Отдаться им, расплакаться от жалости к себе – самый легкий путь, но я пока не могу себе позволить такую роскошь и начать жалеть себя.

Подумаю об этом завтра, как делала великая Скарлетт.

Открываю ноутбук и ввожу в поисковике имя своей цели.

Жданов Глеб.

Интернет подсказывает, что его отчество Валерианович.

– Ну, здравствуйте, Глеб Валерианович. – Произношу тихо, открыв первую попавшуюся фотографию своей цели.

С нее на меня смотрит мужчина лет тридцати. С короткой модельной стрижкой. Его волосы не черные, но очень темные, как и брови. От этого взгляд довольно выразительный и пронизывающий. Будто он смотрит на меня не с фотографии, а прямо сейчас стоит напротив. По коже пробегают мурашки, и я ёжусь.

– Тридцать пять лет, холост, осужден за убийство, но чистосердечное скосило срок до одного года. Адвокаты пытались доказать что непреднамеренное. Владелец крупного холдинга «Инкорп», в позапрошлом году баллотировался в замы губернатора и какое-то время занимал соответствующий пост. Потом из-за расследования и последующей шумихи в прессе его с должности сняли. На данный момент отбывает наказание в колонии…

Проговариваю вслух то, что написано в статье.

Текст почти годовалой давности.

Брюнетка сказала, что Глеба выпускают завтра. И сообщила название эскорт агентства, откуда он предпочитает заказывать шлюх.

Сказала, что туда уже поступил заказ на двадцать два часа. Девочку она берет на себя.

Что это значит, я переспрашивать не стала, но поняла, что она собирается подсунуть ему вместо той эскортницы меня.

Все вроде бы просто. В двадцать два часа приехать по указанному той брюнеткой адресу и представиться одной из тех шлюх. Сделать то, что от меня требуется и уйти в закат.

При чем тут мои умения охмурять мужчин, я не понимаю. Когда тебя просто вызывают потрахаться, никто особо не заморочится, что ты сказала или сделала.

Но тем не менее выбрали меня.

Снова перевожу взгляд на Жданова.

– Хотя бы не страшный…

Роюсь в интернете и нахожу еще одну его фотку. Тут он даже красив. Черный смокинг, белоснежная рубашка, из под воротничка которой виднеются черные росчерки. У него есть тату? А так можно было?

Здесь Жданов во весь рост, и невооруженным взглядом заметно – он гораздо выше и крупнее собравшихся вокруг него мужчин. Широкие плечи, крепкие как тугие канаты мышцы проступают даже сквозь одежду. Ни намека на живот, который обычно отращивают себе мужчины его возраста и положения. Стройный, я бы даже сказала поджарый. Но кто знает, может в тюрьме за этот год он раздался и превратился в страшного орка?

Но лицо-то его наверняка не изменилось…

Его черты можно назвать тонкими с натяжкой. Прямой нос, аккуратный, но с горбинкой, свидетельствующей о том, что ему не чужды драки. Когда-то были. Он ведь боксер, как я могла забыть о главном! Скулы чеканные, будто высеченные из камня, губы красивой формы не полные, но и не тонкие. Квадратный подбородок чисто выбрит, прическа волосок к волоску. На висках и затылке очень коротко стрижен, а вот на макушке есть, за что ухватиться и даже зарыться пальцами.

Кажется, я двигаюсь в правильном направлении. Еще чуть-чуть и начну испытывать симпатию к убийце!

Это отрезвляет. Нельзя забываться.

Захлопываю ноутбук и поднимаюсь с дивана. Надо выбрать платье, в котором я завтра отправлюсь на гильотину. И чем откровеннее оно будет, тем быстрее все закончится, и я стану свободна.

Такси за мной приезжает ровно в восемь, как и обещала брюнетка.

Я даже имени ее не спросила, но покорно села в машину, которую она прислала.

Безрассудство.

Именно так называется то, что я делаю сейчас.

Одергиваю подол своего короткого платья. Хочется растянуть его до самых лодыжек, но я специально выбрала короткое, чтобы как можно скорее со всем этим покончить.

Пальто не греет совсем. А может проблема в том, что меня трясет от страха.

Я еду к уголовнику. Он будет делать со мной все, что захочет. Он был там год. И у него не было девушки.

