***

– Я не поеду! – уперлась возле машины.

Он просто втолкнул меня в салон, сам сел за руль и заблокировал двери.

До сих пор я не понимала, что делать. И он, чёрт подери, был прав. Только всё моё существо противилось тому, что должно было случиться дальше.

До клиники мы ехали молча. Я пялилась в лобовое стекло и порой чувствовала на себе взгляд Сафронова. Посмотрела на него только один раз: напряжённые скулы, сжатые челюсти.

– Срок маленький, – сказал он, остановив машину возле клиники. – Скорее всего, аборт будет медикаментозный.

– А я смотрю, ты у нас знаток в этом деле. Не в первый раз?

Он только с презрением посмотрел. Именно с презрением, даже не с пренебрежением. Разве что не поморщился.

– Пошла. – Открыл дверь.

Козел! Я вышла на улицу. Смысла упираться не было. Здание клиники возвышалось за забором. Вокруг ещё не одевшиеся листвой кусты. Что место не из бюджетных, было понятно сразу.

До двери я дошла сама. Только когда Кирилл открыл, задержалась. Смотрела на него, не веря, что это тот самый Кирилл Сафронов, которого я когда-то знала. Неужели у него внутри ничего не дрогнет? Судя по жёсткому взгляду – нет.

***

– На семнадцать пятьдесят к Гришковец, – сказал он, подойдя к стойке.

Девушка-администратор улыбнулась, как и та в магазине. А я вдруг поняла, что дела им нет до того, сколько у него медалей. От него перла сила, уверенность. Серо-зелёные глаза, волосы цвета колосящейся пшеницы, дорогой пиджак и умопомрачительный парфюм. Этого было достаточно, чтобы все они заглядывали ему в рот.

– Проводите девушку, – не то попросил, не то приказал Сафронов.

Не помню, чтобы раньше его голос звучал так уверенно. Или я не замечала этого?

Отказать ему она не смогла. Наверное, мы с ней были примерно одного возраста, и – уверена! – она думала, что я с ним. А мне хотелось возразить.

– Сюда. – Она показала мне на кабинет, когда мы прошли по длинному коридору почти до конца. – Доктор сейчас подойдёт.

Я оказалась одна в просторной комнате. На столе компьютер, за ширмой кресло. Всё привычно, просто.

Меня резко затошнило. Ладонь сама опустилась на живот, а сердце забилось часто и тяжело. Каждый удар в рёбра – тяжёлое «бум».

В чём виноват этот ребёнок? В том, что я отшила мужчину, который стал его биологическим отцом? Или в том, что я ошиваюсь в квартире подруги уже который месяц? Может быть, в том, что мой собственный отец проебал бизнес, и мы всё потеряли? Или в том, что я по тупости вышла замуж не за того?

Минуты текли, и с каждой из них внутренний протест рос. Только что я могла? Выйти за дверь и заявить Кириллу, что не буду делать аборт? Почему-то я чётко знала, что он всё равно заставит.

Подошла к окну. И вдруг поняла, что внизу – газон. Я на первом этаже, а снаружи, что удивительно, нет решётки. Моя одежда осталась в гардеробе. Пальто… Хорошее пальто, но что с того?

Сердце колотилось ещё чаще. Я оглянулась на дверь. В первый миг показавшаяся безумием мысль крепла. Я повернула ручку. Окно поддалось. Сердце бухнуло в груди, в животе узлом сплелись страх, надежда и уверенность.

– Нет, Сафронов. Не будет по-твоему.

Открыв окно полностью, я забралась на подоконник. Высоко, но…

Только ноги коснулись земли, адреналин буквально зашкалил. Неужели я сделала это?! Посмотрела на окно, до конца не веря.

– Карина Вячеславовна? – раздалось из кабинета.

Паника! Не помня себя, я бросилась прочь. По газону, по улице, дальше от клиники. Только оказавшись у гипермаркета, перевела дыхание. Где я вообще? Это было неважно. Всё было неважно, кроме одного: мой ребёнок будет жить. Я не позволю отнять его у меня. Даже Кириллу.

– Иди ты к чёрту, Сафронов, – процедила зло.

Достала телефон и, больше не сомневаясь, написала СМС:

«Мне от тебя ничего не нужно. Живи своей жизнью, я буду жить своей. И никогда больше не подходи ко мне, Кир. Я уезжаю».

Отправила. Уезжаю? Куда? Да неважно. Важно одно: я никогда не буду одна, теперь мне есть ради кого бороться и двигаться дальше.

