Другой звонок был от Иосифа Соломоновича Шапиро, известного физика, открывшего несохранение четности, но не решившегося опубликовать это открытие. Он пригласил меня в гости и в процессе беседы, как бы пытаясь понять, как нам с Гришей удалось сделать такой революционный шаг, сказал:

– У вас в руках была отмычка, которой у других не было.

Другими словами, мы были теми, кто просто знал топологию, и, когда появилась потребность в топологических методах, мы ее тут же применили. На самом деле все было гораздо интереснее, но я не стал его разубеждать.

Весной 1976 года мы с Гришей обнаружили, что в одной из недавно открытых сверхтекучих фаз гелия-3 возможны вихри, оканчивающиеся в объеме жидкости, – объекты, похожие на монополь Дирака. Ситуация была настолько отличной от обычного сверхтекучего гелия-4, что стало ясно – надо понять, в чем состоит фундаментальная разница между той и этой сверхтекучей жидкостью, да и между другими конденсированными веществами: обычными и жидкими кристаллами, магнетиками и прочими. Про монополи и скирмионы мы уже слышали от Саши Полякова, но пока тыкались в разных направлениях, как слепые щенки. Никакого исходного знания топологии у нас не было.

Летом мы с братом Сашкой и его тестем строили дом на нашем дачном участке. Утром я проснулся и обнаружил, что левая нога не сгибается в колене. На штанах изнутри была кровь. Накануне вечером я расщеплял бревно металлическими клиньями, загоняя их в дерево ударами обуха топора. Видимо, от головки клина отлетел осколок, пробил штаны и вонзился в колено. Разгоряченный работой, я ничего не заметил. Чудеса. Делать нечего, надо ехать в Москву сдаваться врачам. Опираясь на большую палку, доковылял три километра до электрички и приехал на Рижский вокзал, а оттуда на троллейбусе добрался до Института Склифосовского. Сделали рентген. Говорят:

– У вас во внутреннем мениске инородное тело. Вы кто по профессии? Говорю:

– Физик-теоретик.

– Да… – говорят, – похоже, вы работали не по специальности… Оперировать не будем, нужно, чтобы инородное тело закапсулировалось. Приходите через три дня.

– Куда же я пойду? Идти я не могу, делайте операцию сейчас.

– Ну, ладно, – говорят, – тогда ждите.

Ждать пришлось шесть часов, бригада оперировала девочку, попавшую под поезд. Я позвонил домой и, к возмущению Ольги, сказал, что ночевать сегодня не приду. Затем все же пришлось объяснить причину столь вольного поведения. Потом усталые хирурги вскрыли коленку, и привлекательная врачиха-анестезиолог вручила мне завернутую в вату железку миллиметров восемь длиной.

Несколько дней я лежал в палате вместе с десятком людей без рук, без ног. Сестра обходила больных, давала таблетки и делала уколы, дезинфицируя место укола ватками, смоченными в спирте. Сосед слева просил сестричку не выбрасывать ватки, говорил:

– Я их хоть пососу…

А я лежал и читал факсимильное издание курса лекций по алгебраической топологии Сергея Петровича Новикова, который я у него попросил и Олька принесла мне в больницу. Гриша тем временем изучал книжку Л.С. Понтрягина «Непрерывные группы». Постепенно неведомая нам доселе премудрость постигалась. К осени ответ на поставленный вопрос был найден.

Дело было в Аспене в штате Колорадо летом 1977 года. Наша группа физиков из Института Ландау приехала в Штаты на пару месяцев, чтобы пообщаться и поработать с американскими коллегами. Аспен – это курортное местечко в Скалистых горах, куда летом приезжают многие физики в свободное от преподавания время. Организует все Аспеновский физический институт, приглашая на определенные сроки людей, работающих по близкой тематике. Жизнь там довольно вольная. Кроме работы можно ходить в горы, бродить по лесу, кататься на велосипеде… В один из дней наши друзья Равендра Бхат и Ширли Джексон предложили мне и Грише Воловику съездить в Гранд-каньон. Сказано – сделано, мы арендовали автомашину и покатили в Аризону. Ночевать собирались в мотелях по дороге.

Прямо перед отъездом подходит к нам Игорь Орестович Кулик – теоретик из Харькова, который тоже был с нами в Аспене, и интересуется, во что нам обойдется наша поездка. Отвечаем: примерно по 150 долларов с носа.

