– А сколько лет этой нищенке?– спросил у начальника стражи, решив подтвердить свою догадку.

– Не знаю, Ваше Высочество, не спросил. Но на вид совсем ребенок, лет 15-16. Странно одета. В какие-то мужские штаны и рубаху, почти босая, – описал мне девочку начальник стражи.

Странно, неужели я не прав. И это на самом деле ребенок хочет рассказать какую-то сказку про моего пропавшего брата и получить хоть какую-то награду? Сомневаюсь, что девчонка располагает правдивой информацией. Скорее всего, просто хочет получить пару монет из жалости.

– Ладно, веди ее сюда с ее котом, – все же решил поговорить с девочкой я.

Брачный узор  мог проявиться у невинной девицы двадцати двух  лет от роду, так что эта девочка не могла метить мне в Избранные.

Сидим и ждем под дворцовыми воротами. Кто б сказал, смеялся бы до колик, что сына короля-принца в родовой замок не пустят. Маря нервничает, озирается. Трусь об ее ноги, хочу успокоить. С моего исчезновения ничего не изменилось. Серые стены, увитые плющом, замок утопает в зелени, всюду украшения из витого металла, издалека и не отличишь от живых ветвей деревьев.

  Служебная калитка открывается со скрипом. Столько времени прошло, как меня не было, а ее до сих пор не смазали. К нам выходит начальник стражи. Как же его зовут? Хотберс,  кажется.

– Проходи, наследный принц Эдмунд готов поговорить с тобой, – говорит Хотберс Маре и подзывает ее рукой.

Маря смотрит на меня. Вся подбирается, настораживается и направляется в сторону калитки.

– Смотри, чтоб твой кошак никого не покусал. Принцу не вздумай врать и юлить, говори, что знаешь, и проваливай отсюда. Если принц захочет, даст пару монет, – напутствует Хотберс Марианну.

Мы проходим  в помещения замка. Ведут нас не главными коридорами, а проходами для прислуги. Я возмущенно фыркаю.

– Ты чего? – ментально спрашивает у меня Маря.

– Ничего, – нервно бурчу я.

Ей не понять меня. Я принц, это мой родовой замок, а меня закоулками провожают в кабинет отца. Я сразу понял,  куда мы идем. Это Маря сирота и жила в квартире, по размерам меньше комнаты дворецкого. Ей не привыкать. А я-то принц.

– Я принц, а меня коридором слуг ведут, – все же капризно пожаловался я Маре.

– Какая разница, – удивилась она.

Ну вот, я ж говорил: не поймет. Простолюдинка, одним словом.

Подойдя к кабинету отца, начальник службы безопасности  постучал. Из-за двери услышал приглушенное: "Войдите".

Дверь открывается, и мы проходим в кабинет отца. В кабинете полумрак. Окна прикрыты плотными бордовыми шторами. Камин догорает, давая немного света,  за широким столом с вкраплениями  металла и резьбой сидит мой брат Эдмунд.

А он возмужал. Будто не год прошел, а значительно больше. Раздался в плечах, заматерел, я бы сказал. Видно, не просто далось ему мое исчезновение. А может, еще какие-то проблемы в королевстве?

Волосы цвета стали коротко подстрижены, а раньше носил удлиненную прическу. Темно-серые глаза внимательно нас изучают. Осматривают меня, но вот он смотрит на Марю и замирает. Кажется, он не мигает, пристально осматривает ее.

– Что вы хотели мне рассказать о Даниэле? – спрашивает Эдмунд.

Но вдруг его лицо болезненно искажается, и он начинает теребить ворот рубахи, пытаясь расстегнуть его. Встает, пошатываясь и опираясь на стол руками, начинает заваливаться на бок.

Я не понимаю, что происходит, рванул к Эдмунду, принюхиваясь. Ядом не пахнет. Потом к Маре, которая непонимающе смотрит то на меня, то на упавшего Эдмунда. Она в шоке и не знает, что предпринять.  На грохот в кабинет забегает Хотберс, смотрит на нас, видит лежащего на полу принца. Кричит страже, дежурящей около дверей кабинета. Бросается к принцу, но он без сознания.

– Схватить их! В темницу! Глаз не спускать, если кот попытается напасть, разрешаю убить. И лекаря сюда, срочно! – прокричал он страже.

