— Вот, посмотрите, — говорил он, держа уникальную бронзовую фигурку Шивы в тонких пальцах, — это бронза периода Чолов. Мой отец — большой любитель вещей XI–XII веков. Если он видит что-либо подобное, он не жалеет денег. А вот здесь коллекция игральных карт. Видите, они сделаны из слоновой кости и кожи. Какой-то из этих комплектов был привезен из Европы в XVI веке. Только я не помню какой.

— Принц, — обратился к нему его «телохранитель», — вы прошли мимо статуи вашего предка.

— Ах да! — досадливо поморщился Викрамасинг. — Эта мраморная статуя изображает великого Серфоджи. Сфотографируйте ее.

Статуя, с моей точки зрения, не представляла никакой художественной ценности, и я отказалась ее снять, сославшись на недостаток света. Мы осмотрели всю коллекцию. Она была богатой и разнообразной.

— Вам нравится? — спросил принц.

— Очень, — искренне сказала я.

— Это еще не главное наше богатство, — принц покраснел от удовольствия. — Вы были в библиотеке «Сарасвати Махал»?

Сторожевая башня дворца смотрит

бойницами на город

Я побывала в этой библиотеке перед тем как посетить апартаменты принца. «Сарасвати Махал» занимала одно из обширных дворцовых помещений. В ней находилась коллекция уникальных книг и рукописей, собранных правителями Танджавура на протяжении нескольких веков. Теперь «Сарасвати Махал» — публичная библиотека, находящаяся в ведении государства. Но принц по-прежнему считает ее неотъемлемой частью своего дворца. В прохладных низких залах библиотеки тихо. За столами сидят люди, погруженные в изучение редких книг и рукописей. На стенах библиотеки висят миниатюры — портреты правителей Танджавура из династии Шиваджи. В библиотеке до сих пор хранится архив маратхских правителей. На полках аккуратно разложены узкие сброшюрованные книжицы пальмовых рукописей. Самая ранняя из них относится к IX веку. «Сарасвати Махал» обладает богатейшим собранием старинных манускриптов на санскрите, маратхском языке, на телугу, тамильском, малаяли, каннада. Сорок тысяч рукописей! Цифра довольно внушительная. При библиотеке имеется штат научных сотрудников, обрабатывающих эти редчайшие манускрипты и готовящих их к публикации. Однако работа идет очень медленно.

— Не хватает квалифицированных работников, — пожаловался мне главный библиотекарь. — За все эти годы только 120 рукописей смогли увидеть свет. Остальные по-прежнему лежат нетронутыми в наших хранилищах.

У библиотеки я рассталась с младшим принцем.

— Приходите к нам, когда вернется старший принц, — сказал он и протянул мне слабую руку, унизанную драгоценными камнями.

Шестидесятиметровая пирамида

Великого храма возвышается над Танджавуром

Великий храм — главная достопримечательность Танджавура. Его почти шестидесятиметровая пирамида розоватого камня вознеслась над городскими улицами, над плоскими крышами домов, над дворцом бывших правителей. Вдоль внешней стены храма тянется крепостной ров, наполненный водой. На воротах надпись: «Наследственный попечитель раджа Рама Сахиб». Через ворота меня впустили в храм, придирчиво осведомившись, та ли я «европейская леди», о которой говорил младший принц. За воротами оказалась еще одна стена с контрфорсами и бастионами. Мощеный двор храма был пустынен. Под навесом лежал каменный священный бык — «нанди» с меланхолично-равнодушными продолговатыми глазами. С гопурама на меня смотрели боги с мягкими, жесткими и ироническими улыбками. Как будто я попала в заколдованный мир. Шум города сюда не доносился, а пирамида и двор, залитые ярким солнцем, принадлежали явно какому-то иному времени. Я обернулась и увидела вдоль парапета целую вереницу танцующих фигурок. Фигурки сгибались и разгибались в традиционных позах бхаратнатьям и, казалось, жили и дышали. Каждое их застывшее движение было исполнено изящества и экспрессии. Каждая из них замерла только на какое-то мгновение. Теперь я была уверена, что танцовщицы останавливаются только тогда, когда я смотрю на них. Стоит мне отвернуться, и они продолжают свой танец со стремительными движениями у меня за спиной. Я решила проверить, так ли это. Отвернувшись от парапета, я хотела подловить хоть одну обманщицу-фигурку. Какой-то шорох раздался у меня за спиной, и я поняла, что танцовщицы перешептываются и смеются на своем каменном парапете. Я быстро повернулась, и одна из них, не успев опустить ногу, замерла с растерянной улыбкой. «Сейчас, сейчас, — подумала я, — все равно кого-нибудь поймаю». Шорох стал более явственным.

