Я посмотрелась в висевшее на стене зеркало, поправила выбившийся локон и покачала головой. Лучше я была бы в своём платьице, тогда местная полиция наверняка потеряла бы челюсти ещё на входе. Но да ладно.
– Пошли, Аглая, встретим полицию.
Она запахнула шаль на груди и снова нацепила на лицо выражение ироничной кокотки. Я тихо заметила:
– Поскромнее личико сделай.
– А то вы, мадам, нашей полиции не знаете, – фыркнула она. – Мужики они везде мужики, даже одетые в форму с эполетами! С ними себя держать надо.
– И всё же.
Учить она меня будет…
Я первой вышла в зал. Девушки оттуда испарились, зато по комнате прогуливались двое полицейских в тёмно-зелёных мундирах с простенькими погонами на плечах и в фуражках, похожих на кепи. Третий господин был в штатском. И он сразу мне не понравился.
Когда ты работаешь в злачной профессии, очень скоро начинаешь считывать людей, как открытую книгу. Двое в форме – простачки, любят пожрать вкусно да выпить винишка, ещё не женаты, но не против были бы. А главный в этой троице – человек скрытный, но честолюбивый. Служит по призванию. Сажать в тюрьму нарушителей – это его хобби, за которое удачно платят зарплату. И глаза у него такие… Честные! Незамутнённые. Он и после службы не пройдёт мимо старушки, укравшей булочку от голода, водворит её за решётку и пойдёт спать с чувством отлично выполненного долга.
– Добрый день, – сказала я с улыбкой. – Чем обязаны такому визиту?
Когда ты улыбаешься искренне, все или практически все присутствующие невольно зеркалят твоё настроение и улыбаются в ответ. Полицейские в форме так и сделали, подтвердив мою теорию о простых мужиках. А главный в штатском остался серьёзен, как на похоронах. Он коротко кивнул в знак приветствия и заявил с налёта:
– Мне предписано арестовать вас, мадам. Собирайтесь и будьте любезны позвать мне Авдотью Заворотнюк.
– Зачем вам Авдотья?
– У меня есть информация, что она находится здесь без жёлтого билета.
– Откуда такая информация?
– От проверенного осведомителя. Прошу не сопротивляться. Ежели будете сопротивляться, мадам, нам придётся вас увести силой.
Глаза его задорно блеснули, и мне показалось, что уводить силой – это для него любимая часть работы. Нет, такого удовольствия я сему господину не доставлю. Обернулась к Аглае, сказала:
– Если Авдотья оделась, пусть выйдет.
Аглая сделала большие глаза, но не посмела ослушаться. Пошла куда-то на лестницу. А я повернулась к полицейскому:
– Простите, уважаемый, я не расслышала ваше имя.
– Афанасий Николаевич Трубин, – с лёгким поклоном ответил тот.
– Очень приятно.
Я сделала ещё одну попытку:
– Быть может, мы пройдём в кабинет и за бокалом вина выясним все… спорные моменты?
– На службе не пью, – гордо отказался Трубин.
Я так и знала. Ладно, прокатимся с Авдотьей в полицейский участок, может быть, там найдутся более адекватные сотрудники.
Девушка тряслась, как пушинка на ветру. Мне пришлось сжать её руку, тем самым заставив посмотреть на меня. В глазах Авдотьи я прочла панический страх. Шепнула ей спокойно:
– Ничего не бойся.
Она не поверила. Пришлось тряхнуть её за плечи:
– Авдотья, я обещаю, что всё будет хорошо!
Она очнулась и спрятала лицо в ладонях. Трубин отметил довольным тоном:
– На вашем месте, мадам, я бы не давал подобных обещаний беглой проститутке!
– А я бы на вашем месте, господин, не обвиняла бы честную девушку бог знает в чём!
Голубые глаза полицейского смотрели на меня так странно… Мне показалось, что он садист. Да, я знавала таких мужчин. Для них нет больше радости даже не то, чтобы причинить физическую боль, а подчинить, унизить, растоптать. Что ж, Афанасий Николаевич, посмотрим, кто кого растопчет.
– Аглая, – позвала я. – Закрой дверь как можешь и умеешь, никого не впускай до моего возвращения.
– Хорошо, мадам, – сказала она спокойно, но я видела, что девушка напугана.
– Я скоро вернусь, – бросила ей и, потянув за руку Авдотью, пошла к выходу.
