Рыбаки, чинящие сети, поднимают головы и равнодушно провожают взглядом процессию.

— Дравидийская прогрессивная партия… — снова начинает идущий впереди человек.

Толстый лавочник вышел из-за прилавка и ждет людей с флагами. Те приближаются к лавке, гремит мелочь, брошенная в банку.

— Дравидийская прогрессивная партия — ваша партия!

И так от лавки к лавке. Их хозяева — единственные состоятельные люди на этой улице. Они бросают в банки серебряные монеты, получают расписку и ревниво наблюдают за соседними лавками. Дадут или не дадут? У рыбаков и рабочих мастерских денег нет, а поэтому около их хижин активисты партии не задерживаются.

— Дравидийская прогрессивная партия — ваша партия! Жертвуйте на вашу партию!

Медленно плывут вдоль улицы два черно-красных флага. Красная полоса означает революцию, черная — невежество дравидов.

Эти флаги появились в Мадрасе в 1949 году, когда большая группа членов Дравидийской партии во главе с киносценаристом Аннадураи покинула великого Рамасвами. Их не устраивало то, что Дравидийская партия стоит в стороне от политической борьбы за власть, что она теряет возможность провести своих кандидатов в парламент и Законодательное собрание штата. Их не устраивал терявший свое значение и ставший одиозным «антибрахманизм» Рамасвами. Им уже не нужен был старый вождь с причудами «святого» и с отжившими этическими принципами. У них появились свои вожди, которые не хотели оставаться в тени, падавшей на них от легендарной фигуры Великого. Они сами хотели быть великими. Аннадураи стал их первым признанным вождем. Противоречия между ним и Рамасвами нарастали, как снежный ком, катящийся с горы, но повод для раскола представился только в 1949 году.

В этом же году новая партия «Дравида муннетра кажагам», или сокращенно ДМК, была внесена в списки политических партий Тамилнада. Она имела ярко выраженный мелкобуржуазный характер, но ее поддержала средняя и часть крупной буржуазии, недовольной правлением конгрессистов. Она была популярна среди городских низов: рабочих, рыбаков, рикш, кули. Среди тех, для которых слово «социализм» значило больше, чем просто надежда. А это слово стояло в программе новой партии. «Нашей целью, — было написано в программе, — является создание суверенной, независимой социалистической республики Дравидистан». Дравидистан… Требование, которое выдвинул великий Рамасвами, осталось лозунгом ДМК. За ним стояла тень отвергнутого вождя. Этого нельзя было допустить. И идеологическая машина ДМК заработала на всю мощь. Люди с высшим образованием умели красиво и умно говорить на хорошем тамильском языке на митингах и собраниях. «Дравиды, — говорили они, — до сих пор были без должного руководства. Они не могли противостоять Северу. Теперь у дравидов есть руководство — партия ДМК». «Северяне, — писали они, — заняли руководящие посты в Национальном конгрессе, правительстве, парламенте. Северяне не признают культуру Юга, Юг низведен на положение колонии Севера. ДМК начинает эпоху Ренессанса на Юге». Ни слова о Рамасвами, ни слова о Дравидийской партии. Как будто их не было. Да, их не было. А есть ДМК и ее вождь Аннадураи. — Великий Аннадураи. Тот, чьи портреты красуются на календарях, выпускаемых партией, рядом с Марксом, Лениным, Ганди и Неру. Тот, которого в день его шестидесятилетия в 1968 году назовут «великим, как император Акбар». И будут сравнивать «эпоху Аннадураи» с блеском древних дравидийских Империй Чолов и Паллавов.

В 1962 году лозунг «Борьба за Дравидистан» был снят, так как оказался невыгодным в сложившейся ситуации. В 1957 году Дравидийская прогрессивная партия получила 2 места в парламенте и 45 мест в Законодательном собрании штата, в 1962 году в парламенте было уже 9 депутатов от ДМК и 50 — в Законодательном собрании штата. В 1967 году ДМК сформировала свое правительство в Тамилнаде.

