3 Разве мало у вас распятых на крестах и замученных палачом? Разве не по вашему приговору выпивают яд и погибают на колесе только потому, что показались вам виновными? О, безумные головы, что выгоднее — учить или убить? Ведь от мертвецов нет никакой пользы, если только мы не собираемся поедать трупы как жертвенное мясо, а в честных людях всегда есть нужда, дурные вы головы! Неграмотных и непросвещённых вы обучаете так называемым изящным искусствам, чтобы у вас, когда понадобятся, под руками были образованные люди. Почему же вы не перевоспитываете дурных, чтобы потом воспользоваться ими, когда появится нужда в честных людях, так же как вы нуждаетесь в головорезах, захватывая чужой город или лагерь?
4 Это ещё не самое большое зло. Если вы добро делаете насильно, то чего можно ожидать, когда совершается грабёж?! С кем бы вы, безумные головы, ни соприкасались, всем вы причиняете несправедливость, хотя, может быть, сами они заслуживают ещё большего наказания. В гимнасиях, когда наступают так называемые Гермеи[232], или Панафинейские празднества, в центре города вы обжираетесь и опиваетесь, пьянствуете, развратничаете, играя роль женщин. Вы ещё больше кощунствуете, совершая всё это как тайно, так и явно. Киник ничего этого не ведает, а для вас в этом смысл жизни.
5 Если вы киникам мешаете вести естественную и справедливую жизнь, как же вам по отношению к самим себе не допускать ошибок? Там, где я, киник, вас обличаю словами, там природа всех вас наказывает делом, ибо всем вам одинаково угрожает смерть, которой вы так боитесь. Я часто видел бедняков, нуждающихся, но здоровых, и богачей, страдающих от ненасытности своего несчастного брюха и члена. Короткое время вы испытываете приятные ощущения от доставляемых ими удовольствий, но потом они приносят вам многочисленные и тяжкие страдания.
6 И ничто не спасёт вас — ни дом, ни красивые капители колонн, стоящих в нём. Лёжа в своих золотых и серебряных кроватях, вы поделом мучаетесь и не можете выздороветь, пожирая вместе с лекарствами остатки своего добра, порочные сообщники порока. Если бы у вас был разум в такой же мере, в какой его у вас нет, вы все, достигшие зрелого возраста, собрались бы на общий совет и научились благоразумию или покончили с собой. В жизни нельзя поступить иначе, если вы не хотите, чтобы с вами было так, как на пиру, когда вы напьётесь и пьяны сверх меры: голова кружится, и в желудке боль, и вас ведут другие, а сами себе вы не в силах помочь.
7 Пока вы утопаете в роскоши и подсчитываете, как велики ваши богатства, приходят ваши общие палачи, которых вы почему-то называете врачами, и говорят, и делают всё, что им взбредет на ... желудок. Они вас режут, жгут, сковывают по рукам и ногам и пичкают лекарствами, как внутренними, так и наружными. И если вы всё-таки выздоравливаете, то благодарите не так называемых врачей, а восклицаете, что нужно возблагодарить богов. Если же вам плохо, то обвиняете врачей. А я могу скорее радоваться, чем горевать, и больше знать, чем не знать.
8 Этого я достиг, общаясь с мудрым Антисфеном, который вёл беседы только со знакомыми, а от тех, кто был незнаком с природой, разумом и истиной, он держался подальше, совсем не обращая внимания на неразумных животных, не понимающих, как сказано в письме, речей киника-собаки. Вы варвары, и я желаю вам погибели, до тех пор пока вы, научившись говорить по-гречески, станете истинными эллинами. А теперь так называемые варвары для меня гораздо привлекательнее и местом, где они живут, и нравами; так называемые эллины ведут войну против варваров, а варвары считают своим долгом защищать родную землю, довольствуясь лишь тем, что имеют. Вам же всего мало. Вы все жаждете славы, неразумны и плохо воспитаны.
