Монетт накрыла на стол.

– А мы имеем право на глоток вина – или вы уже все выпили? – осведомилась она, потом сообщила, что не надеялась вообще добраться до дома. – Сразу за дворцом установили заграждение. Поперек дороги стоят армейские грузовики. Судя по всему, они останавливают все машины, едущие из Рабата. Но нас они пропустили. По всей вероятности, мы произвели на них приятное впечатление.

Во время обеда Мехди говорил мало. Он лаконично отвечал на вопросы Анри о работе в налоговом ведомстве и своих новых обязанностях. Аиша спросила, пишет ли он, как раньше, и Мехди смутился. Потом заявил:

– Как только появится свободное время, я к этому вернусь.

Иногда она поднимала глаза и без улыбки смотрела на него. Выглядела она менее робкой, чем раньше, более уверенной в себе. Пила и ела с аппетитом. Монетт бросала на нее понимающие взгляды, Мехди решил, что они над ним смеются. Аиша говорила о Страсбурге, постоянно повторяя: «Давид сказал то, Давид сделал это» – как будто без этого чертова Давида шага ступить не могла. Кстати, Давид, сообщила она, сейчас с родителями в Испании, так что не исключено, что в августе он заедет сюда с ней повидаться.

– Нам будет очень приятно принять его у нас, – со смешком проговорила Монетт. – Правда, Анри?

Тот молча кивнул. Он смотрел на руку Мехди, который уже довольно долго барабанил пальцами по деревянному столу.

Мехди чувствовал, что вот-вот взорвется. Опьянение перешло в ярость, и он уже жалел, что решил остаться, что ждал эту женщину, видимо наслаждавшуюся его унижением. Надо было ему ехать своей дорогой и прибыть во дворец, и вообще больше думать о себе и своей карьере. Он мог познакомиться с важными людьми, записать их имена, адреса и номера телефона в свою книжку, которую всегда носил с собой. Часы у него сломались, и он напрасно потратил кучу денег на одежду. Он раскис, и в этом была его ошибка. Мехди уже хотел найти благовидный предлог и удалиться, но тут в дверях появился какой-то мужчина, вероятно, сосед. Анри несколько минут постоял с ним у входа в дом, а когда вернулся, Монетт заметила, что он очень бледен.

– Что случилось?

– Приходил Робер. Сказал, что в Схирате что-то произошло. Оттуда вроде бы доносились выстрелы, и теперь даже здесь чувствуется запах пороха. Робер посоветовал нам пока оставаться дома, никуда не ездить и не ходить. Как только он что-нибудь узнает, сразу сообщит.

Анри пошел к радиоприемнику, стоявшему в спальне, и включил его. Вроде бы успокоился, поймав государственную радиостанцию и услышав египетскую любовную песню.

– А нам все никак телефон не установят! Происходит что-то важное, а мы даже не знаем. Это невыносимо!

Потом египетская песня прервалась. И Анри узнал первые ноты французского военного марша. Теперь уже все четверо не отрываясь смотрели на радиоприемник, как будто внутри него были спрятаны ответы на все их многочисленные вопросы.

– А как же мои родители? Они будут волноваться.

Каждый выдвинул свою версию. Ливийцы организовали покушение. Король погиб, и теперь выбирают регента. Все испытывали смешанное чувство страха и возбуждения. Они осознавали, что переживают исторический момент, который когда-нибудь опишут в книгах. Им не сиделось на месте, они курили и бродили по террасе. Над пляжем пролетели два вертолета. Девушки изображали крайнее беспокойство и восклицали: «Что с нами будет?» Анри, сделав умный вид, твердил, что однажды это должно было случиться, что он чувствовал: долго так продолжаться не может. Мехди раскипятился, заговорил о революции, о партизанской войне. Он радовался, что не пошел на королевский день рождения. Не только потому, что остался цел, но, главное, потому, что всегда мог сказать, что находился на правильной стороне. Что не водил дружбу с сильными мира сего. Позже, если ему будут задавать вопросы, он всегда сможет сказать, что его приглашали, но он туда не пошел, причем намеренно, в знак протеста против демонстрации столь непристойной роскоши.

– Я должен был там быть, – обронил он.

– Что ты такое говоришь? – изумился Анри.

– На дне рождения короля. Я тоже получил приглашение.

