Не сказать, чтобы Кедде сильно уж на нее рассчитывал, но бороться собирался до последнего. Возможно, потому его мучения и окончились, почти не успев начаться. А возможно, потому что он всеми силами старался защитить драконью малышню от хозяев, хватаясь за самую тяжелую работу, лишь бы эти изверги оставили измочаленных ребят в покое.
Какой была его последняя служба у этих живодеров, Кедде так и не смог вспомнить. Младший из братьев вырвал у него с мясом чешуйку на шее и капнул туда какой-то жгучей дрянью… А потом Кедде очнулся в человеческой ипостаси, лежащим на кровати в незнакомом светлом помещении, называемом другими людьми палатой.
Первой мыслью было обернуться и разнести это здание до основания, чтобы завалить обломками ненавистных двуногих и хоть этим отомстить им за драконьи страдания. Но переломанные ребра и раздробленная нога не позволили ему это сделать. А потом…
Потом Кедде познакомился с Дарре, который срастил ему кости, и с Вилхе, который спас Кеолу и всех остальных драконышей, и с Нетелл, которая предложила остаться у нее до полного выздоровления, и с Джеммой, которую эта самая Нетелл и воспитала, и с матерью Дарре, принявшей в дом изуродованного ящера, и с его отцом, когда-то тоже бывшим драконом…
Кедде несколько дней смотрел на этих людей и слушал их, не веря в реальность происходящего. Щипал себя незаметно, чтобы убедиться в том, что не спит и не отбыл после драки с черным ящером в лучший мир. Потому что невозможно было понять, куда делась человеческая ненависть к подобным Кедде и почему эти люди вдруг начали считать драконов равными себе, не страшась и не презирая их.
На Дарре Кедде долго поглядывал с подозрением, не в силах уразуметь, почему тот отказался от второй ипостаси и предпочел остаться в Армелоне, даже обретя заветные крылья, — словно предателем считал. А вот к Вилхе сразу же проникся симпатией, хотя у того от дракона было лишь имя, да и то, как оказалось, отцовское. И само знакомство у них вышло не самым приятным: Кедде и знать не знал, что из-за него едва не разбилась сестра Вилхе и его товарищ. Сам бы он за такое мигом обидчику шею свернул, тем более что Кедде оправдываться было нечем. Но Вилхе оказался разумнее него, принял объяснения Нетелл, что драконы под действием ее зелья вообще за себя не отвечают, и… предложил Кедде дружбу.
Какая муха его укусила и с чего Вилхе вдруг решил, что Кедде нужна эта дружба, понять оказалось невозможно. Как невозможно было и отказаться от протянутой руки, хотя бы потому что Вилхе так же заботился о других, как и Кедде.
Говорить по-человечески он научился в тот самый миг, когда Кеола заявила, что не собирается возвращаться в Драконью долину. Кедде плюхнулся от изумления задом на лавку и выдал единственное, что пришло в голову:
— Свихнулась?
И даже сам не понял, что только что сделал.
Она только передернула плечами.
— Не хочу иметь ничего общего с предателями! — отрезала Кеола. И добавила, окончательную убив Кедде: — Ненавижу драконов!
Что тут можно было сказать? Родные Кеолы не соизволили спасти ее из рук охотников, хотя те несколько дней ошивались недалеко от места ее пленения, прежде чем отправиться с добычей в город.
Кеоле повезло с хозяевами, если, конечно, неволю вообще можно считать везением. Как бы то ни было, хозяйская дочь относилась к ней как к любимой игрушке, всяческие балуя и никому не позволяя обижать. Если бы ей пришло в голову снять с Кеолы рабскую цепь, возможно, они смогли бы стать настоящими подругами. Но вместо этого она вышла замуж, а сами хозяева в голодный год сбыли Кеолу с рук за бесценок, не побрезговал кровавыми рольдингами братьев-живодеров.
Так Кеола оказалась в общей клетке. Вряд ли у нее был хоть малейший повод любить людей, но, по ее словам, они поступали лучше, чем она от них ожидала, в отличие от драконов. И Кедде с сожалением вынужден был с ней согласиться.
