Джемма охнула, отпрянула, а Кеола оперлась ладонями на землю и вперила в нее же взор. Даже рассердиться на Джемму не получалось, словно сегодняшняя ночь высосала из нее все эмоции. Да и что в них толку? Они уже ничего не изменят. И не возвратят...

— Почему не остановила?! — снова накинулась на нее Джемма, но теперь в ее голосе явственно слышались слезы. — Ты же знала, чем это грозит! Ты же!..

— Подожди, Джемма, — раздался над ухом незнакомый мужской голос, но Кеола даже не подумала поднять голову. Какая разница, кто это мог быть? Хоть сам Энда — все равно уже слишком поздно! — Ты же не знаешь, как все было на самом деле.

— Да что тут знать?! — обвинительно выкрикнула Джемма и снова подступила к Кеоле. — Он из-за нее!.. Взбеленился!.. Потому что она отталкивала все время!.. Оскорбляла! Унижала! Слова доброго ни разу не сказала, а он!.. Балбес безмозглый! Нашел, по кому сохнуть! Одно что красивая, а душа гнилая! Да если бы!..

— Кедде... — Кеола во все глаза уставилась на разбушевавшуюся Джемму. Поверить ее словам было совершенно невозможно, хотя бы потому что Джемма — ребенок совсем и не могла разбираться в сердечных делах. И понимать взрослого парня так хорошо, чтобы заметить у него нежные чувства. Но глупая непослушная надежда уже стряхнула слишком долгий сон и старательно отогревала сердце, изгоняя привычную ненависть и безнадегу. Если Кедде... Если он правда любит... Да зачем же Джемме сейчас обманывать?! — Он же только... Заботился обо мне... Он обо всех заботится...

— Именно поэтому он на Вилхе взъелся, как на смертельного врага! — саркастически заметила Джемма и, прижав руки к груди, отчаянно посмотрела в сторону леса. — А ты все с обидой своей на драконов носишься! С гордыней проклятой!.. Почему не остановила? — расплакалась она и тоже упала на колени, закрыла лицо ладонями. — Почему не оборотилась, за ними не кинулась, если все знала? А теперь...

— Я не могу... — совсем глухо выговорила Кеола: вина сдавливала горло и почти не позволяла дышать. — Я... давно не могу... Совсем...

— Образ дракона принять не можешь? — снова вмешался мужской голос — спокойный и собранный, а Кеола вздрогнула, сжалась, понимая, что выдала свою тайну, словно о жалости и сочувствии просила. Словно оправдаться хотела за ту беду, в которую вовлекла Кедде. Если он действительно из-за нее весь мир возненавидел и сорвался в конце концов...

— Я не хотела! — вскочила она на ноги, выплескивая всю горечь, все разочарование и всю боль минувших мучительных лет. — Я не должна была!.. Я права не имела!.. Недодракон!.. А Кедде!.. Он всю жизнь небом бредит!.. Ему такая же, как он, нужна!.. А я!..

Ее охватила такая дрожь, что подломились колени. И Кеола непременно упала бы, если бы сильные руки не успели ее поддержать и не согрели в крепких утешающих объятиях.

— Ему нужна та, которую он любит, — сообщил Джеммин знакомый, как будто он знал Кедде и мог о нем судить, однако Кеола — глупо и неправильно — тут же ему поверила. Такому голосу невозможно было не верить. Особенно когда слишком сильно хотелось убедиться в его правдивости. — А раз так получается, что чувства у вас взаимные, то и не стоит искать несуществующие препятствия и изводить себя подобными нелепостями. Готов поспорить, Кедде со мной согласится, как только обо всем узнает.

— Как... узнает?.. — не в силах возражать и хватаясь за соломинку, переспросила Кеола. О чем говорил этот странный человек? Даже если Кедде действительно что-то к ней испытывал, сейчас-то... Неужели не поздно? Неужели еще можно что-то исправить?..

— Сама и расскажешь при встрече, — улыбнулся незнакомец и легонько подтолкнул ее к дому. — А теперь живо собираться! Теплая одежда и еда на четверых: давно я в Стенбирге не был, пора в гости наведаться.

Кеола задышала часто, совершенно не зная, что сказать, потом сорвалась с места и исчезла в избе.

Вальгард повернулся к Джемме.

