Я оцепенело уставилась на ее длинные ноги. Как вообще я собираюсь вскарабкаться на это создание, не порвав брюки пополам?

На спину другого скакуна Мартин между тем пристроил собственное седло, которое оказалось значительно просторнее моего и сделано было из более грубой кожи, сплошь покрытой замысловатыми узорами в виде листьев. Еще на нем торчал на передней луке большой рог. Может, не поздно было передумать?

И все же гордость не позволила мне это сделать. Я влезу на эту лошадь и на ней поеду – пусть даже она меня убьет!

Одним легким движением Мартин вскочил на своего коня. Седло как будто мигом слилось с его телом. Он произвел языком забавные звуки, явно что-то сообщавшие животному. Я не представляла, каким могло быть это послание, однако мерин, судя по всему, его понял, поскольку легонько тряхнул ушами и направился к тропе.

Подражая Мартину, я положила обе ладони на спину Пачи и сунула левый ботинок в стремя. Попыталась приподняться – но кобыла сразу дернулась в сторону. Я почувствовала на себе пристальный взгляд Мартина. Лицо у меня загорелось. Я ухватилась левой рукой за густую гриву Пачи, чтобы удержать лошадь на месте, а правую положила на седло. Затем, как следует подтянувшись, перекинула через ее спину ногу.

Ну, наконец-то!

Не выпуская гриву из руки, я потянулась за поводьями, однако не успела их даже коснуться, как лошадь резко осела назад, и я, точно стеклянный шарик, скатилась по ней, грянувшись на землю прямо рядом с навозной кучей.

Гордости моей был нанесен куда более ощутимый удар, нежели спине и ягодицам – что говорит о многом, поскольку у меня мало было слоев материи, чтобы смягчить падение, и боль теперь пульсировала от копчика до верхних позвонков.

– Вы как, в порядке? – спросил Мартин. Судя по голосу, он от души потешался над происходящим. Это разозлило меня еще сильнее.

«Ладно, смейся, коли тебе хочется, Сабатер, но первое, что я сделаю, став полноправной хозяйкой этой асьенды, – вытурю тебя взашей!»

Насколько я уже поняла, не стоило ожидать, что он поможет мне подняться.

Как это все-таки ужасно – быть мужчиной!

Я встала на ноги, пытаясь отряхнуть себе седалище, но грязь как будто прочно въелась в ткань. Пача оглянулась на меня с демонстративной независимостью. Ну ничего, я покажу сейчас, кто здесь хозяин! Ухватившись за седло, я подскочила снова, на этот раз с куда большей энергией.

– Можем поменяться седлами, если хотите, – предложил Мартин. – Некоторым людям проще ездить на таком.

– Нет. Все в порядке.

– Дон Арманд предпочитал английские седла. Он уверял, что это единственное седло, подобающее для джентльмена. Как он обычно говорил: ковбойские седла – для низшего сословия.

В его тоне я уловила некую затаенную обиду к моему отцу. Однако меня осознание того, что отец делал тот же выбор, что и я сейчас, значительно подбодрило. Клянусь богом, я научусь ездить на лошади не хуже этого человека!

Я кое-как удержала равновесие на спине у кобылы, но как только животное двинулось вперед, храбрости во мне сразу поубавилось. ¡Madre mía![22] Земля от меня, казалось, была немыслимо далеко – а мне совсем не хотелось снова упасть. Второй раз я бы уже такого унижения не вынесла. Я обеими руками вцепилась в гриву лошади, покрепче обхватив бедрами ее бока.

Когда я подняла глаза, то обнаружила, что Мартин пристально смотрит на меня. Всей его недавней насмешливости как не бывало. Внезапно он сделался пугающе серьезным. И что-то странное было в его напряженном, проницательном взгляде.

– Что?

Мартин ответил не сразу. Не сводя с меня внимательных глаз, он произнес:

– Для управления используйте поводья. Если хотите направо – потяните правое, если налево – то левое.

Я велела себе успокоиться. Вероятно, его просто удивило то, что мужчина не умеет ездить на лошади.

– Знаю, – отозвалась я. – Я не впервые езжу верхом. Просто давненько не практиковался, да и лошадь меня пока не знает.

