Я вышел из кабинета и быстро зашагал по коридору в зал, потирая лицо. Этой малой, но такой тяжелой для осмысления информации, услышанной от Милиана, было более чем достаточно, чтобы понять и убедиться, что мне в мире Изнанки точно не место. Как я буду бороться с сильнейшим чародеем? Я несколько часов назад узнал, что напичкан магией, и за это время не наколдовал ничего путного, совершенно потерявшись! Как же мне противостоять психованному принципиальному злодею? Зачем, с какой стати мне надо подвергать себя опасности, идти на риск, когда здесь у меня семья, здесь мой дом, а там — какая-то неизвестная волшебная страна, которая в принципе за долгие годы своего существования породила не одно поколение настоящих магов, способных сразиться с Морсусом? Почему в Изнанке так плохо обстоят дела, что в час опасности ее чародеи обращаются к левым людям из другого мира, которые всю свою жизнь просуществовали обычными ребятами без замашек на что-либо волшебное? Так много вопросов, так мало ответов. Точнее, совершенно никаких.

Если сегодня я узна́ю хотя бы что-нибудь еще новое, касающееся Изнанки, мой мозг взорвется от переизбытка информации. Хотя, признаться, представлять всё, воображать, расставлять по полочкам — это интересно, потому что материал неожиданный и новый. Но от мысли, что предстоит сражаться со злодеем и стать частью истории Изнанки, все внутренние органы сводит. Да нет, я не смогу, я не готов! Это не для меня работка! Я не тот, кем меня видит Милиан. Я Костя. Просто Костя. Обычный московский парень, дирижер столичного театра, счастливый муж и отец.

Я притормозил у широкого зеркала возле выхода на сцену, всматриваясь в себя, пытаясь найти то, чего не видел я, но нашел Милиан. Безрезультатно. Совершенно обычный, ничем не отличающийся хотя бы даже от вахтерши или охранника. Ну какой я герой-спаситель? Роста, конечно, баскетбольного, скелет широкий, мускулы какие-никакие есть, но это не аргумент для занесения меня в список храбрецов, кто поможет справиться с нависшей над чародейским миром тьмой. Есть руки, помогающие музыкантам творить яркую музыку. Есть ноги, созданные для быстрого бега за Аришей, носящейся по квартире. Какой из меня помощник в борьбе с магической преступностью? Я там совершенно не нужен! Если Милиан сказал, что враг может напасть в любой момент, хоть сейчас, а я не готов — я же подведу всех, из-за меня могут погибнуть люди! Это слишком большая ответственность. Нет. Со мной мироздание Изнанки что-то напутало. Оно выбрало не того. Оно точно ошиблось.

Я мотнул головой и поспешил к оркестру. Ох, мать честная, я же забыл придумать объяснение на весьма вероятный вопрос, что же случилось с валторной! Ладно, буду импровизировать.

***

День тянулся максимально медленно. К концу рабочих суток я утратил чувство вкуса, проглатывая еду чисто чтобы заполнить желудок, чувство юмора и желание радоваться жизни. Не проходило ни секунды, чтобы я не выпускал из памяти разговор с Улло в грим-кабинете. Занятия в театре выдались ужасными. Растерзанный, убитый, растерянный, поехал домой. Как же мне в кругу семьи остаться беззаботным после всего того, что выпало за день? Отмажусь тем, что скажу, как действительно устал.

Девочки, мои славные милые девочки мне поверили. Обе закрылись в детской, где шептались о своем девичьем, а я лег в гостиной на тахту лицом вверх и закрыл глаза ладонями, глубоко вздохнув. Надо бы позвонить родителям, давно не общались… Но я не мог найти в себе силы что-либо сделать, с кем-то поговорить. Будто у меня отняли все органы чувств, выкачали всю душу, оставили только костно-мышечную оболочку.

Я думал ни о чем. Думал, что не могу думать. В какой-то момент мне показалось, что я услышал слабый шорох. Кто-то осторожно и тихо скользнул в комнату, встав напротив меня. Я подумал, что это Лиза. Но спустя секунду на пол мягко опустилось что-то объемное. Решил, что Милиан. Вздохнул, отняв руки от лица, и развернул к нему голову.

— Всё-таки пришли добить меня.

— Вовсе нет, Константин. — Улло качнул головой.

