Накануне Ленин, благословляя особо доверенных лиц проводить социалистическую революцию в глубинке, отправил в Пензу с группой большевиков самого молодого из них Василия Кураева, делегата 1-го и 2-го Всероссийских съездов Советов, члена ВЦИК. Около двух месяцев в городе творилась сплошная неразбериха. К концу декабря 1917 года большевикам удалось объявить комиссара Временного правительства Керенского, князя Кугушева низложенными и бескровно взять власть в свои руки. Однако радостная телеграмма Кураева Ильичу о том, что он наконец назначен председателем Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, едва не оказалась преждевременной: в середине февраля бывшими офицерами был поднят вооружённый мятеж. Мятеж подавили, но недобитый враг затаился и, готовя новые провокации, представлял серьёзную опасность.
Весна и лето для Красной России после победоносного октября вообще стали тяжким испытанием. "Военный коммунизм"[42] опрокинул надежды крестьян, которые ещё питали симпатии к новой власти, а когда большевики начали изымать продовольствие на территории, контролируемой собственными силами, они, защищая собственность, превратились в непримиримых врагов. Волнения и недовольство завершались вооружённым сопротивлением и ожесточёнными восстаниями. Крестьяне, поначалу бившие морды беспардонно грабившим их комбедовцам и продотрядцам, теперь сами собирались в боевые дружины и попросту уничтожали их.
Пенза представляла повышенную ценность для правительства республики не только как одна из богатейших хлебных и мясных житниц страны, здесь располагалась строго засекреченная фабрика по печатанию денег, эвакуированная по указанию Ленина в марте 1918 года комиссаром Экспедиции государственных бумаг Александром Минкиным ввиду тяжёлого положения на фронте. Председатель Совнаркома забрасывал Василия Кураева бесконечными тревожными телеграммами о необходимости организации строгой охраны, но на всякий случай специальный эшелон стоял на рельсах под парами. Вместе с тем не прекращались требования по заготовке продовольствия. Обобрав все уезды, Кураев организовал отправку в Москву 25 вагонов зерна и 23 вагонов мяса, не прошло и декады из Пензы ушёл второй эшелон с зерном.
Натянутую до предела тетиву долго не сдержать, стрела вырвется, как бы крепки ни были её цеплявшие пальцы — древней этой мудрости старались придерживаться власть державшие всех времён. Будь жесток, но в меру. Погоняй, но кнутом не по лицу. Проще говоря, политика кулака и пряника всегда ценилась более, ибо в основе её лежал разум.
В Совнаркоме дураков и безумцев не было, но республике грозила неминуемая гибель, если не от наброшенной петли вражеских фронтов, то от косящих красногвардейцев и население голода, холода и враз вспыхнувшей заразы: тифа, холеры, чумы, чёрной оспы, туберкулёза… Такая сопутствующая тварь, как вошь и клопы, разносящие всю эту погибель, в счёт не шла.
Поэтому Ленин подписал декрет об обязательном товарообороте для Пензенской, Самарской и Тамбовской губерний, который вводился немедленно.
Между тем в глубинке местные власти едва сдерживали недовольство, возмущение и протесты, готовые обернуться вооружёнными столкновениями. В Пензенской губернии даже руководители большинства уездных и волостных Советов выступали против насильственного изъятия хлеба. Кураев срочно известил об этом Ленина и попросил вооружённое подкрепление. Чекисты Рудольфа Аустрина не справлялись, хотя тот в срочном порядке латал прорехи кем попало. Так, в Пензенской чека нашлось место грамотному Павлу Буланову: в Инсоре взялись за вилы, ответственному секретарю уездного комитета РКП(б) лучшего места для спасения не сыскать.
А началась заваруха летом, когда в Пензу наконец прибыл обещанный Лениным продотряд из четырёхсот хорошо вооружённых бойцов. Разделившись по сотням и усиленные агитаторами из местных партийцев, они направились по волостям создавать разгромленные комбеды и выгребать остатки продовольствия.
