Холодные воды Иорского залива наконец уступили место суше и Иован осторожно выбрался на каменистый берег, чуть в стороне от порта.

Закопченные до черноты стены каменных построек виделись отчетливо, будто днем, в свете мировых колец и под действием эффекта зелья неясыти. Людей нигде наблюдалось, хотя издали Иован и заметил несколько костров на побережье. Он не боялся обнаружения магией, потому как на его груди висел амулет храмовников – настоящий праярский артефакт, которые таинственный город-государство изредка поставлял в Иктанию для снаряжения воинов церкви святого круга. Даже будь Иован магом, амулет скрывал бы его мистическую сферу, от тайного зрения других колдунов. Что же до возможности обнаружения обычным образом, то и здесь ярл постарался угодить на славу.

Иован развернул герметичный сверток и закутался в шерстяной плед, зачарование которого должно было постоянно оставлять его теплым. Внутри свертка находилась также экипировка: сапоги, рубашка, куртка и штаны ничем особенным не отличались, а вот широкий плащ с капюшоном должен был делать воина невидимым, если укрыться им и около десяти секунд не совершать никаких движений. Иован позавидовал самому себе, получая от нордского интенданта такую драгоценную вещицу. Ведь будь у ассийский войск подобные плащи, да в купе с амулетами храмовников, даже одержимым пришлось бы очень несладко.

Помимо одежды в свертке также находилась зачарованная палатка, внутри которой всегда было светло, а снаружи, она, напротив, казалась черной словно ночь, фляга, накапливающая влагу из окружающего пространства, так что за сутки дополна набиралась чистой водой, да обычная еда из сухарей, сала и вяленого мяса. Что же до оружия, то им являлся легкий арбалет, с зачарованием на бесшумную работу спускового механизма и тетивы, двенадцать болтов к нему, три метательных ножа и меч, зачарованный на увеличенную прочность клинка.

Иован оделся и дав еще немного обсохнуть свертку, в отдельном кармане которого позвякивали брины и несколько рупиев, завернул в него еду с флягой, палатку и плед, а затем закинул себе за спину наподобие рюкзака.

Где-то вдалеке слышались приглушенные голоса на рейхском. Иован накинул на голову капюшон плаща и отправился в ту сторону, где все было тихо.

Несмотря на солидный боевой арсенал, мужчина не собирался устраивать резню среди патруля, гораздо эффективнее виделось скрытное пересечение границы и осмотр города без страха того, что кто-то хватится неизвестно куда девавшихся солдат.

Прикинув лучшее направление, Иован двинулся мимо длинного дома с обвалившейся крышей, непрерывно вслушиваясь в звуки мертвого города. Подвывание ветра и запах гари составляли теперь его новую жутковатую атмосферу, сменив собой веселый гвалт детворы, шум мастерских и зычные крики торговцев. Мужчина невольно подумал, что вскоре и Молодич может постигнуть та же участь, если Рейх таки решится на штурм. Без гремучих зарядов шанса устоять против магов и еще многих оставшихся одержимых у города просто не было.

Возле раскуроченного взрывом остова крупного здания Иован заметил движение и остановился как вкопанный, мысленно отсчитывая про себя десять секунд. Плащ сработал за мгновение до того, как из-за груды камней вышла пара солдат с собакой на поводу. Мужчина поморщился и поудобнее перехватил взведенный арбалет. Он не любил убивать в бою животных, так как в этом ему чудилось лишение жизни детей. Кони и боевые псы не знали, за что сражаются их хозяева, слепо следуя командам, до самого конца стремясь выполнить то, чему их дрессировали.

«Вот бы на Нордике догадались зачаровывать плащи заодно и на сокрытие запахов» – подумал Иован, хотя серьезно на такое не рассчитывал. Стало быть, план бескровного проникновения в город можно было оставить.

Метрах в четырех от него собака наконец зарычала и не успел еще патрульный Рейха повыше поднять масляную лампу, как бесшумно сработал арбалет, пробивая череп животного тяжелым стальным болтом, а метательный нож через мгновенье уже торчал из горла второго солдата.

