Ясное дело, он не мог доверить коня женщине. А потом, если у нее такой бойкий характер, пусть идет в строй, а то не ровен час с таким нравом загнала бы лошадь. Поэтому, осыпаемый шутками, он, не унывая, сидел на своих панко-регах и независимо сплевывал на снег.

За ним шли сани возчика, у которого вальщиками работали Инари и Каллио.

Возчик этот был горд своей близостью к человеку из штаба. Он важно говорил на остановках, растирая варежкой щеку.

— По щепке дерево узнать можно. Я сразу, как Инари ко мне попросился, сообразил, какого пера эта птица. Я его сразу принял, — работай на здоровье, говорю, люди ведь мы, слава богу.

Потом шли сани с незнакомыми возчиками, — среди них были и мобилизованные, — потом сани Эльвиры с дочерьми.

Сразу же за их санями скрипели полозья панко-рег возчика, решившего не платить недоимки. На его сани со всем домашним скарбом взгромоздились сынишка и жена. Сын долго не засыпал, он требовал, чтобы ему показали границу, где кончается Суоми и где начинается Карелия.

Отец толком не мог ничего ему объяснить, и говорил: «Сам увидишь», и спрашивал, не замерзли ли у мальчика ноги.

Мальчику казалось, что как только обоз перейдет границу, сразу станет тепло, начнется лето, защелкают на зеленых ветках незнакомые птицы и запрыгают в пене падунов серебристые форели, и лошади станет легче, перед нею полотенцем расстелется гладкая, наезженная дорога.

«Как перейти границу, сразу все переменится». Так думал не один только мальчик.

Такие же неясные мысли бродили и в головах многих взрослых лесорубов, хотя они-то хорошо знали, что сейчас во всем мире зима, и сплавные реки замерзли, и долго еще ждать ростепели.

Да, многие еще в семнадцатом году работали на лесозаготовках у рек, бегущих в Белое море, в Кандалакшскую губу, в Кереть, в Ковду, в Сороку; они хорошо знали эти места, и, однако, кое-кто из них думал так же, как и мальчик. Мальчишка соскакивал со своих саней, догонял передние и дразнил Хелли:

— А твоего медвежонка зарезали!

— Нет, не зарезали! — но не могла удержаться от слез.

Эльвира ее утешала и прогоняла мальчишку назад, к родителям.

— Мама, — уже сквозь слезы допытывалась Хелли, — а в моей деревне есть березовый сок?

— Есть, родненькая.

— А клюква в можжевеловом сиропе?

— Есть, доченька.

Тогда Хелли успокаивалась.

Затем шло несколько саней с молчаливыми мобилизованными возчиками.

Они не доверяли Олави, обещавшему заплатить за гуж по-божески, и поэтому, попыхивая угольками трубок, сосредоточенно и угрюмо молчали.

Совсем настороженно держался возчик, хозяин Молодого. Он побаивался мести этого горячего парня.

— Во всем свете так уж устроено, что молодые, до возраста, получают меньше старших. Так ведь? — обращался он за сочувствием к другим возчикам.

Те, степенно покачивая головами, молчали. В этом покачивании он видел их сочувствие и как будто немного успокаивался.

Впрочем, все были больше заняты своими думами. Некоторые боялись того, что их лошади заболеют от слишком студеной воды. Позади этого возчика шли сани с семейством длинношеего Лейно. Лейно оборачивался, чтобы перекинуться несколькими словами с соседом, и, насколько хватал его глаз, он видел обоз.

Дальние сани терялись в лесу.

Когда пошел снег, он не мог уже разглядеть больше чем две панко-реги позади и впереди.

И всем этим обозом распоряжался и всюду наводил порядки быстроногий Олави; он, казалось, был на своих лыжах одновременно во всех концах обоза.

Он намечал стоянки для отдыха, и это было вблизи от ручья: разбив лед, можно было достать воду, а в лесу наломать веток для костра ничего не стоило.

Он проходил вдоль обоза, ободряя одним своим веселым видом угрюмых возчиков, перебрасываясь двумя-тремя словами с знакомыми.

«Откуда у него столько слов, ведь он раньше все время молчал», — подумал Лундстрем, увидев его в одну из таких минут.

Лундстрем по-прежнему был рядом с Коскиненом.