Тут уж и прорвало.
Началось с села Кучки, где крестьяне взялись за вилы и топоры. Петроградский отряд, пытавшийся оказать сопротивление, понеся значительные потери убитыми и ранеными, был разгромлен, уцелевшие едва унесли ноги. Вооружённые мятежи вспыхнули в других волостях и грозились охватить целые уезды, словно только и ждали сигнала. Чтобы пресечь распространение пламени восстания, Кураев объявил особое положение в нескольких предрасположенных опасных волостях.
"Пензенская опасность явно нами недооценена! — рвал в Совнаркоме голосовые связи Ленин. — В Пензу следует направить бойцов железного полка и привести дело к беспощадному подавлению… Сделать так, чтобы на сотни вёрст народ трепетал…", а Кураеву, противнику кровопролития, извещённый о его нерешительности, слал телеграммы похлеще, приказывая сочувствующих и недовольных мужиков пороть и запирать в концлагеря.
Дзержинский тут же круто взялся за своего подчинённого, метал гром и молнии в адрес Рудольфа Ауст-рина. Тот был избран членом губкома партии и, как мог, давил на мягкотелого Кураева. Вместе им удалось мобилизовать отряд для усмирения восставших, укрепив его военной братией интернационалистов из революционно настроенных немцев, чехов, венгров и словаков. Войдя в притихшие в недобрых ожиданиях Кучки, отряд арестовал не успевших разбежаться зачинщиков и активистов, а назначенный Аустриным председателем следственной комиссии его заместитель Иван Егоров принялся за следствие. Сам Аустрин немедля отбил телеграмму начальству: "Восстание ликвидировано, расстреляно 13 человек". Однако Ленин остался недоволен и возмущённо требовал: "Повесить, непременно повесить не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. Отнять у них весь хлеб. Назначить заложников". И уже явно намекая на Кураева, добавлял: "Найдите людей потвёрже".
Жестокость обернулась бочкой пороха, брошенной в костёр. Вооружённые восстания враз охватили ещё пять волостей, в губернской тюрьме взбунтовавшиеся арестованные убили Егорова, проводившего допросы.
Всё это происходило в 45 километрах от Восточного фронта, в целом положение на всех фронтах становилось критическим. В городе Саранске формировавший особый казачий корпус Филипп Миронов, недовольный политикой раскулачивания, выступил против советской власти. Выдвинув лозунг "Долой коммунистов", мятежные казаки разграбили продовольственные склады в городе и двинулись к фронту. К ним прибавились возмущённые крестьяне, войско росло как на дрожжах лишь только достигало очередного населённого пункта.
Не дожидаясь, Ленин и Свердлов, нашли "человека потвёрже", чтобы возглавить пензенских партийцев, метавшихся в панике и нерешительности. Один Аустрин навести порядок не мог. К тому времени Пензенская ЧК ещё подчинялась местному губернскому Совету, являясь его комиссариатом и не имела прямых связей со Всероссийской чрезвычайной комиссией, поэтому все требования Дзержинского, хотя и подталкивали Аустрина, обязательными для Кураева не были, тем более для губкома партии. И разрубая этот гордиев узел[43], два пролетарских вождя сами решили проблему.
Считаясь даже среди своих диктатором, страдавшая нервным расстройством политработник группы войск Червонного казачества Евгения Бош как раз была отправлена командующим Виталием Примаковым[44] на лечение от чахотки. Подлечившись в Тамбове и Липецке, комиссарша возвратиться назад не могла, так как, по существу, была изгнана за то, что беспардонно вмешивалась в боевые распоряжения и сама отдавала невыполнимые приказы. Накануне Примаков грозился пристрелить её сам, если не отзовёт начальство. В ту пору, когда на Украине велись жестокие бои красных с белыми, зелёными и прочими разноцветными, наседавшими со всех сторон, угроза эта была реальна, командиру позволялось и такое, а Примаков слов на ветер не бросал.
