У Кедде холодом сковало грудь и прошло морозным звоном, грозя расколоть душу на мелкие осколки.
Наверное, надо было бухнуться рядом, опустить виновато взгляд и молить о прощении, но у Кедде снова опустело в голове. Отбросив все сомненья, он поднял Кеолу на ноги, прижал ее к себе и уткнулся губами в висок.
— Я тебя люблю!
Кеола тут же уперлась кулачками ему в грудь, отталкивая, пытаясь освободиться, теперь уже совершенно точно ненавидя до исступления.
— Не лезь со своей любовью, Кедде! — прошипела она. — Меня тошнит от нее! И от тебя тоже!
— Я тебя люблю! — повторил он. Богини, держать Кеолу в объятиях, даже такую — разъяренную, упирающуюся — было слишком хорошо. Так, что Кедде терял всю свою уверенность и начинал поддаваться совсем не тем желаниям, что имел поначалу. — Все четыре года: с тех пор как впервые увидел — такую измученную и такую красивую, — он провел рукой по ее волосам, словно приводил в порядок, а на самом деле просто позволяя себе эту вольность в первый и единственный раз в жизни. Когда Кеола узнает... — Ты с тех пор только хорошела, а я влюблялся все сильнее и сильнее. И, кажется, однажды потерял последний разум, — она перестала вырываться, но все же отодвинулась и посмотрела так, что Кедде стало жарко: внимая, ловя каждое слово и... веря ему?.. — Прости, я хотел объяснить, а сам, как болван одержимый, не о том совсем. Я...
И все.
Кеола обхватила его за шею, дернула к себе и сама прижалась изо всех сил.
И Кедде принялся целовать.
Жарко, отчаянно, будто на волю вырвался. Терзал желанные губы, не думая, что может причинить боль, но Кеола отвечала с такой же страстью, разгораясь и окончательно сводя с ума. Столько мечтал, но даже представить себе не мог, что способен испытывать такие ощущения. Когда нет ни земли, ни стен, и только бескрайнее небо — ласкающее, обволакивающее, бросающее на качелях то вверх, то вниз, пока сердце не выпрыгнет от восторга...
Или пока громом не свергнет вниз, напомнив о месте в этом мире.
Кедде прижался щекой к Кеолиному виску, зажмурился, понимая, что все кончено. Еще вчера он принял бы это счастье, забыл обо всех обидах и не совершил непоправимого. А сегодня...
— Я Вилхе пытался убить. И Хедина. Ящером обернувшись. Вилхе желание истратил, чтобы меня остановить. И боги... В общем, не дракон я больше. Просто... никто... — бухнул он все и сразу, но так и не заставил себя разомкнуть объятия. Еще хоть секунду, пока Кеола не осознала, не закаменела, не отпрянула в отвращении. Никакие чувства не способны его оправдать. Что ж он так на чудо-то тогда надеется? Как ребенок, не знающий жизни. И верящий...
— Из-за меня? — прошептала Кеола и сжалась, словно догадалась, о чем он думал, когда на ее признание ответил отказом. — Джемма сказала, я тебя извела. Я не верила, не понимала, что ты любишь. А ты из-за моей жестокости...
Кедде даже заколотило от ее страха. Пусть Кеола была в чем-то права, какое это имело значение? Уж свою-то ответственность он на нее перекладывать не собирался.
— Не надо, — проговорил Кедде и заглянул ей в глаза, чтобы развеять все сомнения. — Не твоя вина, что гордыня во мне не помещается, из ушей лезет. За нее боги и наказывают. Сначала друзей потерял. Теперь... — он запнулся, давая себе еще мгновение, прежде чем произнести роковые слова, — тебя. Окончательно.
Кеола осторожно коснулась пальцами его щеки. Вид у Кедде был такой, будто он прощался с последней радостью в жизни. Вот дурачок! Да разве ж она его теперь отпустит?
— Не собираюсь теряться, — прошептала она. — Даже не надейся.
Кедде тряхнул головой, упрямо стоя на своем. Слишком тяжкое преступление он совершил. Как же Кеола не понимала?
— Ты слышала, что я сказал? — напомнил он о своих грехах. Кеола совершенно серьезно кивнула.
— А ты слышал, что я сказала? Я тебя люблю!
Кедде судорожно вздохнул.
— Даже теперь?
Кеола поднялась на цыпочки.
— Всегда! — почти коснулась она его губ. И Кедде поддался ее призыву...