У крыльца заведения стояла коляска. Не такая, как у меня, а старенькая, потрёпанная, запряжённая одной понурой лошадкой с нечёсаной гривой и куцым хвостом. Трубин широким жестом пригласил меня внутрь:
– Прошу, мадам.
– Сам такой, – буркнула я и увидела спешившего к нам Порфирия. Крикнула ему: – Порфирий, мне нужен адвокат, самый лучший! Немедленно!
Кучер остановился, хлопнув себя ладонями по ляжкам, прикрытым кафтаном, и побежал обратно к экипажу. Будем надеяться – побежал искать адвоката. Трубин буркнул:
– Не поможет. Садитесь уже, госпожа… м-м-м…
– Кленовская, – гордо заявила я и забралась в коляску, игнорируя протянутую мне руку.
Авдотья плюхнулась рядом и зашептала:
– Мадам, пропали мы, ой пропали! Этот полицейский настоящий зверь…
Я не нервничала. Сколько раз меня забирали в полицию – не сосчитать. Ну, дадут штраф, ну, пожурят. Ничего, неприятность эту мы переживём, как в той детской песенке. Я была уверена, что с полицией всегда можно договориться. Не словами, так деньгами. Деньги у меня есть, мадам Корнелия оставила подъёмный капитал.
А вот Авдотья белела, краснела, молилась. Прямо вслух, однако молилась богине. Что у них тут за религия, интересно?
Мы ехали по городу, как мне показалось, в обратную сторону. К церкви. Да, точно, я же видела мельком вывеску «Полицыя», когда проезжала мимо! Значит, туда нас и привезут. А люди на нас косились, некоторые крестились даже – в основном благообразные дамочки в шляпках и с кружевными зонтиками. Тьфу на вас, дамочки! Никогда не зарекайтесь от сумы и от тюрьмы.
Куда Корнелия спрятала деньги? Наверное, в сейф. Знает ли Лесси код сейфа? Сможет ли деньги взять? Или мне придётся упрашивать выпустить меня под честное слово? Как убедить полицейских в моих исключительно добрых и даже пуританских намереньях сделать из «Пакотильи» приличное заведение?
Кто на нас донёс?
Ксенофонт, к гадалке не ходи. Сучёныш обиделся за увольнение и решил отомстить. Удавлю гада, когда увижу. Если увижу…
– Приехали, девки, слазь.
Коляска остановилась перед полицейским управлением, которое было расположено очень удачно напротив церкви. Трубин выскочил первым и велел молодчикам в форме:
– Ведите их в арестантскую.
– Куда?! – изумилась я. – Вы что, сдурели? Какая арестантская!
– А вы думали, вас пригласят в отдельный кабинет для беседы? – съязвил Трубин. – И чайку сервируют?
– Конечно! – нагло заявила я. – Вы дам бросите за решётку без разбирательства?
– Ай, некогда мне с вами языком чесать, – отмахнулся Трубин и ушёл. Один из полицейских подал мне руку:
– Прошу, дамочка, не извольте буянить, очень не хочется вас силой…
– Не буду я буянить, – буркнула. – А начальство есть какое-нибудь тут?
– Так господин Трубин же.
Я сошла на брусчатку дороги, Авдотья сползла следом и вцепилась в меня:
– Мадам, мадам, не оставляйте меня одну, умоляю!
– Да успокойся ты! Всё будет хорошо.
– Ой, не верю, не верю, мадам! Отправят депешу домой, папенька узнает, богиня…
– Авдотья! – рявкнула я. – Молчи! Лучше молись, так от тебя меньше шума!
Она послушалась. Нас провели через приёмную, где пылинки плясали в лучах света, проникающих через плюшевые шторы на окнах, в арестантскую. Это оказалась клетка, огороженная толстыми решётками в дальнем углу зала. Один из полицейских с почтением пригласил нас войти за решётчатую дверь и повернул ключ в замке. Потом сказал:
– Прошу прощения, госпожа Кленова.
– Кленовская, – прошипела я. – Начальство позовите! То, что повыше Трубина.
– Как вернутся с доследования, – кивнул он и ушёл.
Я села на шконку и вздохнула. Огляделась. Мы в углу, тут никого нет, если покричать – может, и услышат. Или нет. Авдотья молится рядом. Ладно, подождём, когда начальство вернётся с доследования.
Похоже, я даже задремала. Было с чего – ночь не спала, потом старуху встретила, безо всякого отдыха попёрлась в заведение… Очнулась от звяканья ключа в замке. Подняла глаза и увидела Трубина, который вошёл в арестантскую. Так-так, опять он? А где его начальство?