— Не знали, да? — с заметным осуждением проговорил он. Джемма поджала губы. В душе боролись обида и стыд. Хорошо Валю говорить: он с Кеолой рядом не жил, не знал ее характера и не видел, на какие жестокости она порой способна. С другой стороны, ни Джемма, ни Нетелл ни разу и не сподобились вызвать Кеолу на откровенный разговор. А она извела себя такой малостью, какую Нетелл за несколько дней могла исправить. Вон как она Ярке разговорила, вынудив его вспомнить запах хозяйской отравы в мельчайших подробностях и тем самым облегчить ей задачу по поиску противоядия. А Кеола, наверное, и рада была бы в таком деле помочь, да никто не поинтересовался ее проблемами. Джемма и нынче сразу обвинять бросилась, хотя и видела, что Кеола почти на грани. И если бы не Вальгард...

— Как тут узнаешь? — вступился за Джемму Арве, который до этого момента предпочитал не вмешиваться. — Для выросшего в Долине потерять драконью ипостась — это не просто позор, это конец жизни. Наша сила — в крыльях, наша стихия — небо, наше дыхание — свободный полет! Ярке бы тоже скорее умер, чем добровольно рассказал кому-то о своей беде, да я невовремя появился. Вот и Кеола ваша...

Джемма многозначительно вздохнула и покосилась на Вальгарда. Какой бы неожиданностью ни оказались признания Кеолы, главным сейчас были вовсе не они.

— Ты... на самом деле считаешь, что есть шанс разыскать Кедде и ребят живыми? — осторожно, но с заметной надеждой спросила она. И Вальгард уверенно кивнул.

— Ты говорила, что Вилхе планировал операцию на полночь, — напомнил он. — Не так уж и много с тех пор прошло времени, чтобы впадать в такую панику. Если они в плен к стенбиргцам попали, пока суд да дело, подоспеем, вытащим. Если Кедде ранен и ребята по дороге привал устроили, поможем им домой добраться.

— А если... — не решаясь говорить страшное вслух, прошептала Джемма. — Если ненависть подчинила Кедде и он на ребят...

— А вот об этом думать не следует! — строго оборвал ее Валь и для убедительности покачал головой. — Не отвернутся Создатели от парней в таком деле. Не для того они все это затеяли.

— Они! — не сдержавшись, усмехнулся Арве, но Джемма его не поддержала. Слишком сильно хотелось верить Валю, а сомнения изматывали хуже настоящих проблем. И сейчас были совсем уж не к месту.

— Стенбирг как раз на Южной границе, — только и проговорила она, осторожно забрасывая удочку на предмет намерений Арве. Он вчера согласился лететь с ними лишь потому, что часть трав для противоядия в Северных землях появлялась лишь к середине лета, а вот в Южных росла круглогодично, и Арве вызвался доставить их в самые короткие сроки. А поскольку путь туда лежал через Армелон, то он любезно подбросил на своей спине Вальгарда и Джемму, которая, как бы то ни было, летала медленнее его. Дальше он собирался немного передохнуть и отправиться в путь. Но это было тогда, когда все они еще надеялись застать ребят в Армелоне.

— Не бойся, не брошу, — буркнул Арве, разгадав ее хитрость. — Ярке не поймет, да и мне есть за что расплачиваться.

— Я не это имела в виду... — начала было Джемма, но в этот момент на пороге дома показалась переодетая Кеола с дорожной сумкой через плечо. В глазах у нее читалась вернувшаяся твердость и решительность.

— Другое дело, — одобрительно заметил Вальгард, и Арве закрыл глаза, снова впуская дракона...

* * *

Ариана не находила себе места. И пусть Вилхе отнюдь не первый раз не ночевал дома, именно сегодня в груди давило, и страхом заполняло сердце. И не спасали поначалу даже крепкие мужнины объятия и напоминания об обещанном и тщательно оберегаемом богами счастье.

Ариана никогда не была курицей-наседкой, позволяя детям жить собственными жизнями, совершать собственные ошибки и радоваться собственным удачам. Лишь старалась быть рядом в трудные минуты, чтобы если не советом, то хотя бы поддержкой придать сил, избавить от одиночества, быть может, подтолкнуть к какому-то решению. Она всегда вставала на сторону своих детей, зная их, как никто другой, и понимая, что они никогда не будут подличать, даже если со стороны кому-то казалось обратное. И все же чувствовала, что недодала теплоты и ласки. Так и не научилась нежничать даже с дочерью, а потому не удивлялась, что дети не торопились делиться с ней сокровенным. И сама не всегда знала, как подступиться: уж слишком гордыми и самостоятельными выглядели что Ана, что Вилхе. Переняли от родителей их скрытность и сдержанность, уверенные, видимо, в том, что именно такое поведение единственно правильное. И не отступали, даже когда становилось действительно больно.