Затем он согнул колени и хотел «взять прах» от ног гостя.

— Нет, нет, — энергично затряс бородой Рамасвами, — не смей этого делать. Я не святой и не бог. Не унижайся.

Человек распрямил колени, и Рамасвами пожал его большую руку. В хижине на циновке, лежавшей прямо на земляном полу, была разложена еда. Аккуратные горки риса на зеленых банановых листьях. Это было все, что мог предложить мадрасский рикша Великому…

Рамасвами — одна из ярких и значительных фигур современного Тамилнада. Его называют «Великим», «Буддой», «пророком». Но, несмотря на высокие имена, Рамасвами остается человеком со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. И пожалуй, во всем Тамилнаде нет более противоречивой по своим взглядам личности, чем великий Рамасвами.

Родившийся в семье крупного фабриканта и помещика, ортодоксального представителя одной из высших каст наикеров, он отверг традиционный путь и со временем превратился в своеобразного «апостола шудр» — людей низших, угнетенных каст. Неистощимую энергию борца он направил против традиционных устоев общества, против кастовой системы, против богов и брахманов. Он был образцом бескорыстного служения простым людям Тамилнада и в этом служении шел до конца, не признавая никаких компромиссов и отклонений. Так же до конца он оставался верен и своим ошибкам. Выступая в защиту угнетенного большинства Южной Индии, он противопоставил Юг Северу, дравидов — ариям и выдвинул сомнительную идею самостоятельного государства Дравидистан. Выступая против кастовой системы, защищая права «низших», он слепо отверг классовую структуру современного общества. В этом обществе он видел единственных носителей зла — брахманов. В 10 лет он бросил школу, отказавшись от того традиционного образования, которое давали закрытые индусские учебные заведения. В 16 лет он стал знатоком индусской религии и мифологии. В 19 лет, уже женившись, стал сознательно нарушать законы касты, ел и пил с неприкасаемыми, приглашал в дом «низших». Он снял тали со своей тринадцатилетней жены, так как считал его символом рабства замужней женщины. Запретил ей обмывать ему ноги, как это делали покорные индусские жены, и требовал, чтобы она ела с ним вместе как равная. Отец думал, что сын помешался, и пытался наставить его на путь истинный. Однако конфликт в семье разрастался, и в 25 лет Рамасвами порвал с отцом и ушел из его дома.

Впереди была неизвестность. Полуголодный, без средств к существованию, он решил отправиться по «святым» местам. Он думал, что индусские «святые», садху и аскеты, смогут ответить на его вопросы, смогут помочь в его исканиях справедливости и правды. Ему казалось, что те, в ком присутствует «дух божий», могут указать ему единственно правильный путь. Он отправился в Калькутту, потом в Бенарес. Он шел от одного «святого» города к другому, присоединялся к бродячим садху, нищенствовал и делил с ними их убогий ночлег и скудную пищу. Рамасвами думал, что, приняв тяготы жизни санияси, заплатит за все несправедливости и за все зло. Заплатит и станет чистым. Грязь этого мира больше не коснется его. Но постепенно он начал видеть и понимать другое. Садху и санияси сами не были «чистыми». Большинство из них спекулировали именем бога на невежестве миллионов индусов. Он увидел, что «святые» паразитируют на живом организме народа. Они были ленивы, развращенны и питали отвращение к любому труду. Они грызлись между собой за «выгодные» места, нечестными способами добивались популярности у паствы, подло подсиживали друг друга, были жадны и невежественны. Они, как попугаи, бессмысленно повторяли молитвы, как фокусники, придумывали новые детали ритуала. Жадный огонек загорался в глазах этих людей, когда они видели, как медные и серебряные монетки падают в их плошки. Они были нечистоплотны и наивно кичились тем, что поднялись над простыми людьми и стоят ближе к богу. Они не отвергали кастовой системы, а, наоборот, прочно за нее держались, хорошо сознавая, что власть их покоится на этом неравенстве. И Рамасвами задумался о том, как может бог все это допускать. Если он допускает, то он не бог, а обычный человек, так же как и садху, добившийся, хитростью и обманом поклонения себе. «Святые» города и садху убили в Рамасвами веру в бога. Он понял, что бога выдумали жрецы. Жрецы брахманы И никогда им этого не простил. Это они были виноваты в невежестве народа, в том, что нет в этой стране равенства. Он больше не искал у санияси и садху ответов на то, что мучило его. Он не искал правды и справедливости у богов.

