– Серьёзно, – продолжил Чёрный Человек. – Я планировал избавиться от нашего солдатика и применил рубин. Но кое-кто отменил действие камня. При этом его сила была растрачена.

– Ты говоришь о некоем Евгении Базарове?

– В точку. Этот парень со своим нигилизмом за те годы, что он здесь, порядком мне поднадоел.

– Ну, так убей его, – дёрнул плечом Печорин.

– Это не так-то просто…

– Для тебя? – Печорин встал с кровати и пошёл на кухню в поисках еды. Поставил чайник. Чёрный Человек проявился на столешнице.

– А ты не можешь сидеть на нормальных поверхностях? Убери свою нематериальную жопу с моего стола! – Гриша кинул в Чёрного Человека кухонным ножом, который, долетев до его тела, вошёл в него и тут же пропал.

– Ну, – вздохнул Печорин, – попытаться стоило.

– Боюсь, ни у кого из вас нет возможности даже ранить меня. Так что не суетись. – Нож воткнулся в разделочную доску рядом с Григорием. Тот вздрогнул. – Так вот, Базаров. Он один из тех, кому может подчиняться сила ожерелья, так как его создатель, во-первых, связан с владелицей ожерелья – Варварой Петровной, а во-вторых, я, конечно, не проверял, но не сомневаюсь в некоем очень отдалённом его родстве с создателем ожерелья…

– Это как? Его отец…

– Это долгая история, мало связанная с этой реальностью. Не забивай голову, – махнул рукой Чёрный Человек.

– Другие его дети также используют эту силу? Муму, Барыня, Герасим и Кирсанов?

– Верно. Муму я хотел бы иметь удовольствие прикончить собственными руками.

– О, противник прямо тебе под стать. Маленькая собачка против труса, прячущегося в тенях… – издевательски улыбнулся Печорин.

– Соскучился по видениям? – угрожающе-ласково поинтересовался Чёрный Человек.

– Я уже по горло сыт твоей болтовнёй, так что готов даже на них, – отмахнулся Печорин.

– Учту. А пока разузнай всё про силу Базарова. Вынуди его применить её на тебе.

– Ради чего?

Чёрный силуэт приобнял Печорина за плечи.

– Ради свободы… И… – Чёрный Человек нагло растягивал фразу, – как насчёт того, чтобы ты и тот человек из твоих кошмаров получили ту самую возможность… получили способность чувствовать и любить?..

В карих глазах Григория промелькнула тень сомнения.

– Ну, так как тебе моё предложение? – почти шёпотом произнесла тень.

***

Базаров не любил Москву. Шумная, множество людей, особенно в праздники, кроме того, Евгения неистово раздражали «мракобесы», как он называл верующих, которые готовились к Рождеству.

Очередь в храм Христа Спасителя в сочельник выстроилась на несколько сотен метров. Евгения поражало, как люди тащили детей, стариков, калек, беременных женщин в храм посреди зимы. Да, достаточно тёплой, но простудиться можно всё равно. Вопросы веры вообще раздражали Дока. Ведь сколько было случаев, когда он и его коллеги спасали человеческие жизни, а родственники пациентов ругались с врачами, которые только что спасали их родных, но крестились и благодарили бога, а не «взяточников-медиков». Сам Базаров смирился с такой «благодарностью». Людям очень повезло, что прошла эпоха войн и эпидемий. Евгений с удовольствием посмотрел бы, как люди бегут в больницы вместо храмов в поисках не чуда, а научных истин… Базарова сложно было назвать добрым доктором.

Сейчас он шёл по карте вдоль всех водных каналов города, чтобы попытаться почувствовать местонахождение Вия. Базаров был уверен, что чудовище не могло покинуть центр города, а, значит, и искать его нужно было внутри садового кольца. Будучи педантом и перфекционистом, Евгений мог подметить любую, даже малейшую деталь, и сейчас его взор остановился на воде. На небольшом кусочке реки совершенно не было бликов и течения, словно кто-то просто забыл дорисовать их. Док огляделся. Прошёл по набережной взад-вперёд несколько раз, понял, что это не обман зрения.

Он закрыл глаза, представляя, что с течением реки всё нормально.