Кирилл

Присланное Кари сообщение я сохранил. На всякий случай. Пусть только попробует потом сказать, что я в чём-то там виноват. Конечно, мог бы на следующий день приехать к её подружайке и решить всё так, как планировал, но к чёрту. Возможно, совесть меня бы и покусывала, случись это с другой девицей. Не такой наглой и стервозной, как Карина. Да и думать об этом не хотелось. Сегодня – так точно.

– Ты где? – спросил, едва Оля взяла трубку.

Повисшая тишина мне не понравилась. Ещё больше не понравился прозвучавший фоном звуковой сигнал и шум. Подозрение царапнуло нутро острой бритвой.

– Внимание пассажирам… – раздалось издали, и тут же голос Оли:

– Я в аэропорту, Кирилл.

Я молчал. Нужный поворот я проскочил. Ну и к чёрту. А фоном из динамика – слишком хорошо знакомые звуки.

– Значит, выбрала? – спросил жёстко, выжимая газ.

Сегодня мы должны были праздновать помолвку. Я и ехал в клуб, где нас уже ждали. Мои друзья, чёрт её дери. Мои, блядь, друзья! Снятый зал, проплаченная выпивка и жратва. И что, спрашивается, я должен сказать? Что моя невеста решила повертеть жопой перед киношниками за бугром?! Мать её!

– Я всё понял. – Сам поразился, как отстранённо это прозвучало.

Оля вздохнула в трубку, и я как наяву увидел её сжавшиеся на телефоне пальцы. На одном из них красовалось подаренное мной после прилёта с Игр кольцо. Эта зараза променяла меня на Голливуд, блядь. Я ясно ей сказал, что будет, если она свалит, но нет. Видимо, не восприняла всерьёз.

– Я не буду тебя ждать, Оля. Не женюсь на тебе, женюсь на той, кто будет слышать то, что я говорю.

– Не руби сгоряча, Кирилл, – сказала она негромко. – И не бросайся словами. Успокойся, потом поговорим.

– Нам не о чем с тобой говорить.

– Ты сам знаешь, это не так. Мне выпал шанс. Отказаться я не могла. Такой шанс бывает раз в жизни, да и то далеко не у всех. Ты себя реализовал, я – нет. Я не хочу прожить жизнь с пониманием, что упустила возможность добиться успеха.

– Добиться успеха? – ехидно усмехнулся я. – Твои фильмы ляпают один за другим. Пройдёт десять лет, никто и названия не вспомнит.

– Твои Олимпиады случаются раз в четыре года. Но твоё имя будут помнить всегда. И твой олимпийский прокат тоже. Кирилл… Я люблю тебя. Очень люблю.

– Но? – Ещё одна усмешка.

– Но ты не вся моя жизнь. Как только человек становится всей жизнью, любовь превращается в болезнь. Я не хочу болеть тобой. Я хочу любить тебя.

– Как ты заговорила…

– Прекрати! – Она повысила голос, но сразу же заговорила спокойнее: – Я позвоню через несколько дней. Прости. Сейчас мне нужно идти. Уже объявили посадку.

Только она положила трубку, я выматерился сквозь зубы. Чёрт подери! Поначалу казалось, что с Ольгой сложностей не будет. Да их и не было. Верная, красивая, сосёт хорошо. Что ещё нужно? Но не вот это всё точно. Актриса она? В большое кино захотелось?! Блядь!

Само собой, в клуб я не поехал. Позвонил лучшему другу, сказал, чтобы веселились без меня, а сам, заехав в супермаркет, купил дорогущего пойла. Сидел в машине напротив сквера и пил из горла, смутно думая, что через пару дней нужно выступать на шоу. Сколько их было после возвращения с Игр, не сосчитать.

В какой-то момент я понял, что не помню ни дня недели, ни времени суток. Разве что города отпечатывались в памяти. Степана пришлось на месяц отдать на передержку заводчику. В другой раз никому бы его не доверил. Верный друг. Самый верный из всех, и уж точно вернее любой бабы. Ему не придёт в башку вертеть хвостом возле камер ради какой-то там роли.

Я поймал себя на мысли: жалко, что у собак нет телефонов. Услышать тяжёлое шумное дыхание и хруст лакомств порой куда кайфовее, чем приторный голосок. Особенно когда этим голоском твоя невеста говорит «успокойся, остынь, потом поговорим».