге шло несколько людей с автоматами Калашникова наперевес. Кто-то из них, услышав шум приближающейся машины, остановился и поднял руку, приказывая остановиться.
– Эй, бача, не подвезешь? – закричал он, когда водитель затормозил рядышком.
– Рад бы, да сам посмотри – мест совсем нет, – сказал водитель, кивая на своих спутников.
– Жалко, – сказал вооруженный человек.
Машина тронулась с места, а когда чуть отъехала, то Сергей спросил у Шурика – кто эти люди.
– Ополченцы домой идут на выходные.
Оружие ополченцы забирали с собой, совсем как в Израиле, где военные, которых тоже отпускали домой на выходные, не расставались с оружием и на дорогах постоянно встречались солдаты, которые просили их подвезти. Порой, они проезжали от казармы до своего дома чуть ли не через всю страну, благо Израиль – не очень большая страна, а любой водитель считал за честь подвезти военного. Афганским ополченцам больше приходилось рассчитывать на свои ноги. Просто машин в стране было гораздо меньше, чем в Израиле, встретить попутку – считалось за большую удачу и пока до дома доберешься на своих двоих отмахаешь километров сто. Дня два понадобится. Только и успеешь дойти, а уже назад надо собираться – в казарму.
Дома Сергей стал читать книжку, увлекся, и оторвался от страниц, лишь услышав, что за порогом дома что-то сильно завывает, будто там бродит страшный сказочный зверь. Он разрывает на части всех, кого встретит.
– Что такое? – спросил Сергей.
– Буря начинается, – сказал Игорь, – пока ты читал – я получше полиэтилен на окнах закрепил, а то сорвет, песок налетит, завтра тогда целый день выметать придется.
Завывания становились все страшнее. Ветер начал прикасаться к окнам и двери, проверяя их на прочность. Небо стало таким темным, что на нем уже не было видно звезд. Наконец порыв ветра, будто таран, ударил в окно, край полиэтилена оторвался, стал трепетать, а в дом залетела горсть песка. Сергей бросился заклеивать окно, но, казалось, что кто-то схватил полиэтилен по другую сторону и хочет его вырвать из рук. Американцы держали оборону у других окон. На улице творилось что-то невообразимое, но сквозь мутный полиэтилен это было трудно разглядеть, а можно было только представить. Сергей подумал, что у тех бедолаг, кому не хватило места ни в гостинице, ни в домах и кто живет в палатке, а то и в спальном мешке – этот ураган унесет прочь и разрушит их жилища, а наутро они будут бродить по улицам города, как беженцы. Придется уступать им часть своей жилплощади, пока они не раздобудут новых палаток.
Порыв ветра толкнул Сергея в спину прямо на шершавую стену. Он оглянулся, оказалось, что оборона американцев рухнула, ураган почти вырвал из их окна полиэтилен, он бросил им в лицо песок, и теперь американцы терли слезящиеся глаза и отплевывались, все еще продолжая удерживать порвавшийся полиэтилен.
Колючие песчинки стали кусать открытые участки кожи, Сергей сперва отмахивался от них, как от комаров, потом чуть привык.
Они сопротивлялись этому урагану часа полтора. Казалось, что он закончится только когда сотрет с лица земли весь город или, на радость археологам, полностью его засыплет. У Сергея спустя полтора часа такой обороны ломило все тело, на зубах скрипел песок, будто он его ел на ужин. Их оборона во многих местах была уже прорвана, но они из последних сил продолжали ее удерживать. Спустя полтора часа ураган утих.
Остатками скотча они заклеили окна, а выметать песок было нечем. Работу эту они отложили до утра, когда может удастся у кого-то раздобыть веник или щетку. Да и сил никаких не было.
– В моей жизни было два страшных события, – сказал Игорь, засыпая и не дождавшись, когда же Сергей спросит у него; «каких?», сам продолжил, – когда меня в армию забирали и эта буря.
– А налеты на Белград натовцев? – спросил Сергей.
– Когда в армию брали – страшнее было, – сказал Игорь сонно.
