Ксения улыбнулась.

– Безусловно, – сказала девушка, – но только в том случае, если те, кто устанавливает законы, сами им подчиняются. А если они устанавливают их лишь для контроля, то это не закон, а рабство.

Кирсанов вздохнул.

– Если честно я ничего не понимаю, но я знаю, что сепаратисты – это зло. Они враги государства.

Авалова мысленно усмехнулась. По его мнению, все было просто и понятно.

– Всего лишь потому, что у них отличное мнение? – спросила она. – Не стоит абсолютизировать государство, ибо иногда государство выражает желание лишь узкой прослойки, находящихся у власти в данный момент времени. Государство не должно быть самоцелью, оно должно быть механизмом обеспечения порядка и безопасности, но при этом не наступать на права людей. Истинное государство – это гармония между свободой и порядком. Сепары, как ты их называешь, считают Директорию коррумпированной и тираничной —

– Но это не так! – возразил Кирсанов. – И потом какая разница, это ведь они развязали войну!

Ксения пожала плечами.

– Думаю, многие сепаратисты такого же мнения о Директории. Запомни мой друг, реальные политические вопросы никогда не бывают черно-белыми. Много в этом мире зависит от нашей точки зрения на тот или иной вопрос и, сформировав её, получаешь ответ. Только важно помнить, что распространенное убеждение верно далеко не всегда, и выбирать следует вдумчиво.

Кирсанов наморщил лоб, ища подходящий ответ.

– При всем уважении к вашему мнению, но точно не Директория вводила войска в Цареградскую область и сецессировалла её? На нас напали и хотят уничтожить нашу самобытность и наш выбор. Разве не так? Возможно, Директория иногда перегибает, но мы защищаемся. Северяне такие же пешки агрессора.

Ксения приподняла бровь.

– Не забывай, что северяне когда-то тоже были частью этого государства. Ты можешь не разделять их идеалы, но если хочешь иметь право выбора, то не отказывай в праве выбора другому.

Кирсанов хмыкнул.

– Пожалуй мне стоит взять у вас пару уроков политики, – язвительно сказал он.

Девушка улыбнулась.

– Не скажу, что сильно её люблю, но с удовольствием дам их тебе. Только перестань мне все время выкать, а то я себя чувствую столетней старухой.

Оставив молодого человека записать показания, Авалова тихо отошла в сторону, подальше от любопытных глаз. Вытащив мобильный телефон, девушка набрала один из старых номеров, который всегда хранила на всякий случай.

– Алло! – раздался в трубке глухой голос.

– «Голубь», – сказала Ксения, – надо поговорить.

С другой стороны трубки послышался едкий смешок.

– А я думал, ты выкинула этот номер, детка вместе с прошлой жизнью. Но раз ты в Ольвии, значит, тебе нужны сведения. Я прав? Хе-хе-хе…

Спрашивать откуда «Голубь» узнал, что она приехала, Ксения посчитала глупым, на самом деле, даже обрадовалась факту, значит от дел он не отошел.

– Скажи, когда и где, – коротко бросила Ксения, – я буду.

Снова едкий смешок.

– Скину адрес эсэмэской, детка, – проворковал «Голубь», – в предвкушении от встречи с тобой. Думаю, нам есть, что обсудить.

Ксения усмехнулась. Вот что никогда не меняется так это низший мир.

Наташа сидела в салоне автомобиля Воротынцева и прикрыв глаза за солнцезащитными очками обозревала город. Пообещав Татьяне и её матери помощь и защиту, она до сих пор не знала ничего, что могло бы эту помощь предоставить. Ведь нельзя же просто взять и обвинить режиссёра фильма в мошенничестве только на основании того, что сюжет этого фильма кому-то там не понравился. Засмеют ведь. Она живо представила себе картину, как она в белом прокурорском мундире влетает в кабинет режиссера в сопровождении СОБРа и под дулами автоматов обличает его в фальсификации истории, оскорблении чувств верующих, экстремизме и многих других грехах. Затем она торжественно надевает на Школьникова наручники и выводит его из кабинета… А ещё через несколько часов появляется свора адвокатов, журналистов, её коллег депутатов и ещё Бог знает кого и режиссёра под громкие одобрительные возгласы этой разношерстной кампании освобождают, а за ней закрепляется пожизненный ярлык душителя свободы творчества и самовыражения, что будет подкреплено соответствующими газетными заголовками.

