— Вот, пожалуйста, например, Фома… — Он раскрыл книгу, и сердце аббатисы сладко дрогнуло. О таком она не смела даже мечтать! Перед ней в смуглой мужской руке лежало редчайшее порнографическое издание Карреля.

— Какая щедрость! — воскликнула она. — И все остальные книги такого же качества?

— Несомненно.

— Но откуда…

— Дорогая графиня, кто же из побывавших хотя бы раз в Малаге не слышал о вас?! Я счастлив услужить вам.

— В таком случае и я не останусь в долгу, драгоценный дон Диего! Я…

Но продолжать ей уже не понадобилось — жаркие уста юноши прильнули к ее устам, а рука уверенно вздернула вверх подол сутаны…

После первых стремительных и жадных ласк последовала томительная истома, а за нею и полное блаженства отдохновение. Выпив еще по бокалу вина, Диего с графиней вновь завели ленивый и томный разговор.

— Ах, дорогая графиня, — не скрывал своего наслаждения дон Диего, — да у вас тут прямо рай земной. Столько хорошеньких девочек. Небось не теряете времени даром?

— От такого человека, как вы, было бы неразумно это скрывать, — томно улыбнулась аббатиса.

— И, надо полагать, все вышколены должным образом?

— В общем-то, да.

— Но откуда такая неуверенность, графиня? Неужели осталась какая-то строптивица, что не хочет утолить страсти столь роскошной женщины, как вы? Ни за что не поверю.

— Вы можете, конечно, не верить мне, дон Диего, но тем не менее такая строптивица все-таки нашлась.

— Должно быть, прескучная и нехороша собой?

— И на этот раз вы ошиблись, совсем наоборот. Малышка на удивление соблазнительна.

И вдруг в голову настоятельницы пришла блестящая мысль: перед такой мужской красотой, перед такой галантностью эта маленькая упрямица, пожалуй, не устоит. Конечно, ей тяжело сразу же начинать с женщинами, но она страстна, она чувственна, это видно даже по глазам, и, возможно, красота мужского тела скорее соблазнит ее. Дивные картины поплыли перед мысленным взором матери Агнес, и, совсем позабыв в этом любовном чаду о строгом наказе Его Высокопреосвященства, она поправила рясу, прическу и схватила колокольчик.

Тут же вбежавшая сестра Антония, выслушав приказание настоятельницы, сказала:

— Но вы же знаете, амма, она больна еще после Уржеля, — напомнила ей Антония.

— Ничего страшного, дойдет, не рассыплется.

— Так это ваши салески пели на аутодафе? — обернулся к аббатисе после ухода сестры Антонии отошедший к окну дон Диего. — Я присутствовал там тоже — изумительные голоса.

— Благодарю. И, представляете, именно эта строптивица прямо у помоста умудрилась хлопнуться в обморок, и валяется уже почти две недели.

Тем временем Антония почти насильно одела Клаудию, вернее, накинула прямо поверх ночной рубашки две шали — одну на плечи, другую вокруг бедер — и подтолкнула к дверям.

— Иди же, тебе сказочно повезло.

Слова эти испугали девушку даже сильнее, чем, если бы ей сказали, что ее ведут на пытку. Напоследок она схватила кардинальское кольцо. «В крайнем случае, скажу… Скажу, что храню верность Его Высокопреосвященству…» — лихорадочно придумывала она способы защиты. Но мать Агнес оказалась не одна. На диване рядом с нею сидел красивый черноволосый юноша, напомнивший Клаудии что-то неуловимо томящее.

— Ну, наконец-то, — вполне беззлобно приветствовала ее аббатиса. — Это дон Диего. — Юноша встал и, слегка побледнев, низко поклонился. — Выпей вина, Анна, — предложила аббатиса и налила большой бокал. Клаудиа неожиданно даже для себя решительно подошла к столику, взяла бокал и выпила его залпом. Комната поплыла у нее перед глазами.

— Ну, что же, она и в самом деле прелестна, — вдруг развязно произнес дон Диего. — Знаете что, давайте сделаем так. Мне ужасно претят все эти ваши постные монастырские клички: Анна, Исидора и тому подобное. Имена должны соответствовать ситуации, не правда ли? Давайте устроим маленькую галантную игру. Допустим, я в ней буду зваться… ну, скажем, Редуан, а Анна, разумеется, — Фатьма. А вы, графиня… Как вам понравится имя Гедета?