Сергей не стал больше его расспросами мучить. Ему и самому смертельно хотелось спать.
Лагерь сильно пострадал от бури. Все было перевернуто, пластиковые стулья занесло на крыши, палатки были сорваны.
– Да. Дела, – протянул Игорь, глядя на картину разрушений, – готовый сюжет, – продолжил он, ткнув пальцем в сторону бедолаг, которые бродили по лагерю и искали потерянные вещи.
Лагерь напоминал поле битвы, с которого убрали трупы.
– Думаешь надо? – лениво спросил Сергей.
До их отъезда осталось два дня. В запаснике у них еще был материал на один сюжет, так что оставшееся время Сергей решил посвятить экскурсиям и безделью.
Камера во время бури не пострадала. Игорь всегда аккуратно обматывал ее скотчем, чтобы внутрь не попало ни пылинки. Он пеленал ее, точно мумию бинтами, а вечером проводил сложную операцию по вскрытию, как врач, снимающий с раненного, прилипшую к телу, повязку. Игорь вытаскивал, отснятую за день кассету, вместо нее вставлял новую, и вновь заклеивал все щели в камере. В течении дня он мог снять лишь одну кассету. То есть 36 минут. Если снимать пришлось бы больше, то смена кассеты грозила тем, что пыль испортит камеру. Рисковать не стоило. И так ребята из EBU, через которых они перегоняли в Москву свои материалы, на них смотрели косо и раза три говорили, что они песок принесли.
– Вот сломается аппаратура, тогда перегонять ничего не сможем, – ныли они.
К вечеру выяснилось, что у группы коллег, состоявшей из нескольких поляков и украинцев, вся аппаратура во время пыльной бури вышла из строя. Выяснив, что камера русских простаивает без дела, они взмолились – одолжить ее. У Игоря язык не повернулся упрекать поляков и украинцев за то, что они за своей аппаратурой плохо следили. Ведь русские жили в глиняном доме, а поляки с украинцами – в палатке, которую во время бури снесло. Всю ночь им пришлось за палаткой бегать, а спать под открытым воздухом, чуть ли не полузасыпанными песком и пылью. Один из поляков простудился, температура у него поднялась до сорока. Товарищи пытались его выходить, давая такие порции антибиотиков, которые поставили бы на ноги и слона.
– Дайте нам камеру – в аренду, – просили поляки.
Это предполагало, что за камеру они чего-то дадут взамен. Но Сергею и Игорю, было совестно чего-то просить у сильно пострадавших во время бури поляков и украинцев.
– Да так берите, – сказал Игорь, – только поаккуратнее с ней. Ладно?
– Вернем в лучшем виде, – заулыбались коллеги.
Спустя несколько минут они притащили три бутылки водки и ящик пива. Сергей вытащил одну из бутылок, на которой красовалась этикетка «Ярпиво», повертел ее в руках.
– Вы откуда их взяли то? Из Москвы, что ли тащили весь ящик?
– В Душанбе достали.
– Спасибо, приходите вечером после работы, вместе и выпьем.
– Постараемся.
К тому времени, стратегические запасы у Сергея с Игорем закончились, и эта водка с пивом были очень кстати. Было теперь чем угощать гостей, которые придут к ним на проводы.
Вечерами они во дворе своего дома разводили костры, собирая по округе сухие сучья и кизяки, и жарили мясо, которое покупали днем на базаре. Еще пару недель назад, скажи кто, что будет Сергей готовить мясо на ослиных и бараньих какашках, не поверил бы, а теперь ел его с удовольствием и других угощал. Еще приходилось доедать консервы. Не везти же их обратно в Москву. Пару банок тушенки подарили американцам. Те были очень довольны и сказали, что будут хранить их как стратегический запас.
Время пролетело быстро. Шурику они оставили свою палатку, спальные мешки, сказали, что сообщили о нем той группе, что едет им на смену. В Хаджи Багаутдине они будут через день и готовы сотрудничать с Шуриком, а тот должен им передать все оставленные вещи.