Охотница нетерпеливо качнула головой.

– Ах! «Как может разговор так быстро стать нудным?» – манерно протянула она. – Ради чего вы упорствуете, капитан? Монархии, которой вы служили, более нет. Необязательно умирать вместе с ней. Мне нужен только медальон, отдайте его мне.

Долматов слабо улыбнулся.

– Её медальон умер, – сказал он, – как и она сама. То, что вы ищете, никогда не найдет тот, кто одержим властью и страхом, как вам подобные. Лишь человек бескорыстный способен отыскать путь. Тот, над кем вы не имеете власти.

Охотница устремила на Долматова взгляд полный презрения и самодовольства.

– Тогда никто его не найдет, – сказала она, – ибо на этой планете нет более человека не в нашей власти. Мы те, кто установим новый порядок.

Долматов слабо улыбнулся.

– Заблуждаетесь, – сказал он. – Пока у человека есть надежда, всегда найдутся те, кто бросит вам вызов. Потому что всегда будет та, кто следует вере и благочестию.

Охотница хищно улыбнулась.

– Возможно, – сказала она, – но вы об этом уже не узнаете!

Хлесткий удар рассек плоть, оросив красным землю. Разговор был закончен.

Комиссар Лакцис, до этого сохранявший ледяное спокойствие, неприязненно отпрянул.

– Э-э-э, какие ваши дальнейшие приказания? – пробормотал он.

Охотница хмыкнула.

– Остальные мне неинтересны, – сказала она. – Убейте!

– Как пожелаете, миледи, – кивнул Лакцис.

Один взмах его руки и красногвардейцы выстроились в шеренгу и вскинули винтовки.

– Огонь! – скомандовал комиссар.

Раздался грохот выстрелов, смешанный с криками. Мужчины пытались защитить женщин. Женщины старались закрыть детям глаза. Это не было жестокостью со стороны «красных», это было их естественным состоянием. Квинтэссенцией тех идей, которыми они руководствовались. Убивать, и как можно больше. Зачистка заняла не дольше минуты. Тех, кто еще продолжал шевелиться, после того как ружейные залпы стихли, добили штыками.

Охотница подошла к одному из офицеров, дергавшегося в агонии, и с силой надавила ногой на его рану.

– Кому вы передали медальон?! – прорычала она. – Он на «Барсе»? Отвечай мне!

В ответ послышался задавленный хрип.

– Теперь далеко отсюда… – проговорил офицер. – Далеко от таких как ты!

Усилием воли он сумел плюнуть в неё раньше, чем Лакцис вышиб ему мозги из своего маузера.

Охотница брезгливо смахнула кровь с манжета куртки.

– Обыщите этот поганый городишко! – сказала она. – Если надо сожгите его дотла. Мне нужна эта лодка.

– Будет так, как вы укажите, миледи, – пробормотал Лакцис.

В всесилии Организации не должно быть сомнения. Другого не дано.

«Барс» и к плаванию то не был готов, чего уж говорить о возможном сражении. Но приказ капитана был ясен: убираться отсюда как можно скорее. Дав приказ готовить отплытие, старший помощник Александр Николаевич Верховский сам выбрался на палубу и жестам указывал друзьям и незнакомцам, ищущим пути к спасению, забираться в лодку.

Ему на руки рухнул мальчишка лет двенадцати – юнга. Его лицо было обожжено и почернело. Но, к радости Верховского, он был жив.

– Вот, – выдохнул мальчик, протягивая какой-то круглый предмет, обмотанный шелковым шарфом. – Капитан приказал передать и спрятать на лодке. Он сказал, что вы знаете, а ещё сказал, чтобы вы немедленно уходили.

Верховский не нашелся что возразить. Убедившись, что мальчишка скрылся в лодке, он повернулся спиной к пылающему городу и направился в капитанскую рубку. Он не хотел уходить, но позволил себе отпустить привязанности. В этом пылающем городе догорало всё то, что он любил и за что сражался, и всё то, что он не сумел спасти. По справедливости, и ему надобно было здесь сгореть, но он должен был выполнить последний приказ капитана.

