23. Какой-то римский сенатор, находясь в Афинах, привёл к Демонакту своего сына, очень красивого, но женственного и изнеженного мальчика. «Вот мой сын, — сказал сенатор. — Он приветствует тебя». — «Красив мальчик — и тебя достоин, и на мать похож» (Там же, 18).

24. Киника Гонората, философствовавшего в медвежьей шкуре, он не хотел называть его настоящим именем, а звал Аркесилаем (Там же, 19).

25. На чей-то вопрос, как, по его мнению, можно определить счастье, Демонакт ответил: «Счастлив только свободный». Когда ему возразили, что свободных много, он сказал: «Но свободным я считаю того, кто ни на что не надеется и ничего не боится». — «Но таких людей нет. Ведь все мы, до единого, по большей части находимся в рабстве у надежды и страха». — «Но, — заметил Демонакт, — если ты поразмышляешь над делами человеческими, то, пожалуй, найдёшь, что они не заслуживают ни надежды, ни страха. Ведь всё вообще проходит — и печали, и радости» (Там же, 20).

26. Перегрин-Протей ругал его за то, что он часто смеётся и издевается над людьми. «Демонакт, разве ты киник?» — укорял он его. «Перегрин, разве ты человек?» — последовал вопрос (Там же, 21).

27. Какой-то естествоиспытатель разглагольствовал об антиподах. Философ остановил его, подвёл к колодцу, показав на отражение в воде, спросил: «Это те самые антиподы, о которых ты говоришь?» (Там же, 22).

28. Один человек выдавал себя за мага и заявлял, что знает такие действенные заклинания, что им все повинуются и добывают всё, что он захочет. «Вот чем удивил. Я и сам занимаюсь тем же. Если хочешь, пойдём к булочнице, и ты увидишь, как одним заклинанием и малой толикой зелья я заставлю её дать мне хлеба». Этими словами он намекал на то, что деньги имеют такую же силу, как и заклинания (Там же, 23).

29. Герод очень горевал о безвременно умершем Полидевке и просил, чтобы ему запрягали колесницу и подавали лошадей, как живому, и готовили обед. К нему подошел Демонакт и сказал: «Я принес тебе письмо от Полидевка». Герод обрадовался, думая, что Демонакт вместе с другими разделяет его печаль, и спросил: «Чего же хочет Полидевк?» — «Он раздосадован, Герод, что ты всё ещё к нему не отправился» (Там же, 24).

30. В другой раз наш Демонакт зашёл к человеку, который горько оплакивал сына и сидел в темноте, и выдал себя за мага, способного вызвать дух сына. При этом он сказал, что сможет это сделать, если только отец назовёт ему имена трёх людей, никогда не испытавших горя в жизни. Тот долго думал, вспоминал, но не мог никого вспомнить (впрочем, как я думаю, никто не мог бы назвать таких людей). «Эх, чудак, — тогда сказал Демонакт, ты думаешь, что только тебе одному выпало на долю терпеть невыносимые страдания. Разве не видишь, что в мире нет человека, которого бы не постигло несчастье?» (Там же, 25).

31. Он считал достойными осмеяния и тех, кто в беседах пользовался очень устарелыми и необычными словами. Когда однажды он задал одному человеку какой-то вопрос, а тот ответил на изысканном аттическом диалекте, философ заметил: «Приятель, я-то тебя спрашиваю на сегодняшнем языке, а ты мне отвечаешь, будто живёшь при Агамемноне» (Там же, 26).

32. Когда один из друзей сказал: «Пойдём, Демонакт, в храм Асклепия и помолимся за сына», — тот возразил: «Ты что же, считаешь Асклепия совсем глухим, раз он не может, как ты думаешь, отсюда услышать наши молитвы?» (Там же, 27).

33. Как-то раз он увидел двух философов, обнаруживших совершенную неосведомлённость в предмете своего теоретического спора. Один ставил нелепые вопросы, другой не мог ничего ответить. Тогда Демонакт спросил: «Друзья, не кажется ли вам, что один из вас доит козла, а другой решёто подставляет?» (Там же, 28).

34. Перипатетик Агафокл хвастался, что он единственный и первый из диалектиков. Демонакт обратился к нему: «Но если ты, Агафокл, первый, то не единственный, а если единственный, то не первый» (Там же, 29).