Вытирая окровавленный клинок о форму рейховца, что нес до смерти лампу, Иован прикидывал, как лучше избавиться от тел. Тащить их до воды не хотелось, благо кругом царила страшная разруха, а потому можно было особенно не выдумывать. Понадеявшись, что солдаты шли не на смену караула, ассиец затащил их трупы в ближайшие развалины и отправился дальше.

Разоренный город открывался ему картинами произошедших здесь некогда событий: вот огромная, метров пять в диаметре, воронка, наверняка след удара метеора, от подобного которому Иован и сам когда-то чудом не погиб, вот темные завихрения на земле с характерным рисунком пепла, ни что-иное как огненный вихрь выжигавший здесь все живое, а после неистово танцевавший на телах уже погибших людей.

Он продолжал идти сквозь пепелище не меньше часа, замечая, как все вокруг темнеет, а в голове начинает стучать набатом глухая давящая боль. То были верные признаки заканчивающегося действия зелья неясыти. Иован знал, что вскоре боль станет совсем уж раздражающей, а потому сел на кусок каменной стены, принадлежавшей некогда чему-то наподобие склада и, поплотнее укутавшись в плащ, стал пережидать побочные эффекты.

Мужчина понимал, что вскоре уже забрезжит рассвет и он не встретит здесь никакой гусеницы, ни обыкновенной, ни уж тем более огненной.

Он чуть грустно вздохнул от этой мысли, потому как девушка из сна ему очень нравилась и несмотря на то, что бремя пророчества похоже предстояло нести кому-то иному, он хотел бы встретить воплощение своей фантазии в реальности.

Через полчаса небо с восточной стороны стало проясняться, однако Иован решил, что посидит еще немного, в конце концов не зря же он проделал свой путь именно до Фремьена, все равно до выхода из города оставалось немногим более пары сотен метров. Но и когда утреннее солнце окрасило своими первыми робкими лучами обугленные постройки, мужчина поймал себя на том, что ищет повод задержаться.

Тогда, улыбнувшись самому себе, он мысленно попрощался с огненной гусеницей, пожелав ей во что бы то ни стало обратиться бабочкой и поднялся.

В этот момент из переулка донесся приглушенный звук чьих-то быстрых шагов, от чего воин замер, отсчитывая секунды до наступления невидимости и изготовился к стрельбе из арбалета.

Плащ уже сокрыл его от посторонних глаз, но шаги прекратились, словно их владелец переводил дыхание или выбирал маршрут, а затем у иссеченного магическим огнем строения Иован увидел Ее.

В нежных утренних лучах, она осторожно ступала по черному пеплу, все так же ослепительно красива, как и в момент их первой встречи во сне. Алое легкое платье казалось отголоском бушевавшего здесь некогда пожара, но более не властвовавшего над жизнями людей, а напротив, робко и несмело крадущегося посреди изувеченного потусторонней стихией города.

Не в силах отвести взгляда от ее лица, Иован читал в больших карих глазах тревогу и отчаяние, он уже хотел было двинуться ей навстречу, не зная еще, что скажет, но вдруг, позади девушки, из-за того же самого здания откуда она появилась, выбежало несколько патрульных Рейха.

– Нольмонте па! Же суи же мазищьен! – звонко выкрикнула девушка на ланкарском, и обернулась. Чтобы не означала эта фраза, рейховцев она не остановила и Иован решил не выдавать себя раньше времени, считая противников. Их оказалось шестеро, а это представляло серьезную опасность даже для него, особенно учитывая то, что защищать предстояло не только себя самого.

Внезапно огненная гусеница вскинула правую руку и Иован понял, что она собирается произнести заклинание. Он даже узнал его по характерно сложенным пальцам, вот только плеть инферно так и не появилась, а на груди девушки что-то отрывисто щелкнуло, и хрупкая фигура стала медленно заваливаться набок.

Иован знал, – злость неважный союзник в бою, потому как она мешала мыслить трезво. Вот только в его душе кипела самая настоящая ярость, являвшаяся порой куда более грозным оружием чем тот же меч или даже взрывной заряд.