Клаудиа не верила своим ушам. Кто перед нею? Враг или друг? Это шанс на спасение или ловушка? Как разгадать это? Как вести себя? И тогда она малиновыми от вина губами почти капризно прошептала:

— А мне не нравится имя Редуан. Почему бы вам не назваться, например, просто Перикито?

— Перикито? Не очень изысканно, зато отдает жестокостью и силой. Значит, Перикито, отлично. — Юноша широко улыбнулся, и в сердце Клаудии растаяли последние сомнения. Перед ней был Педро, маленький пастух, поклявшийся быть с ней везде… — Я — за, а вы согласны, Гедета?

Аббатиса в ответ лишь томно прикрыла глаза и потянулась к дону Диего всем телом.

Клаудиа сразу же опустила веки.

Однако красавец юноша вдруг мягко и легко отстранил аббатису и подошел поближе к Клаудии. Затем, обойдя ее со всех сторон, пристально оглядел и сказал:

— Дорогая графиня, я вижу, вы совершенно правы. Эта дикарка еще не совсем готова к тому, что нам от нее нужно. Она нам испортит всю обедню. Давайте поступим так. Для начала пусть Фатьма пойдет и почитает наши книги. А я пока предпочту остаться в вашем прекрасном обществе. Ведь мы никуда не спешим, графиня, не так ли?

— Ну, если вы так считаете, мой милый Диего, — снова загорелась от обещанного продолжения блаженств аббатиса, — то я тоже ничего не имею против.

— В таком случае, извольте, милая Анна, то есть Фатьма, взять это. — Юноша вручил Клаудии стопку принесенных с собой книг, а затем присел на диван рядом с аббатисой. — А теперь идите к себе и внимательно изучите сии мудрые книги — в них ваше спасение.

— Да, да, милая, послушай умного человека. — И мать Агнес жестом отправила Клаудию обратно.

Едва сестра Анна, прижав к груди стопку книг, вышла, мать Агнес вновь было всем телом потянулась к своему гостю, но дон Диего спокойно заплетал в косу свои иссиня-черные волосы.

— Надо вам заметить, дорогая графиня, я не люблю дешевую любовь втроем. И тащился сюда из Картахены не за девственницами, а…

— Что ж, больше ее здесь не будет. Вот ключ от лестницы и моих покоев. Надеюсь, вы еще поживете у нас, тем более что идет снег и все дороги занесены.

— Несомненно, графиня.

Снег действительно шел еще целую неделю. Дон Диего остался в монастыре, где ему отвели комнату рядом с кладовой. Впрочем, он вел жизнь скромную, почти никуда не выходил, и даже его ночные посещения аббатисы оставались тайной для всех, кроме сестры Антонии, ночевавшей за каменной стеной по соседству с покоями аббатисы. Сладострастные стоны дразнили ее молодое воображение, и она все удивлялась, почему на этот раз настоятельница столь жадна и ни с кем более не делится своим счастьем.

Клаудиа же тем временем пребывала в полном недоумении. В тот момент, когда она, полуодетая и почти без сознания, оказалась у себя в комнате, девушка прежде всего мысленно поблагодарила милого Педро за то, что он избавил ее от ужасного действа, в которое собиралась вовлечь ее настоятельница. И только потом начала лихорадочно соображать. Педро здесь, и надо выстроить свое поведение так, чтобы не допустить ни одной ошибки, которая помешала бы его плану. Ах, если б еще знать, каков этот план! Он велел ей читать книги. Что крылось в этом приказании? Возможность найти спокойствие в мудрости веков? Обнаружить у кого-то из древних авторов похожий план побега? Как бы там ни было, девушка вняла этому совету и поспешно схватилась за книги.

Неожиданно обнаружив в них все те же пошлые картинки, девочка сначала едва не отбросила их с омерзением, но, немного поразмыслив, все же принялась внимательно изучать содержимое. Ей становилось буквально физически плохо от этих бесконечных голых тел. Она крепилась изо всех сил, но ответа найти все не могла. Клаудиа прекрасно понимала, что пока Педро находится где-то рядом, ей ничто не грозит. С другой стороны, вынужденное бездействие угнетало ее. День проходил за днем, а она все никак не могла найти в этих книгах того, о чем говорил Педро. По вечерам она часами стояла у окна, вглядываясь в мутную пелену, словно стараясь разглядеть там какой-нибудь свет — знак надежды. По истечении шести дней, измученная неизвестностью и не находящими выхода мыслями, она совсем лишилась сна.