Бабушка замолкает. Я тоже. В течение всей трапезы никто из нас не проронил ни слова.

Опустошив тарелку, я оставляю ее на столе и иду в свою комнату.

Ложусь на кровать лицом к стенке. Какое странное состояние. Я бы даже сказал – противное. На душе так тяжело, будто туда поместили камень. Булыжник.

Лежу молча. Чувствую, как бьется сердце в груди. Тук-тук-тук.

Я не знаю, сколько могу так лежать. Однажды я лег так же в одиннадцать утра, а когда встал, чтобы посмотреть время, было уже пять вечера. И ведь я не спал. За все это время я не сомкнул ни одного глаза!

С каждой минутой все больше пропадает желание жить. По шкале от одного до десяти – это желание стоит сейчас где-то на единице. Но скоро, мне кажется, оно вообще уйдет в минус.

Глава 23

Тимур

Прошел уже час, но ни одна моя попытка заснуть не увенчалась успехом. Все это время моя бренная голова наполнялась событиями прошлого, плохими и хорошими. Не давая уснуть, они назойливо вылезали из глубины памяти.

Тускло светил ночник, создавая мрачные тени.

Все мои непрошеные воспоминания касались одного – детства. А именно – того периода детства, когда я не знал, что значит прятаться по закоулкам, избегая всевозможных встреч с тогда еще лучшим другом. Когда я не знал, что может сделать мне человек, который когда-то был всем. Когда я не знал, что в мире бывает столько зверства и насилия.

Осознав, что заснуть получится не скоро, я начал все глубже копаться в памяти.

Помню, как в садике мне нравилась одна девочка. Она была очень авторитетной особой в нашей группе и нравилась не только мне. Она постоянно сидела в окружении своих подружек и на всех мальчишек смотрела сверху вниз. Мол, девочки – богини, а если уж тебе не повезло родиться мальчиком, то ты жалкий мусор, отброс общества, ничтожество.

Она всегда ходила в платьях, носила красный бант на макушке, красила ногти розовым. Другими словами, эта девочка сильно выделялась из остальных.

Я смотрел на нее завороженными глазами, мысленно представляя ее в роли еще одного своего лучшего друга.

В один день я решился на отчаянный шаг. Я принес в садик своего самого любимого солдатика, подошел к этой девочке и вручил ей со словами:

– Алиса, это тебе. Ты такая красивая, давай дружить!

В ответ она лишь раздраженно фыркнула и отбросила мою игрушку в сторону.

– Делать мне больше нечего, как с такими как ты общаться! – грубо сообщила мне она.

Можно сказать, эта была моя первая неразделенная любовь. И ладно бы, если история на этом закончилась, но нет, далее следовало продолжение. После ее обидной фразы я подобрал с пола солдатика и со слезами залез на лошадку-качалку. Под скрипящие раскачивания я, шмыгая носом, тихо плакал. Затем ко мне подошел Паша (да, он тоже ходил со мной в садик) и начал спрашивать, что у меня случилось. Я ему все рассказал. Слово в слово. Паша лишь сердито нахмурился, а потом подошел к Алисе и начал что-то шептать ей на ухо. Лицо красавицы вытянулось, побледнело. Затем она молча встала и ушла в другой конец комнаты. После этого она меня всячески игнорировала, избегала зрительного контакта. Однажды я спросил у Паши, что же такое он ей все-таки прошептал в тот день? Он ответил мне так:

– Я просто сказал ей, что она страшная мымра, и кроме тебя на нее никто не поведется. Сказал, что из-за своей некрасивости она будет жить одна с тремя кошками, ведь никто никогда не полюбит ее. Еще сказал, что если она будет вести себя также со всеми, то вскоре сдохнет от тоски и одиночества.

Паша всегда меня защищал, неважно была ли это девочка из садика или же взрослые парни на улице.

Тем временем мне вспомнился еще один случай.

Нам тогда было лет по десять. Я, как обычно, возвращался из школы. Правда, в основном мы шли вместе с Пашей. Но так вышло, что директор задержал его по какому-то поводу. Паша не знал, когда освободится, поэтому сказал мне, чтобы я шел домой без него. Ну, я его и послушался.