– А-а, теперь понимаю.

– Понимаешь что?

– Почему ты так оделся, почему так себя вел. Тебе следует сказать Аише спасибо. По-моему, тебе гораздо лучше здесь, чем там.

Анри сделал звук приемника громче: «Бдительность и еще раз бдительность! Армия взяла власть в свои руки. Монархия свергнута. Народная армия взяла власть в свои руки. Это начало новой эры».

Весь день и часть ночи они считали, что король мертв и страной отныне правят военные. Аиша подумала о портрете Хасана Второго, висевшем в кабинете отца. Она вспоминала, как народ ликовал, когда Мухаммед Пятый вернулся из изгнания. Она не могла представить себе Марокко без короля. Что же это? Они станут одной из тех стран, которыми руководят солдаты? По радио постоянно крутили закольцованную запись обращения военных, новости не передавали, и Анри сходил с ума.

– Куда запропастился Робер? Мы что, так и будем сидеть и ждать, как идиоты?

– А что ты предлагаешь? – отозвалась Монетт.

На пляж опустилась ночь. Они допили вино, и Анри пошел к холодильнику за пивом. У них осталось только несколько сигарет, и они курили их, передавая друг другу, словно косячки, которые пускают по кругу. Они молчали. Каждый погрузился в себя. Им казалось, что перед лицом неизвестности смешно говорить ни о чем или строить заведомо ошибочные предположения. Они пытались представить себе, что их ждет. Последствия произошедшего. Втайне все они прикидывали, что могут потерять, а в чем, напротив, выиграть. Что будет с их карьерой, с их стремлениями, с их благополучием? Это покушение – хорошая новость для них или плохая? Они не понимали, радоваться им или тревожиться. Но всем было страшно.

Луна, круглая и раскаленная, как кончик сигары, отражалась в лужах, которые океан, отступая, оставил на песке. С террасы пляж выглядел как вспаханное поле, а неясные контуры вдали напоминали Аише впряженных в телегу животных. Незадолго до полуночи пришел Робер. По радио выступил генерал Уфкир. Государственный переворот провалился, король жив. Преданные монархии части, развернутые на улицах столицы, заняли радиовещательную станцию и Министерство внутренних дел. Слухи распространялись по Рабату словно огненный смерч. Они перелетали от дома к дому, подпитываясь рассказами выживших очевидцев и ложью тех, кто им завидовал, оттого что сам ничего не видел. Уже шепотом произносили имена заговорщиков: генерал Медбух, полковник Шелуати и Абабу, начальник военной школы Ахермуму, кадеты которой и совершили военный переворот. Хотя Робер весь вечер провел у телефона, он не сумел дать внятные ответы Анри и остальным, которые бомбардировали его вопросами:

– Каковы были мотивы путчистов?

– Пока рано говорить об этом.

– Сколько убитых?

– Несколько десятков, а может, и больше. Кто-то рассказал мне, что мертвецы плавали в дворцовом бассейне. Мятежники высекли одного из генералов и загнали короля в туалет.

– Пойду спать, – заявил Анри, и Монетт следом за ним вошла в дом.

Аиша и Мехди остались на террасе одни.

– Я собиралась завершить интернатуру здесь, в Рабате. Наверное, это не самая удачная идея.

– Ты собиралась оставить своего Давида?

– Он не мой Давид.

– Какая разница?

Она встала. Собрала стоявшие на столе стаканы и переполненную пепельницу.

– Полагаю, ты останешься здесь ночевать.

– Разве у меня есть выбор?

– Пойдем в дом. Холодно.

Когда около часа ночи по радио выступал король, они лежали, прижавшись друг к другу, на отсыревшем диване. Она повернулась к нему спиной. Кажется, она спала. Мехди подумал, что ему не удастся заснуть. Он так ее хотел, что едва сдерживался, чтобы не покрыть ее поцелуями, довести ласками до полного изнеможения и добиться своего. Его мучила жажда, изо рта пахло вином и табаком. Он не мог целовать ее такими губами. Нужно будет в одних трусах пойти в дом, где стоял холод. Выпить стакан воды, вернуться и припасть к ней. Сначала покрыть поцелуями спину, потом впадинку на талии. Пройтись языком по животу. Нежно ее разбудить.