«Они выделили место кораблю оринкан рядом с мизи? Ого, вот это будет каша». Джедаи, может, и были замечательными монахами-волшебниками, но об этой части Галактики они практически ничего не знали – особенно о том, какие расы ненавидели друг друга. Миновав единственный большой, неправильной формы шлюз, Аффи почувствовала искушение вернуться на мостик и помочь Лиоксу с Жеодом уладить неизбежные дрязги… а заодно полюбоваться обалделыми физиономиями джедаев.

На самом деле Аффи не то чтобы недолюбливала этих ребят из Республики – просто было о-о-очень заметно, что именно себя они считают дарителями мудрости и знаний. Пора бы им спуститься с неба на землю.

Но хотя экипажи многих кораблей были укомплектованы существами, которые терпеть друг друга не могли, казалось маловероятным, что они устроят тут войнушку. Будет каша, но не катастрофа.

Наверное.

А потому Аффи была вольна заниматься собственными исследованиями.

Нижние кольца? Она все еще не могла определиться. Или верхние?

Аффи подняла взгляд; лишь несколько метров отделяли ее от туннеля, который вел вверх и наружу. Пора выяснить, что еще имеется на этой станции.

Из одного коридора доносились голоса Орлы Джарени и Комака Вайтеса, но слов было не разобрать; несомненно, они обсуждали древние артефакты, которыми станция была буквально усеяна. Это отвлечет их надолго, так что никто не обратит внимания, куда пошла Аффи и чем занята. Прекрасно.

Девушка раздвинула завесу лиан и зашагала по туннелю, который вел наверх. Пока она шла, гравитация постепенно подстраивалась: необычное и изобретательное усовершенствование; очевидно, все эти старинные механизмы оставались в идеальном рабочем состоянии. Аффи не собиралась ни к чему прикасаться: если столь древняя аппаратура до сих пор работает, лучше ее не трогать. Это было известно любому космическому путешественнику.

А еще любой путешественник сообразил бы, что именно на верхнем и нижнем кольцах наверняка и располагались складские помещения, а в них – грузы, оставленные другими. Насколько могла судить Аффи, на этой станции склад находился вверху.

И верно: выйдя из туннеля в полумрак верхнего кольца, девушка разглядела длинные ряды шкафов – одни были размером с ящик, другие побольше, – которые уходили в темный центр. На нижних кольцах, вероятно, находились более объемистые кладовые. В больших контейнерах могли храниться потенциально опасные вещества, поэтому девушка решила заняться ими попозже – возможно, вместе с Лиоксом. Пока можно было просто порыться вокруг…

Она склонила голову набок. Это что там на ящиках, надписи?

Аффи включила световой стержень и на цыпочках двинулась вперед. На ящиках и дверцах шкафов были накарябаны какие-то символы: не отпечатанные, а реально написанные или нарисованные от руки тушевым карандашом, каким пилоты помечали провода во время ремонта. Аффи за всю жизнь никогда ничего не писала от руки, что, к слову, не было редкостью. Пожалуй, она и не знала никого, кто писал бы от руки.

При этом надписи были сделаны не ауребешем. Это были… символы. Не буквы, а маленькие рисунки. Строчки отличались по высоте и стилю исполнения. Затем, в самом конце строчек, она заметила совсем маленькие цифры…

«Даты! – догадалась Аффи. – Это даты; они скажут нам, когда здесь были посетители!»

Как она и подозревала, посетители были не так уж давно. Одна строчка была написана шесть лет назад. Другая – раньше, но все равно лишь за тридцать два года до того. Все надписи явно относились к нынешней эпохе и были сделаны гораздо позже того времени, когда станция была покинута.

Прочесть строчки не представлялось возможным без знания языка – или, что более вероятно, шифра. Пиктограммы выглядели довольно примитивно. Аффи провела пальцем под строчкой, где была нарисована волна, перечеркнутая по диагонали: смахивало на символ гравитационного возмущения. Другой значок имел форму Y – видимо, потенциальная развилка на гипертрассе или обходной путь. Девушка заулыбалась, осознав, что в этом месте путешественники оставляли сообщения друг для друга, предостережения об опасностях.