– Не верю, – прошептал мужчина.

А когда открыл, ничего не поменялось. Наваждения не было, искажение водной поверхности всё ещё было перед ним. Евгений обернулся. Приметил на асфальте замёрзшую лужицу. На льдинках совершенно не было никакого узора.

Затем Док перешёл на другую сторону улицы в поисках похожих луж. Он разглядывал поверхность каждой и шёл по ним в сторону следующей, на которой не было никакого узора. След оборвался неподалёку от Пушкинского музея.

– Проклятье, – пробурчал доктор.

Ему пришлось вернуться. Перейти мост и пытаться найти следы на другой стороне реки. Однако там подобных луж оказалось слишком много, и вели они в разных направлениях.

Тогда Евгений достал из кармана жемчужину, но она даже не засветилась. Значит, то, что оставило такой след, было очень далеко от этого места.

Зазвонили колокола. Полночь. С неба падали пушистые снежинки, погружая Москву в рождественский сон.

***

Павел Чичиков, Тёркин и Марго сидели у ведьмы на кухне. На столе стояла скудная закуска и бутылка водки. В Рождество старый состав Червей поминал тех из них, кто отдал свою книжную жизнь, чтобы достать жемчужины.

В ворота одного из московских домов, расположенного рядом с известной гостиницей, въехала новенькая машина марки ГАЗ-12, в каких ездят товарищи вроде партийных чиновников. В машине сидел человек – не красавец, но и не дурной наружности, не слишком стар, но уже не слишком молод, не слишком толст, ни слишком тонок. Появление его не вызвало совершенно никакого интереса у соседей или прохожих. Он припарковал машину и скрылся в подъезде. Войдя в свою квартиру он, не соизволив снять обуви, прошёл в дальнюю комнату. На огромном письменном столе лежал портфель, всем своим видом манящий открыть его немедля.

Человек тяжело вздохнул. Сделал несколько шагов к портфелю. Остановился. Осмотрелся по сторонам. Выбежал из комнаты к входной двери, проверил – заперта ли? После чего подошёл к окнам и закрыл тяжёлые пыльные шторы. Когда же вся квартира погрузилась во тьму и тишину, он включил настольную лампу и, наконец, открыл чемодан. Вытащил бумаги, исчерканные и полуистлевшие, на одной из которых отчётливо разбиралось слово «paradis».

Роман Павлов был коллекционером. Но привлекали его не монеты, не марки, а рукописи и черновики русских классиков. Для получения их он часто пользовался своим высоким партийным положением.

Рукопись, что он держал сейчас в руках, принадлежала Николаю Васильевичу Гоголю. Несколько набросков, черновики, которые доказывали, что поэма «Мёртвые души» задумывалась трёхтомником. И перед коллекционером была, возможно, вся информация о третьей части.

Мужчина вчитывался в каждое слово. С лупой рассматривал каждую закорючку, пытался углядеть между строк стёртые пометки, хоть что-нибудь.

Каждое утро и каждый вечер молчаливо проводил он в компании этих черновиков, пытаясь найти что-то, что сам пока не понимал, но интуитивно стремился.

*

Когда осенней ночью 20 сентября 1956 года в квартире начался пожар, Роман Павлов спал без задних ног. Вскочил он уже, когда языки пламени перекинулись из кухни в гостиную. Мужчина бросился к книгам. Он открыл окно и начал выбрасывать их на улицу. Неравнодушные прохожие быстро нашли и ковры, и матрасы, чтобы сам мужчина выпрыгнул. Кричали ему, чтобы он бросал книги и спасался, но коллекционер не хотел их слушать.

Он кричал на огонь, нелепо пытаясь прогнать пламя от своих сокровищ, но всё было бесполезно. Мужчина бросился к столу, где лежали рукописи Гоголя, сгрёб их в охапку и, задыхаясь, двинулся к окну. Однако каждую ходку за книгами было делать всё сложнее. И в эту, наконец, он окончательно надышался дыма, в глазах потемнело, и он рухнул на пол, закрывая своим телом бумаги.

*

Павел Иванович открыл глаза и попытался пошевелиться. Дикая боль пронзила всё его тело. Слёзы невольно потекли из глаз. Он охнул.