Надеюсь, он согласиться использовать презерватив.

Заставляю себя прекратить думать о дурном и провожаю взглядом город, медленно ползущий прочь за окном такси. Слякоть замерзает. Снега нет, но мороз уже ощущается. Огоньки витрин постепенно сменяются бликами отражаек на отбойниках. Меня везут в коттеджный поселок. В резиденцию бывшего заместителя губернатора.

Спохватываюсь, что чуть не забыла выпить противозачаточную таблетку. Вынимаю из кармана блистер и выдавливаю первую. На всякий случай нужно подстраховаться, я же не знаю, насколько извращенец Жданов. Возможно, он решит пренебречь контрацепцией.

Так стоп. Так нельзя. Я должна настоять на контрацепции. Ведь без нее я не смогу выполнить свою задачу.

Толкаю руку в карман, убираю блистер с таблетками, и пальцами нашариваю упаковку презервативов. Боже, только бы он не оказался каким-нибудь бдсм-щиком. Я же не секу в теме, и он поймет, что я не профессионалка. Такси подъезжает к резным воротам поселка, и меня начинает подташнивать.

Дома за воротами огромные и ослепительные. Огни их наверняка видно даже из космоса. Ворота начинают разъезжаться, и такси плавно трогается вдоль широкой улицы. Мой взгляд утопает в пространстве, и я понимаю, что сойду с ума от неизвестности, если не прекращу себя накручивать.

Чтобы отвлечься начинаю считать в уме.

На семидесяти мы тормозим около особняка. Я вцепляюсь в ручку, но не могу заставить себя дернуть за нее, чтобы открыть дверь. В горле стоит горечь, желудок уже давно приклеился к ребрам от страха, а руки вспотели так, что скользят. Хотелось вытереть их о полы пальто, и я отняла руку от ручки и прошлась по бедрам.

– Приехали. – Водитель холодно озвучивает то, что я итак понимаю. Красноречиво на меня смотрит. Я киваю, открываю дверь и выхожу на мороз. Ноги в тонких чулках сразу же деревенеют от холода. Я плотнее запахиваю пальто и шагаю к крыльцу. Туфли лучше любых коньков скользят по наледи, и я торопливо хватаюсь за перилла, потому что едва не падаю. Не хватает только разбитой коленки и крови.

Поднимаюсь и замираю напротив двери на какое-то время, но мороз подстрекает постучать. Мне никто не открывает. По ту сторону двери шумно, я слышу это, но не рискую открывать сама.

Ног я уже не чувствую. Голова без шапки мерзнет тоже, но аккуратные локоны, которые я сделала утром иначе испортились бы. Стучу снова. Никто не открывает.

Оборачиваюсь, замечаю, что такси давно уехало, и я стою тут одна, неизвестно где, и постепенно превращаюсь в сосульку.

Дергаю ручку, та поддается, и я вхожу в особняк. Музыка глушит, разговоры не прекращаются, но все это идет фоном, в холле пусто, только лучики света из гостиной освещают пол.

Я стягиваю пальто и опускаю его на тумбу, мешкаю: снимать ли туфли. Нет. Надо остаться в них, не похоже, что тут разуваются на входе. Черт разбери этих богачей.

Одергиваю платье, хотя это больше нервный жест, нежели необходимость. Оно сидит идеально, я это знаю, иначе не выбрала бы. Платье у меня белое. Застежка сбоку, перед полностью закрыт, а вот спина обнажена до самых ямочек на пояснице. Максимум голого тела, чтобы этот кобель как можно скорее сделал свое дело и меня отпустил.

На нетвердых ногах прохожу к дверям гостиной. Те приоткрыты и сквозь резное стекло в них льется свет. Я касаюсь ручки и застываю, понимая, что стою на краю обрыва. Обратной дороги нет, но если я шагну – наступит полный и безоговорочный конец.

Хочется помедлить. Голоса за дверью гудят. Смех, разговоры, музыка сливаются в одну какофонию. Моя рука на ручке потеет, и я дергаю и открываю дверь, щурясь от яркости освещения. Безотчетно прислоняю запястье к глазам, и чувствую, как меня обдает жаром гостиной. Разговоры стихают, и я понимаю, что оказалась в центре большого застолья, где голова каждого из присутствующих повернулась в мою сторону.