— Нельзя поймать неуловимое, — неожиданно произнес чей-то голос. — Пусть танцуют. Они делают это уже много веков. Не старайтесь их выследить. Это еще никому не удавалось.

Передо мной стоял сухощавый немолодой жрец с брахманским узелком на затылке.

— Сколько лет стоит этот храм? — спросила я.

— Много, — сказал жрец и поднял на меня выцветшие глаза. — Вы слышали, наверное, о могущественной империи Чолов? — продолжал он. — Четыре века, с IX по XII, Танджавур был столицей империи. Каждый император стремился украсить этот город. Они строили дворцы, замки и красивые городские стены. Теперь все это — руины. А от некоторых сооружений не осталось и камня. Люди и время разрушили многое. Только этот храм не тронули. Блистательный Раджараджа приказал воздвигнуть Великий храм. Его закончили в 1009 году. Две улицы были специально построены рядом с храмом. По указу Раджараджи там поселились 400 танцовщиц. Они танцевали в стиле бхаратнатьям. Потом наступили времена, когда люди забыли древнее искусство танца. Им было не до этого. Они много воевали, и храмы превратились в крепости. Великий храм был сильнейшей крепостью Юга. Но даже он не спас Танджавур от англичан. Маратхские правители забыли славу Чолов и могущество Виджаянагара. Они спасали свой дворец и свои богатства. Но англичанам не удалось добраться до сокровищ Великого храма. Императоры дарили храму золото, украшения, драгоценные камни, земли и деревни. Кое-что удалось сохранить и до сих пор.

Жрец проявил излишнюю скромность и осмотрительность, когда сказал, что сохранено «кое-что». Великий храм — один из богатых в Южной Индии. За его крепостной стеной, в его кладовых и подземельях, хранятся сокровища еще времен императоров Чолов. К сокровищам никого не допускают, и их никому не показывают. Ценности храму дарили не только цари династии Чола. Но и императоры Виджаянагара, наяки Мадурай и маратхские правители. До сих пор считается богоугодным делом делать подношения Великому храму. Правда, состав «дарителей» несколько изменился. Теперь это крупные дельцы Южной Индии и Танджавура, богатые помещики, отставные раджи и махараджи. Почитатели храма победнее тоже всегда что-то приносят сюда. Они опускают в специальные кружки смятые рупии, серебряные анны и медные пайсы. До аграрной реформы храм был владельцем крупных земельных угодий, и крестьяне, работавшие на этой земле, находились в полном распоряжении храмовой администрации. В общей сложности Великому храму принадлежало не менее тысячи акров плодороднейшей земли. Теперь, когда храмовые земли взяты под государственное управление, денежный доход с них все-таки продолжает поступать в казну храма. 500 тысяч рупий в год — доход, которым располагают жрецы Великого храма. Чистый доход несколько меньше, поскольку значительные суммы идут на содержание самого храма. Пирамида из розового камня, как и много лет назад, сосет деньги и ценности со всего округа.

Императоры династии Чола были покровителями искусства, танцев и музыки. Именно здесь, в Танджаву-ре, зародился особый тип музыки — карнатикский. Город до сих пор является ее центром. В храме, особенно в праздничные дни, можно услышать великолепные концерты карнатикской музыки в исполнении лучших южноиндийских музыкантов. Сухощавый жрец ведет под прохладные своды пирамиды. Здесь храмовые стены расписаны старинными фресками. Они исполнены в стиле фресок пещерных храмов Аджанты, и в них преобладают те же тона: коричневые, белые, желтые, зеленые. Краски слегка приглушены полумраком зала, но линия рисунка осталась четкой и выразительной. Застывшие в стремительном движении, похожие на летящих богинь танцующие девадаси, продолговатые глаза древних риши, или мудрецов, высокие тиары и надменно изогнутые губы императоров Чолов. Краска на некоторых фресках осыпалась и потускнела, но от этого рисунки приобрели свою особую, непередаваемую прелесть.