– Да вы что! – говорит Игорь. – Да на эти деньги можно купить 10 пар джинсов!

В те времена, не в пример нынешним, джинсы в Америке стоили дешево, а в России их просто не было. И с точки зрения Кулика (его еще звали и. о. кулика), наш поступок был неслыханным расточительством. Анатолий Иванович Ларкин, который стоял рядом, ехидно заметил, что съездить в Аризону из Харькова обойдется много дешевле…

Мы поехали, посмотрели грандиозный Большой каньон, чудесный оранжево-красный Брайс-каньон и Зайонпарк в штате Юта. По дороге родилась мысль подшутить над Игорем. Купили пачку долларов, которыми расплачиваются, играя в настольные игры. Они как настоящие, но только на каждой банкноте стоит штамп: Play Money. Пачку мы аккуратно перевязали широкой лентой, так что этой надписи не было видно. На ленте я написал «Bank of Nevada» и размашисто расписался. Легенда была такова, что-де по дороге мы заехали в Лас-Вегас в штате Невада и сыграли в рулетку. Удача нам улыбнулась.

По приезде мы сначала решили испробовать нашу шутку на Ларкине, показав ему пачку и красочно привирая про Лас-Вегас. Не на таковского напали. Ларкин сразу раскусил липу. Дело в том, что на поверхности пачки была 1000-долларовая банкнота. Таких дензнаков никто в глаза не видел.

– Ребята, – сказал Ларкин, – чтобы история выглядела правдоподобной, уберите такие деньги, оставьте 100-долларовые бумажки.

Мы так и сделали и положили пачку в большой Гришин бумажник.

Встречаем Кулика, рассказываем о поездке и как бы невзначай упоминаем заезд в Лас-Вегас.

– И что? – насторожился Кулик.

– Конечно, – говорим, – мы не могли упустить такой случай и сыграли на рулетке.

Напряжение возросло.

– И как?

Тут Гриша достает свой портмонет, приоткрывает его так, что виден край пачки 100-долларовых банкнот. Кулик просто похолодел.

– Что вы собираетесь с этим делать? – спросил он с дрожью в голосе.

Тут следует напомнить, что в те времена всю или почти всю валюту, заработанную советскими гражданами за рубежом, следовало сдавать либо в наше посольство, либо по приезде. А я небрежно отвечаю, что теперь мы фрахтуем самолет и летим в Йеллоустонский национальный парк смотреть на гейзеры. После чего мы сворачиваем разговор и удаляемся.

Проходит день, другой, при каждой встрече Кулик осведомляется о деньгах, похоже, они не дают ему покоя. Шутка затянулась, от денег надо как-то избавляться, и Гриша при очередной встрече с Куликом говорит ему, что денег больше нет. Кулик совершенно потрясен.

– Как нет? – спрашивает он.

– А так, – говорит Гриша. – Я хожу по вечерам в шахматный клуб, там играют на деньги. И вот за три вечера я все спустил…

На Кулика было больно смотреть, легкость, с которой мы расстались с крупной суммой, была непереносима…

В Аспене в воскресные дни мы ходили в горы, поднимались на 12-тысячники, так в футах там называют горы выше четырех тысяч метров, купались в горных озерах. Но в один из уик-эндов мне захотелось самому взглянуть на окрестности. Я взял в институте велосипед и запасся картой окрестностей. Аспен расположен в горах на высоте больше двух километров над уровнем моря. К западу от него дорога идет без особых подъемов и спусков, и я решил, что без особых усилий прокачусь по ней. Выезжаю поутру, и, к моему удивлению, дорога идет постоянно вверх, и тут я начинаю замечать, что и солнце светит не с той стороны, и еду я не на запад, а на восток. Достаю карту и обнаруживаю, что север на ней нарисован не сверху, а снизу, и, соответственно, запад с востоком поменялись местами. Проклятые американцы – все у них не как у людей… Столь же шоковое состояние было у меня, когда в той же Америке как-то раз я увидел на руках у женщины часы, стрелки которых вращались в обратную сторону. Ну да ладно, не поворачивать же назад. Стал делать остановки и, полеживая на обочине, наблюдать чудесных малышей – бурундуков. Через пару часов, практически выбившись из сил, въезжаю на перевал. Смотрю, рядом табличка «Independenсе Pass» – самый высокий перевал на пути с восточного побережья Соединенных Штатов на западное.