Нас схватили. Вернее схватили Марю, а я поплелся за ней, так как понимал, что сопротивляться не имеет смысла. Реально ж прибьют и не посмотрят, что принц. Нас притащили в подземелье, Маря молчит и хмурится. Я не слышу ее мысли, вот засранка, научилась закрываться от меня. Когда успела? Пахнет сыростью и затхлостью. Нас заталкивают в камеру три на три метра. В углу подстилка из соломы, в другом углу ведро для естественных нужд.

Д-а-а-а-а-а-а, Королевские условия проживания. Вот и вернулся домой, называется.

Но это все ерунда. Что случилось с Эдмундом? Я ничего уже не понимаю.

– Ты меня слышишь? – вслух обращается ко мне Маря.

Я не понимаю, почему я не слышу ее ментально. Снова озираюсь и замечаю, что мы не в обычной камере. Все стены опутывает решетка. Видимо, она из какого-то  магического металла, блокирующего всю магия.

О-о-о-о, это плохо! Значит, нас подозревают в покушении на Эдмунда. Хоть бы с ним было все хорошо.

 Я показал головой в отрицательном жесте. Нет, Маря, не слышу я тебя, а так и объяснить ничего не могу. Подхожу к решетке, опутывающей нашу камеру, и лапой скребу по ним. Надеюсь, Маря меня поймет.

– Это из-за решетки? Она блокирует наше ментальное общение, да? – догадывается девушка.

Моя же ты умничка! Знал, что догадается. Маря отходит к подстилке, садится на нее и поджимает колени к себе, руками обнимает ноги и прячет лицо. Я подхожу к ней, трусь о колени, пытаюсь успокоить, внушить, что все будет хорошо. Она поднимает голову, по щекам катятся слезинки, я начинаю слизывать ее  слезы. Маря ловит мой обеспокоенный взгляд, улыбается немного грустной и тоскливой улыбкой. Протягивает ко мне руки и прижимает меня к себе.

Чувствую, что Маря расслабилась и затихла, уснула.

Что ж, неужели так и закончится жизнь младшего принца Стального королевства?....

10. Избранная

В лицо светит солнце, голова гудит, во рту сухость, правую кисть печет ожогом. Открываю глаза, я у себя в покоях, лежу на своей  кровати с балдахином, в кресле около меня, сидя, спит дворцовый лекарь.

Тянусь к столику около кровати, на нем стоит кувшин с водой. Пить хочу ужасно. Тут встрепенулся  и проснулся лекарь.

– Ваше Высочество, как вы себя чувствуете? Помните, что с вами произошло? – начал задавать вопросы лекарь.

– Нормально, пить хочу. Ко мне привели девчонку-подростка со Снежным котом, она хотела рассказать что-то про брата. Потом мне стало плохо. Почувствовал, что задыхаюсь. И все, больше ничего не помню, – ответил я.

– У вас сейчас что-то болит? – продолжает допрашивать меня лекарь.

– Ну, голова гудит и руку ужасно печет. Там ожог? – интересуюсь я.

– Нет, – удивленно отвечает лекарь. Неужели он не видел ожог?

Я тянусь к рукаву рубахи, чтобы задрать его и посмотреть на место, где у меня ожог на кисти.

Лекарь подается ко мне и встает из кресла, чтобы осмотреть место ожога. Задираю рукав белой широкой рубахи и смотрю на свою правую кисть. На ней не ожог, а татуировка, обвивающая кисть как браслет.

Я перевожу взгляд на лекаря, он меняется в лице: краснеет, белеет. При этом кажется, что его глаза готовы вывалиться и укатиться мне под кровать.

– Что это? – непонимающе спрашиваю у лекаря. Чья это дурная шутка? Сделать мне тату, пока я был без сознания. Этот шутник еще ответит передо мной!

Вижу, что лекарь отводит взгляд, мнется, подбирая слова. Он что, в курсе, кто это сделал? Вопросительно-удивленно приподнимаю бровь.

– Это брачная татуировка Избранной, – отвечает лекарь и смотрит на мою реакцию.

Я как рыба, выброшенная на берег. Открываю-закрываю рот, хлопаю глазами, но звука из себя выдавить не могу.

– Да быть такого не может! В замке нет ни одной незамужней девицы старше двадцати двух лет, – возмущаюсь я.

Я не могу в это поверить, как так?

И тут меня накрывает понимание: девочка-нищенка. Она не подросток. Неужели ей есть двадцать два года? Кто бы мог подумать. Что теперь делать? Где она? За мгновение столько вопросов проносится в голове. Мне надо обдумать все, но сначала надо выяснить, где эта девчонка.