35. Когда бывший консул Цетег направлялся через Элладу в Азию, чтобы там помогать отцу в командовании войсками, на своём пути он многое говорил и делал такое, что вызывало насмешки. Один из товарищей, наблюдая всё это, сказал ему, что он большая дрянь. «Клянусь Зевсом, — заметил Демонакт, — не такая уж большая» (Там же, 30).

36. Как-то он увидел философа Аполлония, едущего на коне в окружении своих многочисленных учеников (по приглашению императора он направлялся к нему в качестве наставника), и воскликнул: «Вот приближается Аполлоний со своими аргонавтами!» (Там же, 31).

37. Однажды его спросили, бессмертна ли, по его мнению, душа. «Бессмертна, но как всё вокруг», — ответил Демонакт (Там же, 32).

38. Относительно Герода Демонакт говорил, что он прав, утверждая, что Платон признаёт в нас существование нескольких душ. Ведь не может одна и та же душа угощать Региллу и Полидевка как живых и ещё заботиться о подобных вещах (Там же, 33).

39. Однажды он осмелился спросить публично афинян, почему они запрещают варварам участвовать в мистериях. В то время как эти мистерии установлены для них фракийцем Эвмолпом, варваром (Там же, 34).

40. Однажды Демонакт собирался предпринять путешествие на корабле в зимнее ненастье. Один из друзей спросил его: «Не боишься ли ты, что судно перевернётся и ты достанешься рыбам на обед?» — «Я оказался бы неблагодарным, если бы испугался отдать себя на съедение рыбам, когда сам столько их съел» (Там же, 35).

41. Одному ритору, который выступал с дрянными декламациями, Демонакт советовал упражняться и работать над собой. «Я всегда сначала выступаю перед собой», — возразил ритор. «Тогда ясно, почему у тебя такие речи. Твой слушатель — дурак» (Там же, 36).

42. Увидев однажды прорицателя, гадавшего за деньги при народе, он сказал: «Не понимаю, за что ты требуешь плату? Если ты можешь изменить что-нибудь в судьбе человека, то сколько бы ты ни спросил, всё мало. А если всё будет так, как решено богом, чего стоят тогда твои прорицания?» (Там же, 37).

43. Какой-то престарелый и толстый римлянин демонстрировал Демонакту в полном вооружении упражнение, состоящее в борьбе с деревянным чучелом, изображавшим неприятеля. Потом спросил: «Как, по-твоему, я сражался, Демонакт?» — «Прекрасно, — ответил философ. — Только бы твой противник всегда был из дерева» (Там же, 38).

44. Его никогда не мог застать врасплох самый затруднительный и неожиданный вопрос. Некто с издевательской целью спросил его: «Если я сожгу тысячу мин дров, сколько из них получится мин дыма, Демонакт?» — «Взвесь золу, — посоветовал он, — все остальное придется на дым» (Там же, 39).

45. Один человек, по имени Полибий, крайне невежественный и говоривший по-гречески совсем как варвар, похвастался: «Император оказал мне честь и сделал римским гражданином». — «Было бы лучше, если он сделал бы тебя эллином, а не римлянином», — заметил Демонакт (Там же, 40).

46. Увидев, как один человек, одетый в шерстяную тогу с пурпурной каймой, хвастался её шириной, Демонакт наклонился к его уху, взялся за край одежды и сказал: «Вот это до тебя носил баран, да и сейчас носит» (Там же, 41).

47. В бане он стоял перед бассейном с очень горячей водой и не решался окунуться. Кто-то обвинил его в трусости. «Скажи, мой друг, — обратился к нему Демонакт, — не для блага ли отчизны должно мне ошпариться?» (Там же, 42).

48. Некто спросил его, что, по его мнению, происходит и Аиде. «Подожди, я оттуда пришлю тебе письмо», — ответил Демонакт (Там же, 43).

49. Адмет, один из бесталанных поэтов, сообщил, что сочинил надпись в один стих и завещает её начертать на своём надгробном памятнике. Впрочем, вот она:

Тело приемли, земля. Сам Адмет перед богом предстанет.

Философ не мог удержаться от смеха и проговорил: «До того изящна твоя эпиграмма, Адмет, что я хотел бы увидеть её уже начертанной на камне» (Там же, 44).

50. Кто-то, увидев на его ногах естественные для старости пятна, спросил: «Что это у тебя, Демонакт?» Мудрец улыбнулся и сказал: «Это следы от укусов Харона» (Там же, 45).