Оборванный, истощенный, с расшатанным здоровьем, он вернулся после скитаний домой. Его отец умер, и теперь он и его брат оказались наследниками процветающего и крупного дела. Однако ни фабрика, ни поместье не интересовали его. Рамасвами все больше и больше привлекала общественная деятельность. Через некоторое время он был избран председателем муниципалитета своего родного города Эроде. Ни один из членов муниципалитета не решился появиться в кварталах, перенаселенных беднотой, когда в городе вспыхнула эпидемия чумы. Это сделал только Рамасвами. Он бесстрашно входил в хижины, над которыми витала черная смерть. Утешал плачущих женщин и детей, помогал санитарам хоронить трупы, находил помещения, чтобы поставить лишние больничные койки. Заставил команду дезинфекторов обслуживать городские трущобы. Уговорил брата пожертвовать крупную сумму на борьбу с эпидемией. Члены местного комитета Национального конгресса увидели, что председатель муниципалитета не совсем обычный человек. Его авторитет в городе после эпидемии стал непререкаемым. Тогда же состоялась встреча Рамасвами с одним из руководителей Конгресса — Раджагопалачарией. В те дни Рамасвами еще не знал, что этот тонкогубый брахман в темных очках через несколько лет станет его врагом № 1.

Раджагопалачария рассыпался в комплиментах по поводу общественной деятельности Рамасвами.

— Вы так себя проявили, как никто из конгрессистов, — журчал бесцветный голос Раджагопалачарии. — Мы боремся за независимость этой несчастной страны. Руководство Конгресса было бы очень радо, если бы вы оказали честь стать членом нашей организации.

— Честь? — улыбнулся Рамасвами. — Это, по-моему, честь для меня. Я давно слежу за Гандиджи. Мне нравится, что он выступает в защиту прав неприкасаемых.

Тонкая усмешка скользнула по губам Раджагопалачарии. Но Рамасвами не заметил ее.

— Видите ли, это ведь не главное — борьба с неприкасаемостью. Главное — независимость.

— Конечно, конечно, — Рамасвами сделал порывистое движение в сторону собеседника. Тот осторожно отступил. — Только независимость поможет ликвидировать нам зло кастовой системы. Но хорошо, что Конгресс уже сейчас начинает с этим бороться.

И снова еле заметная усмешка тронула губы Раджагопалачарии.

Так Рамасвами стал конгрессистом.

А в стране назревали важные события. Просачивались слухи, что в далекой России восставший народ сверг царя и взял власть в свои руки. То там, то здесь вспыхивали стихийные волнения. По железным дорогам шли эшелоны с карателями. Английские чиновники предпочитали с заходом солнца не появляться на улицах. И, наконец, весть об Амритсарском расстреле всколыхнула всю страну. Ганди объявил о массовой кампании гражданского неповиновения. Рамасвами стал во главе кампании протеста на юге Индии. В эти дни его можно было видеть везде: среди демонстрантов, с пикетчиками у лавок с английскими товарами, выступающим на митингах, в первых рядах бастующих. Потом он провел вторую кампанию неповиновения. Он не щадил ни себя, ни средств, которые еще оставались от отцовского наследства. В 1920 году он стал президентом комитета Национального конгресса Тамилнада. Он старался поспеть везде и помочь всем. Когда в княжестве Траванкур (Керала) началась кампания в защиту прав неприкасаемых, выяснилось, что руководители арестованы. Рамасвами отправился туда, чтобы принять на себя руководство. Встреча, которую оказали Рамасвами в Тривандруме, привела в замешательство местных конгрессистов и крайне удивила его самого. В сопровождении почетного эскорта появился министр махараджи. Перед Рамасвами распахнули лакированные дверцы автомобиля с гербом махараджи, и руководитель кампании протеста утонул в шелковых подушках. Его провезли по улицам как важного государственного гостя, и стражники в красных тюрбанах распахнули перед ним ворота дворца. Его ввели в высокий зал с колоннами, где на троне восседал махараджа. Крупная бриллиантовая брошь сверкала в его тюрбане. При виде Рамасвами махараджа поднял тучное тело с подушек трона и милостиво протянул ему руку. Но важный гость не заметил руки. Сидевшие у подножия трона придворные тревожно зашептались. Махараджа, казалось, не обратил на инцидент внимания.