Наташа сообразила, что даже придумала обвинительную речь против Школьникова, которую она могла бы произнести с сильным красноречием.

Девушка вздохнула.

Нет, Наталья Владимировна, сказала она себе, в таком случае вы можете точно попрощаться с возможностью объективного разбирательства с этим делом. Здесь надо действовать не напролом, а тонко и аккуратно. Что-то крутится вокруг этого фильма. Что-то пока ей непонятное. Если фильм, действительно политическая провокация, чтобы взбудоражить общество, то, девица, о которой говорит Козловская это куратор, который следил во время командировок, чтобы Школьников снял, что было нужно Заказчику. В этом случае Наташа понимала, кем могла оказаться странная девица. Встреча с ней Наташу совершенно не прельщала. Прошлого раза хватило.

– Итак, – услышала она голос Воротынцева, – какие наши дальнейшие действия.

Девушка нахмурила брови.

– Я бы, конечно, могла бы сказать, что пойдем по музеям? Однако я предложу вам иную культурную программу – визит офиса студии.

Воротынцев наморщил лоб.

– А смысл? Обыск нам всё равно никто не даст, а так они ничего не скажут.

Наташа пожала плечами.

– Сказать-то не скажут? но обстановку там проверить стоит и потом, они ведь не знают, что мы начали под них копать, вот и надо проверить их реакцию, если у них всё в порядке, то вряд ли они будут нервничать. Мы ведь можем и не говорить, что работаем по этому делу или сказать, что появились новые обстоятельства, связанные с кражей денег, вариантов много.

Воротынцев обольстительно улыбнулся.

– Ну что же прислушаюсь к вашему мнению, – сказал он.

Офис студии Школьникова располагался на Каменном острове – районе, построенном в начале прошлого века. Он относился к так называемым «буржуазным кварталам», потому как до революции селились там преимущественно крупные фабриканты, врачи и инженеры.

Воротынцев выжимал из автомобиля допустимый максимум, несясь по узким лабиринтам улочек, просачиваясь между строениями. Подъехав к дому, они вышли из машины и направились в подъезд.

Дом 4 по Ординарной улице, являвшийся целью их поездки, ничем не отличался от своих собратьев по проспекту. Он был построен в стиле модерн, камень кое-где потрескался (видимо, результат частых наводнений), но было видно, что жители за ним следят.

– Я хотела спросить, – поинтересовалась Наташа, – а что это за история с убитой туристкой, о которой Козловская рассказывала?

Воротынцев почесал затылок.

– Здесь всё так. Действительно, туристка из столицы, приехала сюда на отдых, ходила по ресторанам, магазинам, гуляла по паркам в Царском, а на следующее утро её нашли зарезанной, в своем номере, в бутик отеле.

– Ограбление? – поинтересовалась Наташа.

Воротынцев покрутил головой.

– То-то и оно, что нет! – сказал он. – У неё ничего не взяли, а в номере был мобильник Apple, часы швейцарские и денег две тысячи евро, представляете, и всё оставили на месте.

– Значит, заказное, – констатировала Покровская.

Воротынцев задумчиво наморщил лоб.

– Да тоже вначале так подумали, только сами посудите, кому здесь могла помешать рядовая туристка? Врагов у неё здесь не было, да и друзей тоже.

Наташа вопросительно двинула бровью.

– Но так ведь быть не может – сказала она – не бывает немотивированных преступлений.

Воротынцев пожал плечами.

– Так-то оно так – задумчиво проговорил он – вот полиция и зависла уже как месяц. Начальство на ушах и главное ни свидетелей ни подозреваемых. Белый лист. И самое поразительное, что убийство произошло в комнате, запертой изнутри, а следов взлома никаких.

Покровская нахмурила лоб.