– Срочное погружение! – скомандовал он. – Не забудьте удостоверится, что все люки задраены и проверьте спасательные аппараты.

Он раздавал приказы, как на учениях. Но он не мог иначе. От него сейчас зависели жизни людей, а по пятам шла погоня. Для личных терзаний и интеллигентского самоедства времени не было.

Добравшись до капитанской каюты, он устало опустился на кресло и его взгляд упал на фотографический снимок девушки изящной и круглолицей с копной темно-русых волос. Он прекрасно помнил её, вежливую и интеллигентную. Такую юную и прекрасную. Он, естественно, был в неё влюблен, как и все младшие офицеры. А теперь она лежит в холодной сырой яме в Екатеринграде убитая. Такого не должно было произойти. И всё же произошло. Всё, что здесь произошло, предупреждение, на что способен человек, если довести его до скотского состояния. Это и было целью Организации.

Верховский вертел в руках предмет. Размотал шарф. На ладонь упал золотой медальон на цепочке с бабочкой и вставленными двумя изумрудами. Всё, что от неё осталось. Груба жизнь!

– Ваше благородие! – раздался голос.

Верховский обернулся. Перед ним стоял мальчишка-юнга. Его детское лицо выражало крайнее нетерпение.

– Предмет, который мы получили, – спросил юнга, – что это?

Верховский улыбнулся. Не своим мыслям, а взгляду мальчика, который очень гордился порученным ему важным заданием. Ради таких мальчиков и девочек нужно жить дальше и бороться.

– То, что мы должны хранить, – сказал Верховский, потрепав мальчика по затылку, – надежда на будущее.

Мальчик ему поверил.

Перед ней проносились картины, которые её разум поглощал, как песок поглощает воду, с такой же скоростью, с какой снег тает в руке. Эти картины и были похожи на снег… Такие спокойные, безмятежные. Это была жизнь, о которой она всегда мечтала. Большой парк с широкими прудами и изящными извилистыми дорожками. Там были её родители, сестры, младший брат. Она знала, что они все были там. Ей хотелось, чтобы так было всегда. Так должно было быть. Тепло, любовь, смех и покой. Кто-то смеялся. Она видела эти добрые улыбки, смешные беседы. Она присмотрелась внимательнее. Мама улыбалась ей. Она была уверена, что ее ждет радостная и веселая жизнь.

Внезапно картины стали трансформироваться. Она неожиданно испугалась. Фигуры стали серыми и зыбкими их лица казались перекошенными от боли и тревоги и прозрачными, как из стекла. Она хотела подбежать к родителям, но обнаружила, что не может сделать ни шагу. Она не могла даже дышать. Всё вокруг, весь её мир сжался в один горячий комок боли. Из этого комка соткались другие фигуры. Одиннадцать фигур с дикими ненавидящими всё и вся лицами, лицами, как будто бы поднявшимися из Ада. Она пыталась протянуть руки к матери. Раздался грохот. Фигура матери раскололась на множество осколков. Она слышала, как осколки падают на пол вместе с винтовочными гильзами. Она закричала: «Не надо!» Но звука ее голоса все рассыпалось в мелкое блестящее крошево…

Яркий белый свет. Она кричала. Она видела людей в длинных белых халатах и прозрачных масках. В их руках были длинные металлические шприцы. Её кололи этими шприцами. Она кричала…

Анна проснулась. Она обнаружила, что лежит в поту на своей кровати. Ее дыхание было сбитым, и попытка его восстановить не принесла ощутимых результатов.

– Ах, этот сон! – пробормотала она. – Ах, опять этот сон!

Девушка с трудом оторвала голову от подушки и села на кровать. В широкое окно ярко светила луна, по стеклам бил дождь.

– Что же означает этот сон?

В свои семнадцать лет она не знала о себе ничего. Однажды она проснулась в больнице и узнала, что семнадцать лет была в коме. Ей так сказали врачи. Они же ей сказали, что её родители погибли в автокатастрофе. Всё, что у неё было, – этот сон.