Я со стоном снова поднял цветы и постучал в дверь – три сильных, уверенных удара. Кровь бросилась мне в голову, знакомый адреналиновый удар.

Шесть месяцев назад я пробрался на вип-вечеринку, чтобы произвести впечатление на девушку, в которую был влюблен – Кортни. Мы были в ресторане и заметили, как несколько знаменитостей прошли наверх.

– О боже, умерла бы, лишь бы подняться туда, – задыхаясь сказала Кортни, хватая меня за руку. Какая-то первобытная часть меня встрепенулась, и я принял вызов.

Сославшись на какие-то несуществующие связи и идиотские правила, я смог протащить нас наверх. А затем сумел подвести Кортни достаточно близко к ее любимым актерам, чтобы тайком сделать несколько фото.

Тогда чья-то рука схватила меня посреди съемки. Когда я обернулся, совершенно ошеломленный, на меня проницательно смотрел длинноволосый азиат.

– Эй, парень, как ты сюда попал?

Я был готов соврать все что угодно и бежать оттуда, но помедлил. Он улыбнулся и сказал:

– Я знаю, ты пролез без разрешения.

Что-то в этой улыбке заставило меня расслабиться.

– Да неужели?

Он кивнул.

– Что если я заплачу тебе за эти фото?

С тех пор я время от времени брался за внештатную работу для Тревора. А в последнее время задания поступали чаще. Я завоевал его доверие. Это не была работа мечты или что-то в этом роде, но я знал, что, чем больше занимаюсь этим, тем больше получаю денег. И так я хоть немного использовал свои навыки фотографа. Приходилось делать четкие снимки знаменитостей, садящихся в машины и все такое.

Через несколько секунд после того, как я постучал в дверь гостиничного номера, я услышал с другой стороны какое-то шарканье.

– Что это? – раздался грубый мужской голос с другой стороны.

– Доставка цветов от Мэтью Диаса. – Исполнительный продюсер «Бесконечной ночи» по версии интернета. Я говорил с сильно выраженным неописуемым азиатским акцентом, который с незапамятных времен используют стереотипные персонажи расистских фильмов. Чем меньшим количеством реплик мы обменяемся, тем лучше.

Послышался тихий разговор. Мои руки начали уставать от этого чудовищного букета. Давай, будь доверчивым и немного глупым, Тедди.

Дверь открылась, и появился Тедди во всей своей красе любовника. Рыжие волосы растрепаны, из-под свободно завязанного халата выглядывает волосатая грудь. Он был ниже меня ростом, но крепким, как человек, которому на экране часто приходилось запугивать преступников.

– Цветы от Мэтта? – спросил он, держа одну руку на дверной ручке, закрывая мне вид на номер. Я услышал какую-то музыку. Саксофон? Реально?

Я надеялся сделать быстрый снимок какого-нибудь вещественного доказательства: женской обуви, которую позже можно было бы отследить по фото сегодняшнего мероприятия – чего угодно. Но сначала мне нужно было попасть внутрь.

– Да, сэр. Пожалуйста, позвольте поставить их куда-нибудь, – сказал я, уже медленно пробираясь в дверь. Мой акцент звучал оскорбительно для моих собственных ушей, но я знал, что Тедди это не насторожит. Большинство жителей Запада, посещавших Гонконг, говорили со мной на медленном, громком английском, предполагая, что я их едва понимаю. Это предположение заставляло людей ослаблять бдительность, недооценивая меня.

– Нет-нет, давай я возьму, – сказал Тедди, протягивая руку за цветами.

Я обошел его.

– Нет, сэр. Букет очень тяжелый и хрупкий. Очень редкие цветы из древних тропических лесов. Вы можете их поломать, – мне нравится, как звучит слово «древний» с деланным азиатским акцентом.

Я рванулся вперед, едва не сбив Тедди с ног разлапистыми листьями. Я не знал, куда иду, пытаясь найти хоть какое-то место для этой штуки. Как и ожидалось, пентхаус был огромен, с окнами на всю стену, демонстрирующими ослепительный горизонт. Повернувшись поставить цветы на тумбу, я едва не рухнул лицом вниз, увидев Селесту Цзян, сидящую на соседнем диване. Одетую в безразмерную футболку, пьющую воду из стакана. Гламурную, спокойную и смертельно сексуальную.