29
ДИОНИСИЮ
Так как ты решил подумать о самом себе, то я пошлю тебе человека, ничем не похожего, клянусь Зевсом, на Аристиппа или Платона, а одного из имеющихся у меня в Афинах педагогов — с поразительно острым зрением, очень быстро шагающею, с больно секущей плетью. Он, клянусь Зевсом, научит тебя отдыхать вовремя и вставать поутру, освободит от владеющих тобой страхов и ужасов, от которых ты надеешься скорее избавиться при помощи телохранителей и крепких стен своего акрополя, но именно по их вине эти страхи всегда с тобой. Чем больше и чаще ты ими занимаешься, тем больше и чаще твою душу охватывают беспокойство и робость.
2 Итак, он освободит тебя от них, вселит отвагу, избавит от малодушия. Что пользы от несвободного человека? А это и есть рабство — жить в страхе. До тех пор пока у тебя такое окружение, ты не избавишься ни от одного из этих зол. Когда ты получишь, наконец, того работягу, который очистит твои бока, и удержит от поварских излишеств, и заставит тебя вести образ жизни, принятый им самим, тогда ты, несчастный, будешь спасён.
3 А теперь ты отыскал себе таких приятелей, которые, пожалуй, скорее тебя погубят и развратят, ибо они даже не пытаются научить тебя добру, а только смотрят, как бы пожрать на твой счёт и чем-нибудь поживиться. Они освобождают тебя не от твоих пороков, а от твоих добродетелей. Ты же так глуп, что даже не слышишь того, что говорят повсюду в самом центре Эллады:
Знай же, что только от добрых можешь добру научиться,
Свяжешься лишь с подлецом, сгубишь последний свой ум[233].
Для тебя, несчастный, нет ничего опаснее отцовского и тиранического нрава, и нет ничего иного, что бы тебя больше губило.
4 И нельзя найти человека, который отвратит тебя как от тирании, так и от так называемой священной болезни, ибо во всём поступаешь как безумный. Только покончив с ней, ты мог бы спастись. Ни твоё окружение, ни ты сам не замечаете своих недостатков. Так давно и так сильно тобой завладела болезнь. Ты нуждаешься в плети и в господние, а не в том, кто будет тобой восхищаться и льстить тебе. Как можно получить от такого человека хоть какую-нибудь помощь и как он сам может кому-нибудь принести пользу? Разве только он не станет наказывать тебя, как лошадь или быка, и вместе с тем будет наставлять на путь истинный и думать о должном.
5 А ты так далеко зашел в своей испорченности, что уже появилась необходимость в оперативном вмешательстве — резать, жечь, вводить лекарства. Ты же, словно ребенок, окружил себя дядьками и няньками, которые упрашивают тебя: «Ну, возьми, дитятко, ну, попей, ну, съешь ещё один маленький кусочек, если любишь меня». Если бы они все собрались и проклинали тебя, то не причинили бы большего вреда твоему здоровью. Впрочем, зачем я всё это говорю? Ведь ты всё равно не захочешь питаться фиговыми листьями, а, словно баран, потянешься к спелым плодам. Поэтому я не пожелаю тебе, милок, на прощание ни «Радуйся!», ни «Будь здоров».
30
ГИКЕТУ
Отец, когда я прибыл в Афины, то услышал, что ученик Сократа рассуждает о сущности счастья, и решил пойти к нему. Он в то время говорил о дорогах к счастью. Таких дорог всего две, а не множество, утверждал он, причём одна из них короткая, другая — длинная. Каждый может вступить, на какую хочет. В тот день, когда он рассказывал об этом, я слушал и молчал, а на следующий день, когда мы снова пришли к нему, я попросил рассказать о тех дорогах подробнее. Тогда он тотчас поднялся со скамьи и повёл нас в город, прямо к акрополю.
2 И когда мы оказались почти рядом с ним, он показал на две дороги, ведущие на акрополь. Одна из них была короткой, но крутой и трудной, другая — ровной и легкой. При этом он заметил: «Эти дороги ведут на акрополь, а те, о которых я говорил, — к счастью. Пусть каждый выберет себе дорогу по вкусу, я буду проводником». Тогда большинство, испуганные трудностью и крутизной короткой дороги, совсем оробели и попросили повести их длинной, но лёгкой дорогой, а я, преодолев страх перед трудностями, выбрал короткий и трудный путь, ибо тот, кто стремится к счастью, должен идти к нему даже сквозь огонь и мечи.
