– Как бы оно не вышло там, потом… хорошо, что мы сейчас здесь. Это наше место. Если мы тут не справимся, значит, не справится никто. Представить себе не могу тех, кто больше, чем мы годится для таких странных дел.

Засыпая, Той слышал и видел каких-то ярких птиц над варевом беспокойного моря. Птицы спускались всё ниже, а волны подымались всё выше. Потом всё смешалось… Ближе к утру ему снились какие-то бесконечные каменные лабиринты. Ему запомнился вросший в землю и заострённый к верху камень. На камне было грубое изображёние глаза и странная корявая надпись: «глаз за зуб».

Утром, пока другие ещё спали Той не спеша перебирал фрагменты сновидений. Пытаясь найти в этом сумбуре какую-то логику, он явственно понял лишь одно: прошлое во сне было представлено гигантскими горными массивами, где в каменных складках периодически угадывались черты знакомых лиц; настоящее олицетворяли бесконечные карты, схемы и чертежи, поясняющие суть происходящего; будущее же являло собой звуковой поток из чьих-то речей, песен, окриков и заветов.

Той отыскал в своей сумке тубус Ориента с особой бумагой, перо и сухую тушь. Он потряс флягу Ингмара и расслышал последний глоток воды… Теперь Той торопился, боясь забыть детали сновидений. Перо шуршало и поскрипывало, нашёптывая пожелтевшей бумаге что-то очень важное, нечто сокровенное и туманное, почти неизъяснимое.

Поначалу он просто спешил описать всё, что увидел во сне и не помышлял ни о каких стихах, но рифмы сами лезли в текст. Так получалось, что именно поиск рифмы обнаруживал самые подходящие по смыслу слова. Иной раз строй текста менялся. Некоторые особые словосочетания периодически повторялись в разных частях текста, и каждый раз в новом значении. Тушь кончилась, и последние строки Той выдавливал сухим пером.

Той перечитал написанное. Светало. Той понял, что уже не уснёт и принялся ворошить кострище и тихонько напевать, подбирая мотив для новой песни. Утром он спел её просыпающимся друзьям. Они кивали и улыбались. Недолго посовещавшись, решили, что теперь Слово у них есть.

***

Вертлявая тропа частенько пряталась от идущих за поворотами, иной раз ныряла вниз, а то вдруг лезла, как дура на кручи. Но путники уже не чувствовали себя на этом пути безоружными и несведущими. Весь этот день Алия пела свою бессловесную, «птичью» партию, а Той бормотал свои тексты уточняя мотив, так, чтобы он сочетался с пением Алии. Очередной особенно крутой подъём заставил его среди прочего выдохнуть и такое:

{…вперёд и вверх

усталость – грех…}

Когда за тележку вновь взялся Той, Ингмар достал свою флейту. Он, то подыгрывал пению Алии, то рассуждал о том, какой инструмент был бы здесь больше к месту, то строил всяческие предположения на счёт возможностей Арфы. Взяв на очередном повороте очередную высокую ноту, Ингмар вдруг остановился и затих. Звук же его флейты продолжал блуждать по утёсам. Но это не было похоже на обычное эхо. Некоторое время Ингмар присматривался к чему-то в склоне, справа от тропы. Склон был сплошь покрыт трещинами. Присмотревшись можно было различить, что все они берут начало из одной точки. Ингмар быстрым движением достал из своей чудо-сумки маленький блестящий инструмент, и ловко выдернул что-то из растрескавшейся каменной породы. Искатель напялил очки и приблизил к себе чудной камушек так, будто собирается съесть. Ингмар сиял от радости. И камушек, в свою очередь, поблёскивал, когда Ингмар осторожно поворачивал его на свет. Алия и Той подошли ближе, и с любопытством всматривались в полупрозрачный кристалл полный микроскопических сквозных отверстий. Той вопросительно посмотрел на Ингмара:

– Ты выдрал у Горы зуб, чтобы вставить его себе!?

Ингмар ещё некоторое время сосредоточенно вращал кристалл, потом махнул свободной рукой Тою:

– Давай поднимемся, во-о-он, туда. Там, и света больше, и ветер быстрей.

Они влезли на покрытый жухлой травой выступ. Отсюда обозревался, кажется, весь Остров. Тень от Горы не дотягивалась до выступа. А беспокойный ветер постоянно зачёсывал в разные стороны траву под их ногами и волосы на их головах.