Матерь божья. Это было лучше, чем я мог себе представить. Я скользнул рукой в букет, нащупывая телефон. У меня оставалось секунд пять, прежде чем все это начнет выглядеть подозрительно.

Тедди подошел ко мне сзади, и, когда я поднял взгляд, я увидел собственное отражение в огромном зеркале. А также Тедди Слейда, стоящего за букетом, и Селесту Цзян, сидящую на диване.

Мой телефон поднялся, и я сделал серию фото.

– Ладно, тебе пора, – с гневом объявил Тедди. Прежде чем уйти, я глянул на Селесту и заметил ошеломление на ее лице.

Я сунул телефон в карман, и Селеста это заметила. Ее взгляд из-под тяжелых век скользнул вниз, к моей руке, уголок рта приподнялся.

– Ты понимаешь, что этим фото разрушишь много жизней? – выражение ее лица осталось нейтральным, слова прозвучали тихо и неспешно.

На меня кричали, гонялись по улицам, но это был первый раз, когда кто-то посмотрел мне в глаза и сказал нечто настолько… прямолинейное. Просила ли она не публиковать фото?

Но затем передо мной оказался уже Тедди, и я выскочил оттуда.

– Хорошего вечера, мистер и миссис!

Дверь за мной с силой захлопнулась, и мое сердце стучало в ушах, когда я подхватил с пола пиджак и ринулся к лифтам.

Вы сами разрушили свои жизни, Селеста.

– Сегодня сразу в постель. У тебя только день на репетицию перед вылетом в Лос-Анджелес, – суетилась Джи Йон, убирая гостиничный номер. Джозеф ушел, я переодевалась в пижаму.

– Да-да, – ответила я, натягивая штаны.

Джи Йон поцокала языком.

– Не жалуйся.

– Ладно, но можно хотя бы что-нибудь съесть? – мой желудок заурчал при этих словах. Из-за напряженного графика гастролей сегодня я питалась лишь кокосовой водой и батончиками мюсли.

Джи Йон прислонилась к стене и прищурилась, на секунду задумавшись. Думала, должна ли я есть! Наконец, она кивнула.

– Ладно, мне помнится, я видела в меню какие-то соки и салаты.

Я не могла ответить, потому что перед лицом Джи Йон крутился мультяшный гамбургер. Прямо сейчас я убила бы за еду на вынос. Иногда тоска по Лос-Анджелесу окатывала меня. Я запихнула ее поглубже, как делала это всегда. Если я позволю ей меня одолеть, то уже не смогу заниматься этим. Тоска по дому, как и многое другое, была роскошью, которую я в данный момент не могла себе позволить. С этим придется разобраться позже. Ее всегда приходится откладывать на потом.

Джи Йон заказала еду, затем выскочила в коридор предупредить Рена о заказе. Рен обычно оставался у моей двери на всю ночь. В вестибюле и у машины тоже была охрана, просто на всякий случай. Это бы выглядело чересчур, если бы однажды один мой sasaeng (оголтелый фанат, обычно преследует своего кумира) не поджидал меня на заднем сиденье авто.

Вид на горизонт Гонконга, красочный и впечатляющий, заполнял мой гостиничный номер, стена из окон создавала впечатление, будто я парю в небе. Здания были массивными и стояли так близко друг к другу, что, казалось, перекрывали друг друга – неоновые фигуры, до которых рукой подать. Но когда я подошла к окну, Джи Йон резко задернула шторы. Бескомпромиссно. И хотя я так устала, что могла бы проспать сто лет, ко мне вернулась ночная тревожность.

В детстве я ненавидела сумерки и неизбежные ритуалы перед сном – чистить зубы, надевать пижаму, выключать свет. Страх всегда нарастал во мне, когда день подходил к концу.

– Держи, – Джи Йон поставила на прикроватный столик маленькое блюдо. Две таблетки снотворного и один ативан. Снотворное было стандартным, его принимали все. Но ативан – совершенно секретен. Психические расстройства все еще были табуированы в Южной Корее, и, если кто-нибудь узнает, что я принимаю лекарства от тревоги, ну…