* * *
Кеола неслышно выскользнула из комнаты, надеясь, что спящая за пологом Джемма не проснется и не начнет допытываться, куда собралась старшая подруга посреди ночи. Сказать правду Кеола бы не решилась, а лгать не хотела: и так уже насочиняла столько, что до беды довела. И добро хоть Создатели услышали Вилхе, иначе последние события обернулись бы такой трагедией, что и сказать страшно. А ведь Кеоле всего-то и надо было, что с Нетелл поговорить и узнать, сколь легко ее несчастье преодолимо. Джемма нынче рассказала о парне, что столкнулся с такой же проблемой, и о материнском поручении набрать трав для противоядия, и Кеола поняла, сколь была не права, закрывшись от людей и не рассчитывая на их желание помочь.
А теперь и не знала даже, радоваться ли возможности вернуть вторую ипостась или огорчаться. Кеола уже привыкла быть человеком, смирилась с потерей крыльев, попрощалась с небом и не испытывала из-за этого особой печали. Она не хотела возвращаться в Долину, прикипев душой к Армелону и его жителям, и только ради Кедде согласилась бы сменить человеческую жизнь на драконью. Лишь мысль о том, что она наконец-то сможет снова стать равной Кедде, вдохновляла Кеолу и позволяла мечтать о будущем.
А потом вдруг оказалось, что ему-то уже не поможет никакое противоядие. Боги отняли у Кедде вторую ипостась без права возвращения, и ему предстояло научиться с этим жить. И Кеола пообещала себе сделать все возможное, чтобы помочь ему принять нового себя, и скрасить невозможность полетов. Поэтому, когда Кедде побледнел, услышав о противоядии, и выпустил руку Кеолы, которую до сих пор сжимал, будто величайшую драгоценность, Кеола немедленно взялась за дело.
— И думать забудь! — отрезала она, не позволив Кедде и рта раскрыть. — Я от тебя за все крылья мира не откажусь! Тем более что драконы не умеют целоваться!
Кедде не сдержался, усмехнулся, вспомнив, очевидно, каким образом они расправлялись с обидами и непониманием на лесной опушке, пока Джемма не оторвала их от этого занятия.
— На таких вас смотреть, конечно, приятнее, чем на ругающихся, — хитро заявила она. — Но нам с Валем завтра еще до рассвета в путь отправляться, надо отдохнуть перед дорогой.
Тогда-то они и узнали о том, что Арве уже улетел, переправляя в Армелон Вилхе, Хедина и Ору, и что Вальгард уговорился с хозяйкой переночевать на постоялом дворе, тем более что комната была оплачена парнями наперед.
Больше побыть наедине с Кедде Кеоле не удалось. Едва только хозяйка отвлеклась, не имея возможности разглядеть в гостьях драконье происхождение, Вальгард отправил Кеолу и Джемму наверх и велел им носа не высовывать, покуда он не позволит. Даже ужин принес им в комнату, а спать устроился на лавке в харчевне, чтобы предупредить беду в случае излишней прозорливости хозяйки.
Кедде и вовсе был выдворен на сеновал в конюшню, потому как ночевать в одном помещении с девчонками считалось непристойным, а второй гостевой комнаты в доме не оказалось.
Вот туда-то и направлялась сейчас Кеола, презрев все условности и позабыв о собственной репутации. Уж слишком неспокойно было у нее на душе. Не получилось у них с Кедде поговорить по душам, разобраться со всеми сомнениями и разгрести ворох проблем, а ведь от одних поцелуев и признаний те никуда не делись. И что сейчас могло твориться в голове у Кедде, Кеола, пожалуй, знала лучше всех. Помнила, каким он был, и понимала, сколь сильное чувство вины должен был сейчас испытывать. Все-таки он не просто поддался ненависти, а набросился на друзей, покалечив их и едва не убив. И даже если Хедин с Вилхе простят, сам Кедде никогда о своем срыве не забудет. И может наделать еще больше глупостей.
Почему-то сегодняшняя ночь казалась решающей. Кеола не выслушала, когда Кедде попытался поделиться с ней своими страхами, сразу о себе заговорила, вынудив его себя утешать. И оставила любимого с мучительными сомнениями: можно ли надеяться на искупление? Это не касалось Кеолы — не она пострадала от его ярости, — но было не менее важно, чем она. Кедде слишком честный, он не сможет смириться со снисхождением или равнодушием. И Кеола должна поддержать его, убедить, что все еще можно исправить. Что это была всего лишь ошибка, да и то отчасти не его. Знала Кеола, какова на вкус драконья ненависть. И только она могла все Кедде объяснить.