Той вспомнил, что в его фляге «ещё плещется» настойка Вилегвы. Стоя над обрывом, Тою захотелось сделать глоток. Ингмар скользнул взглядом по окрестным далям и глубинам, тоже глотнул из фляги Тоя и поднял камень повыше. Когда Ингмар сориентировал кристалл относительно солнца, камень вспыхнул, и начал издавать тихий звук. Камень звенел в изменчивой тональности, реагируя на дрожь руки Ингмара. Ингмар повернулся к Тою и восторженно декламировал:

– Видишь, как свет становится звуком? Так вот, можно и наоборот. Звук может стать светом и теплом, может созидать и разрушать формы. Это именно то, что я искал для своей флейты! Я уже и не надеялся… Вовремя мы затеяли свои песнопения!

Определив диапазон камня, Ингмар спустился к тропе и расположился у подветренного склона. Он разложил на лоскуте светлой ткани маленькие, блестящие инструменты и принялся не спеша и с удовольствием возиться с кленовым корпусом флейты. Наконец отверстие пришло в полное соответствие с кристаллом, и мастер торжественно опробовал звучание.

Весь остаток дня друзья шли с песнями. Флейта Ингмара замолкала, только когда была его очередь тянуть тележку.

***

На небе начинали проступать звёзды. Путники сидели, укутавшись в одеяла. Молчаливая задумчивость усталых друзей уже граничила со сном. Алия легла, свернувшись, как кошка. Ингмар уже некоторое время дремал сидя, изредка вздрагивая и покачиваясь.

Той вдруг заскучал по Верно. Верно, где в пригороде теснились сады, а огороды во дворах разрастались в беспорядочные кущи, так что летом в тыквенной грядке всегда лежало вдоволь яблок, а в кронах яблонь таились гроздья винограда, и будто маленький лесной народец, всюду толпились многочисленные грибные семейства. По воскресеньям на городской площади в больших дубовых бочках, будто сокровища с морского дна сверкала свежая рыба. В Верно было всё необходимое и ничего лишнего. Той скучал по виду из окна на втором этаже: горы, лес, а если хорошенько высунуться, то, и городская площадь, и ратуша. А ещё Той любил, иной раз выбраться на крышу и насколько хватает глаз рассматривать окрестности, перебирая в голове всё, что знает о тех далёких местах.

***

Той никак не мог окончательно проснуться. Туманное утро рассеивало мысли. В голове навязчиво вертелось: «кто я такой, чтобы что?» Ингмар и Алия уже позавтракали. Той решил, что сейчас самое время прикончить остатки припасов из дома Ориента. Он долго удивлялся неприятному вкусу кофе, пока, наконец, не вспомнил про сахар… Ингмар протянул ему маленький холщёвый мешочек, и Той осторожно наклонил его, подумав вдруг, что насыпать сейчас в кружку лишнего, пожалуй будет хуже, чем недосыпать.

***

Неожиданно они поняли, что дошли до развилки. Ингмар критически рассматривал вершину Горы, изъеденную сложной системой пещер и оттого напоминавшую гигантский драконий улей. Отсюда можно было увидеть, обещанную Ориентом башню, и шахту для Ключа, в неприступном отвесном склоне. Алия с любопытством изучала небольшое каменное сооружение на некотором возвышении слева. Туда вела лестница, вырубленная в склоне. Сооружение более всего походило на некое подобие беседки особой формы, глухой с их стороны, и открывающейся в направлении пещер большим монолитным раструбом.

– Наверное, чтобы звук шёл куда следует, а не блудил в горах попусту, – умозаключил Ингмар и ещё раз глянул на вершину так, будто пытается прочесть вдалеке некую важную, но неразборчивую надпись. Он сверился с картой. – Всё правильно. Здесь следует разделиться. Алия пойдёт к «беседке», а мы к самой пещере. – Ингмар повернулся к Алие. – Как только туда заберёшься, сразу начинай петь.

Видя, как с каждым шагом растёт Гора, Той и Ингмар упорно тянули тележку с Ключом вверх. Тянуть тележку было всё тяжелей. Ещё вчера они заметили, что Ключ стал реагировать на каждый вздох Горы. Чем выше они поднимались, тем больше Ключ вибрировал.