Армелонский градоначальник предложил кров всем спасенным драконышам, но большинство из них, поправив здоровье, предпочли вернуться в Долину. Остались лишь Кедде с Кеолой, принявшие приглашение Нетелл остановиться у нее. Сразу несколько причин склонило их к такому решению. Во-первых, от женщины, воспитывающей дракона, они не ждали подлостей. Во-вторых, жить она собиралась на самом краю Армелона, а это значило, что ребятам не пришлось бы каждый день сталкиваться с людьми, к которым ни Кедде, ни тем более Кеола покуда не прониклись нежными чувствами. В-третьих, Нетелл, несмотря на самостоятельность, требовалась ощутимая помощь по дому, и это было неплохим поводом остаться у новой знакомой.
Это уже потом Кедде узнал, с чьей легкой руки чуть не угробил сестру Вилхе, но бунтовать и возмущаться к тому времени было уже поздно: они с Кеолой обжились в новой обители, привыкли к Джемме и ее матери и, наверное, почувствовали себя людьми в достаточной степени, чтобы больше не мечтать о Долине.
У Кеолы были ярко-алые волосы и будто подведенные по контуру голубые глаза. Когда она впервые посмотрела на Кедде, он забыл собственное имя. Разве мог он оставить ее одну хоть в человеческом, хоть в драконьем обличии? Даже если она ненавидела его, как всех сородичей.
Однажды Джемма спросила, почему Кеола не желает оборачиваться ящером. Не у нее спросила, а у Кедде, и именно ему пришлось объяснять, какую боль может причинить предательство близких. И тогда Джемма задала вопрос, который мучал Кедде и по сей день: почему драконы не спасают своих детей? Ведь не могут же они не знать, как потом люди обходятся с пойманными драконышами — их детенышами! Но ни разу за тринадцать лет, проведенных в Долине, Кедде не слышал, чтобы взрослые собрались на выручку. Например, когда Кеола пропала — а Кедде был с ней шапочно знаком еще до встречи в человеческом плену, — никто не кинулся ее спасать, и Кедде тогда воспринял это как данность. Кеола вдруг стала ему совершенно безразлична — как отрезанный ломоть, как… Ну, как человек, что ли. Драконам были не интересны люди. А вот людям, как оказалось, вовсе не так не интересны драконы.
Когда Вилхе — сердито и словно смущенно — рассказал Кедде о своей затее спасения плененных драконышей, Кедде посмотрел на него так, словно всю Божественную Триаду враз увидел.
— Зачем тебе? — только и смог выговорить он. Вилхе нахмурился и отвернулся, как будто Кедде о чем-то стыдном у него поинтересовался.
— Я просил у Энды справедливости, но он сказал, что только люди способны ее восстановить, — заявил он, повергнув Кедде в состояние еще большего изумления. — Я долго думал, что могу сделать…
— Ты с Эндой разговаривал?! — оборвал его Кедде, не слушая дальше. — Ты что, с богами встречался? Или заливаешь?
Теперь уже Вилхе с удивлением повел плечами.
— Ну да, они же после вашей с Дарре битвы наведывались в Армелон, — напомнил он и только тут понял, почему Кедде не знает об этом. Сконфузился. — Извини, тебе не до того тогда было, разумеется…
— То есть я без сознания провалялся и такое действо пропустил? — разочарованно воскликнул Кедде. — Вот же невезуха! Раз жизни настоящие боги нам, смертным, показались, а я и то продрых! Как всегда, самое интересное мимо меня…
— Они уже дважды у нас были, — улыбнулся Вилхе, желая остудить пыл товарища, но в итоге потряс того еще сильнее. — Первый раз — когда папа Армелон от кочевников спас и в человека превратился, но я тогда еще не родился. А нынче… наверное, чтобы Айлин нам возвратить. Ну и… поругаться немного, что мы неправильно их понимаем.
— Кто бы сомневался! — фыркнул Кедде и вернулся к первоначальной теме разговора. — Говоришь, придумал, как мир справедливее сделать?
— Как помочь таким, как Дарре, — неожиданно угрюмо отозвался Вилхе, и Кедде, вспомнив про отрезанные крылья, прикусил язык. — Пока градоначальник закон о запрете пленения драконьих детенышей повсеместно пропихнуть сможет, сколько еще ребят пострадает? Даже если хоть одного удастся спасти…
Разве мог Кедде отказать товарищу в подобном деле? Джемма подрядилась разведкой заниматься, разыскивая томящихся в неволе собратьев и потом докладывая об увиденном Вилхе и Кедде. Способность становиться невидимой стала в этом деле настоящим подспорьем, а умение Джеммы четко и в то же время красочно изрекать свои мысли позволяла друзьям словно самим побывать в нужном месте и учесть все его особенности для разработки очередного плана.