Зайдя за угол школы, я заметил, что меня догнали ребята, старше меня года на два-три. Они начали требовать у меня денег. Я честно признался, что их нет. Их действительно у меня не было. Семья в то время переживала сложный период.

Тогда они забрали мой портфель и со словами «А если найдем?» начали вытряхивать содержимое. Я кричал, пытался отобрать рюкзак, но они, заливаясь хохотом, перекидывали его между собой.

Затем из-за угла вышел Паша. Он хмуро оглядел всех, оценил ситуацию.

– Отдали. Рюкзак. Хозяину, – процедил он сквозь зубы.

– А то что? Побьешь нас? – загоготали парни. – У-тю-тю, какой грозный!

Паша всегда был довольно-таки вспыльчив, поэтому, долго не думая, он кинулся на них с кулаками. Пашу нисколько не смутил факт, что их было трое, а он один. Несмотря на то, что Паша неплохо дрался, их было больше. А один, как известно, в поле не воин. Они облепили его со всех сторон, Паша размахивал руками, пытаясь хоть как-то навредить им. Я лишь стоял в сторонке и мирно смотрел на это. Поставив пару синяков на теле друга, хулиганы оставили нас.

– Почему ты не стал драться? – тихо спросил Паша, когда они ушли.

– Я не умею…, – я отвел взгляд, мне было стыдно смотреть на него.

– Ясно, – кротко отрезал мой друг, начиная собирать в рюкзак разбросанные по земле вещи.

Если честно, то та мысль, что мне следует тоже вступить в драку, даже не пришла в мою голову. Я растерялся, и потом дико жалел об этом.

Последнее воспоминание, которое выдал мне мозг, было про то, как мы с Пашей катались на велосипеде. Ну, как сказать, катались. Он ехал, а я в это время сидел на багажнике.

– Давай, держись. Сейчас быстро-быстро поеду! – весело известил меня Паша.

Я, обхватив сильней туловище приятеля, сел удобнее. Ветер шумел в наших ушах, адреналин захватывал нас.

Внезапно спицы велосипеда зажевали мою штанину. Ткань больно перетянула мне ногу так, что она сама примкнула к колесу. Я неистово закричал, нога застряла в спицах. Паше понадобилось несколько секунд, чтобы привести велосипед в полностью неподвижное состояние. Мне было зверски больно, я думал, что лишусь ноги.

Трясущимися руками Паша начал тянуть штанину на себя, но она сильно перекрутилась между спицами. Поняв, что это бессмысленно, Паша достал свой телефон и начал звонить моему отцу. По голосу Паша понял, что мой отец пьян в стельку. Бросив трубку, он стал звонить своему отцу, так как мама вряд ли справилась бы с этими злополучными спицами.

Уже через десять минут Пашин отец стоял надо мной. Проделав какие-то мудреные движения, отец Паши легко вытащил мою ногу из колеса велосипеда. Правда, пришлось погнуть спицы, но семья Власовых, видимо, решила, что моя нога важнее.

Ностальгия была настолько сильная, что мои глаза увлажнились.

«Как жаль, что прошлое было в прошлом», – устало подумал я и погрузился в мир грез.

Глава 24

Ева

«Твой дружок у меня. Если тебе дорого его жалкое существование, приходи в двенадцать на заброшку. Иди одна, иначе сильно об этом пожалеешь.

Искренне твой П.»

Этим сообщением началось мое доброе утро.

Господи, ну почему он не может просто отстать от меня? Еще и издевается.

«Искренне твой П.», – пробурчала я наигранно писклявым голосом.

Смотрю на время – без десяти одиннадцать.

Что если это ловушка? Что если это часть какого-то зловещего плана? Хотя, о чем я…. Он итак явно зовет к себе не чай пить.

Что меня будет ждать там? Точно ничего хорошего.

В память врезался случай с Арчи. Интересно, эти фотографии до сих пор у него? Показал ли он их кому-нибудь? Думаю, вряд ли. Иначе каждый второй сейчас бы тыкал в меня пальцем.

Пытаюсь оттянуть время, но минуты текут неумолимо быстро.

Пора собираться. Специально надеваю старенькую одежку, заранее зная, что она может не уцелеть. То, что я прихожу домой в порванной грязной одежде – не редкость. Родители думают, что я хулиганка, которая облазила все заборы и деревья в своем селе. Но… мам, пап, я жертва…