Когда Олави бегал по обозу, он как-то забывал об Эльвире и дочерях. Надо было принять быстрое и точное решение, помирить спорящих возчиков, переложить равномернее груз, выдать кусок ляски или хлеба, рукавицы или кеньги нуждающимся. Но, даже и не вспоминая об Эльвире, он все время чувствовал ее присутствие (о дочерях ему думалось меньше) в обозе, здесь, близко, и от этого обоз делался ему как бы уютным домом. И каждый раз, когда он в дороге видел Эльвиру, ему казалось, что они только что вышли из дома ее отца, после вечеринки, что они никогда не расставались и продолжается первый их поход.

Он подошел к саням Эльвиры.

Эльвира заботливо укрыла девочек теплым коричневым одеялом. Одеяло уже было занесено снегом.

Сани по быстрому склону скатились на лед речки и пошли по ледяной дороге. Она была несравненно удобнее, чем лесная: ни деревьев, ни кочек не нужно было объезжать. Но уже через пять минут спокойного хода по реке отец Эльвиры услышал какой-то подозрительный хруст. Не обращая на это внимания, он погнал свою лошадь дальше.

Через минуту произошла катастрофа. Мороз, строя свой ледяной мост через реку, не предусмотрел такой нагрузки.

Из-подо льда выступила вода.

Сани старика с большого хода проскочили по этой воде, и он сразу погнал лошадь к берегу.

Следовавший за ним возчик не был таким расторопным, наоборот, он даже замедлил ход, испуганно посматривая по сторонам, и лед под тяжестью саней, груженных салом, с треском надломился, лошадь стала меньше ростом. Белый, казалось, лаковый снег сразу потемнел, и оглобли саней пошли вниз.

Надо было сразу принимать меры, выскочить из саней, схватить буланку под уздцы и быстро повести ее вперед, правда, с риском промочить ноги или самому попасть в студеную воду. Но возчик был тяжелодум; прежде чем на что-нибудь решиться, он дважды затянулся дымом из самодельной своей трубки. А в это время лошадь успела уйти в воду по самое брюхо.

Обоз остановился.

Задние стояли в бездействии, не понимая причины задержки.

Олави, кивнув Эльвире, пошел, пробираясь сквозь густую сетку снега, к голове обоза. И хотя он торопился, но вовремя заметил влажность снега. Он снял лыжи, положил их через плечо, чтобы не замочить, и пошел пешком.

Возчики помогали потерпевшему вытаскивать буланку.

Она смотрела своими огромными, темными, непонимающими глазами на окружающий ее мир и не шевелилась. Каждый волосок на ее морде заиндевел и топорщился.

Надо было доставить жерди, чтобы, подложив их под брюхо, помешать лошади погрузиться в воду дальше и помочь ей выбраться. Сама лошадь, казалось, была равнодушна к своей судьбе. Ни одного движения в помощь спасавшим ее людям она не сделала.

— Кто мне заплатит за лошадь? — с горечью спросил Олави возчик.

— О лошади подумай, а не о плате. Смотри, чужие больше, чем ты, работают, спасая ее.

Да, тут было не до разговоров.

Олави приказал свернуть с наезженного следа направо и идти дальше по самому берегу.

— Хорошо еще, что почти нет ветра, нет метели.

Да, идти по берегу было труднее, хлопотнее, но зато безопасней.

Отдав нужные распоряжения, Олави решил воспользоваться непредвиденной остановкой.

У Эльвиры в санях оказалось несколько палок. Он поставил их стоймя по бортам саней, прикрутил покрепче и сверху натянул одеяло.

Так от прямого снегопада ребята были защищены. В санях были еще одеяла и оленьи шкуры. Старуха не поскупилась и собрала дочери и внучкам в дорогу все, что можно было найти теплого. Много вещей пришлось оставить дома, они не вмещались в сани. Теперь взятое пригодилось. На торчком стоящие жерди Олави набил по бокам одеяло и оленью шкуру. Получилась защищенная от ветра и снега уютная полутемная кибитка. Свет проходил только спереди. Впрочем, шли уже сумерки.

Февральские дни у Полярного круга коротки.

Пока Олави возился, устраивая сани, Эльвира успела сбегать к ближайшему костру и подогреть взятое из дома молоко.