50 Зачем-то вы в богемное кафе пустили мрачных типов в галифе, вертлявых спекулянтов, и тузов черного рынка, и негоциантов по марафету… Со стен всего света афиши смотрят, суетно пестрят, дополнены: усы, чего похуже; и телефоны – если отдых нужен. 51 Кабак полутемный, и музыка злая струится и длится – волнуясь, играя. Заходим с морозу в зловонную яму: «Нам к стойке за рюмкой куда идти?» — «Прямо!» И как не боятся таким суррогатом травить нас, поить нас за скромную плату! Хозяйка сидит – вид не юный, не старый, гаванской дымит настоящей сигарой. Табачные, сизые, плотные волны трясутся от хохота бабы огромной. * * * Разлив ни минуты ток не прекращает, стаканы и кружки собой наполняет. С прихлебом, приглядом идут разговоры, мычащие, злобные, нудные споры. И, водкой налиты, как смертью убиты, Валя́тся пьянчуги, всосавшие литры. * * * «Чего-то закажем?» – «Какая закуска?» Под черствую корку помянем по-русски. А публика приличнее, чем было раньше и чем представляется вошедшим. Из этого заведения ушла подлинность. 52. Хор Жизнь – тоска. Пей! Смерть – тоска. Пей! Мишуру откинув, делаем честное дело: смертно пьем, играемся головами, не отвлекаясь на выбор между водкой и водкой, суровые алкоголики, питухи – хлоп да хлоп – прямые, сколько еще живые? Жизнь – тоска. Пей! Смерть – тоска. Пей! Яйца вкрутую сварены, черный кирпич нарезан, круто, бело просолено все, что на стол прине́сено, сухо что в рот не лезет, а проскользнет по-мокренькому — надо ж и тело подкармливать, а не только бродяжку душу. Жизнь – тоска. Пей! Смерть – тоска. Пей! Разговоры-то разговариваем сбивчивые да смутные: вечно кружатся, топчутся, к изначальному возвращаются, к тому, о чем трезвым стыдно, совершенно, блядь, невозможно — о смысле жизни и смерти. Жизнь – тоска. Пей! Смерть – тоска. Пей! Останавливаются и смотрят изучающе.
Садятся за столик. 53 И когда мы ночь солнцеворота, сирые, встречали в мрачной этой, мерзостной клоаке – шла работа неприметная добра и света. Покачнулся мир куда, как надо, просто мы пока не замечали явленной, немыслимой пощады, прекращенья смерти и печали. К ним за столик подсаживается высокий, тощий человек с бритым, дерганым, артистическим лицом. 54 Актер Рад видеть вас в наших краях… палестинах! Поэт Я вас совсем не узнаю. В лице вашем есть что-то неуловимо знакомое, но этого, знаете ли, мало… Актер А… Не думайте… Вы видели меня Гамлетом, Тригориным, балаганным шутом Петрушкой, корифеем хора. Актер Смыв грим, я сам плохо узнаю себя в зеркале. Это только на плохого актера люди на улице оглядываются. (Начинает немыслимо кривляться.) Поэт А… Теперь я понял, с кем имею дело. Выпьете с нами? 55 Хор И пьют они, краями льют, сивушный дух – горе́! Поэт, Гимнастка, Актер (вместе) Летят, бессчетные, снуют снежинки – в серебре мятущемся нам вольно пить бессмертие свое, плескать, перхать, вокруг кропить, бодрить, злить бытиё. 56 Актер Все мы скоро останемся безработными. Цирк наш и так не особо преуспевал, а теперь и вовсе развалится. Гимнастка Ходили посмотреть нас с покойницей, а на меня одну кто пойдет? Прогорим – устроюсь уборщицей в бордель или выйду замуж. Поэт Разве ваше примитивное искусство может прогореть? Актер Я вот что подумал, милейший: ведь вы все же поэт… Поэт (грозно и возмущенно) Не прозаик! Актер Ну так сочините нам что-нибудь эдакое, чтобы оживить цирковую мертвечину, взбодрить зрелище, так сказать, смыслом. Поэт Это потому, что сами по себе, честно и в лоб вы не умеете быть интересными? Зрители скулы посворачивали от зевков. Вам нужна какая-то интрига, какой-то искусственный афродизиак, интеллектуальный допинг. Актер Нам нужен каркас, а мы уж на нем развесим гроздья своих талантов. Поэт (недоверчиво) Талантов… Актер Полная свобода бессмысленна, а тут мы будем ненавидеть ваш замысел и, расшатывая его, ух до чего договоримся. Гимнастка (раскланиваясь в обе стороны) Он тебе сочинит… Он тебе переврет… Актер Пусть это будет в память о погибшей. |