У его ног лежал кейс (интересно, а куда всё-таки подевалась музыкальная бандура, которая по идее должна в нем храниться?). Сам Проводник был в одежде неизменно темных оттенков с неизменными очками на цепочке на груди.

— Вовсе нет, я не собирался подвергать тебя душевным мукам. Ты сам обрек себя на это, разве нет? Ты стал культивировать, страшиться, бояться.

— А что еще я мог делать? Что еще я мог думать? — Я сел на диванчике, глядя прямо на Милиана. Даже не кричал, говорил ровно и спокойно, без гнева. — Я должен был радоваться этой чести? Я должен был радостно ринуться в бой? Конечно, я испугался. Это всё страшно ново для меня. Я всего лишь один день волшебник. А вы говорите про спасение вашего мира, ответственное дело не для новичков. Я правда не тот, Милиан. Простите. Мне кажется, ваш мир ошибся, выбирая меня.

Я покачал головой, сложив руки на коленях, и посмотрел в пол. Улло помолчал, затем молча прошел ко мне и сел рядом.

— Я верю в тебя больше, чем ты веришь в себя сам, — произнес он. — Мы, Проводники, никогда не ошибаемся. Мы сами можем выбирать из тех, кого нашло мироздание, на кого указало. Я сказал Совету, увидев тебя: «Вот, вот он будет моим учеником». Я посчитал, что ты можешь стать молодцом. Почувствовал, что не ошибусь с выбором. Когда показали твой образ среди других потенциальных новоизбранных, я отметил упорство во взоре, что указывало на пробивной характер, импульсивность, желание добиваться своего. Уже потом, позже я узнал о тебе, твоей биографии. И узнав, что ты — дирижер, понял, откуда в тебе темперамент.

Я улыбнулся.

— Если вы думаете, что так можете меня переубедить, у вас ничего не выйдет.

— Я и не пытаюсь. Я лишь хочу напомнить, как тебе было интересно узнать о ранее неизвестном мире в нашу прошлую встречу, — мягко продолжал Милиан. — Как ты сомневался принять мое предложение, но любопытство, любознательность взяли верх. Ты сам хотел проверить, доказать самому себе, что волшебство и магия, в которые не веришь, на самом деле существуют. Ты сам стал чародеем, ты встретился лицом к лицу с опасностью и остался жив. Ты не тот, кто пасует перед сложным музыкальным материалом. Ты не боишься ответственности, потому что у тебя есть семья.

Милиан замолчал и смотрел на меня, ожидая ответа. Но я плотно сжал губы и смотрел перед собой в одну точку.

— Наш мир просто так никого не отпускает. Один раз оказался у нас — и будешь возвращаться снова и снова. В Изнанке таковы законы волшебства, — продолжил Улло, не дождавшись моей реакции. — Здесь каждому чародею дано право защищать, помогать тому, кто нуждается в помощи, кто находится в опасности, кто даже не является волшебником. Но и каждый маг навсегда становится особенно связан с тем, кого спас. Можно лишь трижды спасти жизнь человека, трех разных людей. Тогда навсегда связываешь их с собой невидимыми нитями. И с того момента до конца своих дней — или дней спасенного — ты обязан помогать ему, тому, кого спас. Неважно, в каком деле. Как бы ничего особенного, с твоей стороны покажется, у вас такого нет: вы просто помогаете, просто спасаете, просто так, потому что лучшие друзья или родственники. Но в Изнанке такие правила. Не я это придумал. Не мне эти правила менять. До вчерашней схватки я уже трижды выручал магов. Я уже трижды связан со спасенными. Вчера спас тебя. Ты стал четвертым, и Изнанка не приняла тебя, но зафиксировала. Я не смогу защищать тебя, если бы даже хотел.

Милиан посмотрел в окно, о чем-то размышляя. Я не решался нарушить тишину и опустил глаза. Старичок хотел помочь своей Изнанке, а потому хотел помочь мне разобраться в моих же чувствах. Но я не могу решиться. Я не мог рисковать.

Внезапно Улло сделал резкое движение рукой и приставил конец своей волшебной палочки к моему плечу. Через рубашку я почувствовал довольно болезненный укол.

— Что вы сделали? — испуганно воскликнул я и тут же попытался вжаться в мебель: на мой крик могут прибежать девочки, и дело вновь примет неожиданный оборот, как в прошлый раз, когда семья случайным образом познакомилась с Милианом.