Красно-черные флаги и портреты Аннадураи постепенно захватывали весь Тамилнад. Они появлялись в маленьких городках и деревнях, в поселках и промышленных центрах. Потом они перешли границы штата и запестрели в Майсуре, Керале, Андхре. Дравидийский Юг признал новую партию. К 1965 году в ее рядах насчитывалось 533 тысячи человек. Она превратилась в главную оппозиционную силу Конгрессу. Лозунги, которые она теперь выдвигала, имели, несомненно, прогрессивный характер. ДМК требовала наделить безземельных землей, ограничить размеры помещичьего землевладения до 15 акров, ввести фиксированную заработную плату рабочего, провести национализацию кинопромышленности, банков, транспорта, расширить систему народного образования.

С самого начала своей деятельности ДМК настаивала на том, чтобы государственным языком и после 1965 года остался английский. Чем ближе становился срок замены английского на хинди, тем активнее действовала ДМК. Партия проводила митинги и демонстрации, Аннадураи грозился устроить публичное сожжение 17-й статьи индийской конституции, согласно которой язык хинди с января 1965 года вводился в качестве государственного. В дни демонстраций партии Мадрас оказывался свидетелем массовых процессий и манифестаций…

В тот день с утра по городу курсировали автобусы, украшенные черно-красными флагами. В каждом переулке, на каждой улице можно было видеть велосипедистов. У рулей их велосипедов были укреплены черно-красные флажки. Велосипедисты метались из одного конца города в другой, подолгу задерживались на его окраинных улицах, о чем-то переговаривались с лавочниками, передавали друг другу какие-то списки. Несколько позже появились полицейские патрули, и офицеры, отрывисто отдавая команду, выстраивали их вдоль улиц, где, как предполагалось, пройдут демонстранты. И наконец процессия ДМК захлестнула одну из главных артерий города — Пунамалли Хай Роуд. Движение было остановлено. Черно-красная волна флагов, флажков, транспарантов залила широкую магистраль, захватывая соседние улицы и переулки. Во главе процессии на открытом грузовике ехало руководство партии. Я успела разглядеть крупную голову Аннадураи и фатоватые усики Не-дунжлиана. Грузовик шел за грузовиком, а в глаза настойчиво лезло красное, черное; черное, красное. За грузовиками медленно плыл густой поток людей. Под черно-красными флагами шли рабочие и клерки, студенты и лавочники, кули и учителя, обитатели трущоб и известные киносценаристы. Неумолкающий гул стоял над движущейся змеей процессией. Сквозь этот гул временами прорывался слаженный хор голосов:

— Долой хинди! Долой хинди!

— Хинди уничтожит культуру дравидов! Хинди уничтожит культуру дравидов!

— Не дадим Северу никаких возможностей! Не дадим…

И снова:

— Долой хинди!

Вдруг в одном месте процессии возникло замешательство. Откуда-то взвился трехцветный флаг Национального конгресса и застыл на несколько секунд? напряженных, вцепившихся в него руках. Потом наклонился и медленно сполз на землю. Чей-то срывающийся голос закричал:

— Хинди здесь ни при чем! Вы хотите власти!

Но идущая толпа вынесла горстку людей с конгрессистским флагом на тротуар, и те встали, смущенно и растерянно улыбаясь. Изорванное трехцветное полотнище, как подбитая птица, лежало в пыли у их ног.

А черно-красные флаги гордо плыли над обнаженными головами демонстрантов, как грозные провозвестники неизбежно надвигающихся событий… Хвост процессии с замыкавшим его полицейским грузовиком показался не скоро. Но вот и он исчез за поворотом. На горячем асфальте остались обрывки красно-черной бумаги.

Вдруг из переулка выбежал молодой парень. На его голову была почему-то нахлобучена подушка, которую он придерживал правой рукой. Одна сторона подушки была черная, другая — красная. Парень выскочил на магистраль и затрусил по ней со своей подушкой вслед за демонстрацией. Эта нелепая подушка и несколько отрешенный вид ее владельца рассмешили меня.

— Смешно? — вдруг услышала я рядом с собой.

— Во всяком случае, не грустно, — ответила я.

— Я бы не сказал… — задумчиво произнес человек. — Меня зовут Сампатх. Я вижу, вы заинтересовались всем этим. Хотите, я вам кое-что расскажу?