Выпрямив спину, я потянула правый повод. На удивление, Пача повернула направо, вслед за мерином Мартина, и неторопливо потрусила по грунтовой дорожке, с обеих сторон окаймленной деревьями с огромными листьями. Казалось, я чувствовала под своими бедрами каждый ее мускул. Крепко зажав в руке поводья, я постаралась переключить внимание на открывающиеся вокруг виды.

После долгого молчания Мартин наконец заговорил:

– Вам повезло, что вы приехали именно в это время года. – Он направил своего коня в сторону от тропы, в гущу буйной растительности. – Мы как раз начали собирать плоды, так что вам удастся пронаблюдать весь процесс.

Лошадиные копыта зашуршали по серым сухим листьям, устилающим землю. На высоко вздымающихся ветках при нашем приближении защебетали колибри, где-то неподалеку прокукарекал петух.

По мере того как мы продвигались в глубь плантации, все отчетливее слышалось журчание ручья. Воздух наполнялся сладковатым ароматом бананов.

– Мы специально сажаем бананы, чтобы лучше росли какао-деревья, – стал объяснять Мартин, указывая на густые заросли с листьями темно-зеленого цвета. – Они притеняют посадки какао от прямого палящего солнца и вдобавок защищают от чрезмерных ветров. Той же цели служат и эти вот кедры.

Я подняла взгляд к обильным кронам нескольких разросшихся деревьев, что прикрывали этот участок земли, точно гигантские зонтики.

Вокруг меня, словно украшения на рождественской елке, свисали с V-образных веток желтые, оранжевые и зеленые плоды. Формой и цветом они напоминали папайю, но были помельче и имели более неровную поверхность, как будто эти фрукты постигла тяжелая форма угревой сыпи.

У меня возникло такое чувство, как будто я вхожу в зачарованный сказочный лес. Кристобалю здесь бы точно понравилось! Я все не могла заставить себя не задаваться вопросом о том, каково было бы нам с ним жить в этих краях, растить наших детей в окружении пышных кедров и гуавы, и, само собой, этих удивительных какао-деревьев.

Детей, которых у нас никогда уже не будет.

Несмотря на то что я ни разу здесь не бывала, эту плантацию я ощущала как родной дом, как будто я наконец нашла свое истинное место. Если я когда и подумывала о том, чтобы продать свою долю наследства и уехать, то я сама себя обманывала.

Между густыми листьями и ветками я вскоре различила множество рук, срезающих ножами плоды. Когда мы подъехали к крестьянам ближе, они принялись снимать шляпы и бормотать приветствия Мартину. Работали там где-то с десяток мужчин, все они были в заляпанных белых рубахах и широких соломенных шляпах.

В нескольких шагах от меня темноволосый, с сильной проседью мужчина с круглым выпирающим животом брал в одну руку плод, в другой держа мачете. Быстрыми выверенными движениями он разрезал плод пополам. Внутри показывалась белая, склизкая на вид оболочка, покрывающая плотное скопление зерен. Вид содержимого напоминал мозги, запах же от него тянулся как от забродившего сока. Разрезанные плоды работник передавал другому мужчине – с переросшей бородой и давно не стриженными волосами, стоявшему на коленях перед металлическим ведром. Своей чрезмерной растительностью он был похож на человека, который на долгие месяцы застрял на необитаемом острове. Мужчина этот, насколько получалось, удалял из плода белую перегородку и вытряхивал какао-бобы в ведро.

Как только емкость заполнилась, работник понес ее куда-то по тропе.

– И куда он это несет? – спросила я.

– В сарай. Для ферментации. Туда мы тоже сейчас отправимся.

Я попыталась поехать вслед за Мартином, однако, как оказалось, у Пачи были совсем иные планы. Она рванула через рощу, петляя между стволами и уворачиваясь от низких веток, и когда у меня из рук выскользнули поводья, лошадь успела набрать изрядную скорость.

Изо всех сил вцепившись в гриву, я пинала ее пятками в бока, пытаясь остановить, однако она не воспринимала никаких попыток взять над ней власть. Внезапно по лицу мне ударила ветка и сшибла очки Кристобаля на землю. Я поднесла руку к бородке, чтобы не потерять и ее.