Но зачем писать важные сообщения каким-то шифром? Почему бы не оставлять их в удобочитаемом виде?

Аффи продолжала водить пальцем по линиям, выделяя новые символы и пытаясь разгадать их значение. Вдруг палец остановился, и улыбка сошла с ее лица. Символ имел вид четырехконечной звезды – характерной, стилизованной звезды. Этот символ Аффи знала как свои пять пальцев. Что было вполне объяснимо, поскольку она носила его над сердцем всегда, когда на ней был форменный комбинезон.

Это была эмблема «Гильдии Байн».

– Сыро тут, – сказала Орла. – Даже парит. Надо отдать должное биому: даже дендрарии с лучшим посевным материалом не живут так долго. А этот не только сохранился, но и насытил воздух влагой.

– Повезло нам, – криво усмехнулся Комак.

Они стояли в центральной сфере, на площадке, которая, судя по всему, предназначалась для церемоний. Основным ориентиром служило вырезанное из камня сиденье – возможно, трон. На страже вокруг него стояли статуи в количестве четырех штук. Все они изображали представителей разных рас или, возможно, персонажей из мифологии, но роднила их золоченая отделка с щедрой россыпью драгоценных камней. По соседним деревьям и сводчатым дверям змеились лианы – змеились, конечно, в переносном смысле, хотя непрерывный шорох усиливал иллюзию.

Листья деревьев отбрасывали мозаичные тени. Эти тени танцевали на лице Комака, который подошел к одной из статуй, разглядывая искусно вырезанные крылья и панцирь.

– Что-то знакомое? – спросила Орла.

Комак покачал головой:

– Стиль напоминает древнекубазский. Но их система лежит так далеко отсюда, что я склонен считать это сходство случайным. Более того, насколько мне известно, у кубазов нет насекомоподобных богов.

Орла положила руки на бедра:

– Может, это и не боги. Это могут быть какие-то монархи или исторические личности.

– Монархи – возможно, – сказал Комак. – Но я сомневаюсь, что это исторические деятели. То, как они возвышаются над посетителями, грандиозные нимбы над головами… видишь, в этих отверстиях, наверное, когда-то давно были еще более крупные самоцветы. Все это говорит о глубоком почтении. О безмерном преклонении и благоговении. История ни о ком так долго не хранит добрую память. Зато хранит религия. И мифы. Тут могут быть и другие смыслы; пока мы не переведем язык, я могу лишь строить догадки. Но ставлю на то, что это боги.

Легкий ветерок вздернул полы плаща Комака, погладил Орлу по щеке. Сперва она просто обрадовалась прохладному дуновению. Затем подумала: «Вот, наверное, почему лианы шелестят. На этой станции система вентиляции даже лучше, чем я предполагала».

Вдруг Орла почувствовала дрожь беспокойства. Недоброе предчувствие, которое с каждым мгновением только усиливалось. Комак повернулся к ней:

– Вот она. Тень. Тьма.

Несколько секунд оба стояли неподвижно.

– Теперь мы оба почувствовали, – сказала Орла. – Я бы подумала, что это всего лишь своевольное дерево; порой встречаются растения, насыщенные темной стороной. Но здесь…

– Здесь другое, – закончил за нее Комак.

– Чувствуется умысел. – Орла сделала вдох-выдох, пытаясь сконцентрироваться, но покой ускользал.

К этому времени тьма ощущалась уже не просто как мурашки по коже – скорее как чье-то присутствие. Как медленное приближение чего-то… или кого-то. Неужто на станции кто-то прятался? Выходит, она не такая заброшенная, как казалось?

– Я проверю коридор. – Орла бросилась к двери. Краем глаза она увидела, как Комак кивнул: он почувствовал то же самое…

И вдруг Орла очутилась в темноте, на воющем ветру.

Она присела, чтобы шквальные порывы не сшибли с ног. Холод пробирал до костей, острые камешки кололи кожу. В животе царапался страх, угрожая утащить и ее в эту тьму. Орла призвала на помощь Силу. Ведь Сила всегда рядом, пускай она ее больше и не чувствует.