— О, я… Мне очень нравятся картины Андре Лонга, особенно его «Дама в красном под дождем»!

Глаза девушки под стеклами новых очков ярко заблестели.

Я улыбнулся про себя, хоть хозяин и выглядел, как глыба льда, глубоко внутри он был одиноким человеком с тонким художественным вкусом.

— Правда? — хозяин дома подозрительно глянул на Нину и скупо улыбнулся, — Вам повезло, у меня в малой гостиной висит как раз это полотно.

— Да? А я думала, что оно выставлено в Музее в Белграде!

— Ну, там находится весьма мастерски выполненная копия. А оригинал у меня, правительство, знаете ли, тоже нуждается в карманных деньгах.

— И нам можно на него посмотреть?

— Вам? Вам, Нина можно, пожалуй, я составлю вам компанию. А вот Стефан, будет занят тем, зачем я его пригласил.

Утвердительно кивнув, я твердо посмотрел в туманные глаза хозяина поместья.

— Да, господин Кенинг, у меня все готово, и завтра с утра смогу приступить к работе, не стоит беспокоиться.

— Знаю, иначе, вы бы здесь не сидели Стефан.

Господин Кенинг отложил салфетку и встал из-за стола.

— Стефан, Нина, спасибо, за замечательно проведенное время! Я откланяюсь, а вы вольны заняться, чем желаете.

И хозяин ушел из зала.

Я усмехнулся, конечно, можно заняться чем угодно, только не стоит забывать, что на тебя нацелены объективы множества камер.

— Нина, хочешь десерт?

— Нет, спасибо, я сыта.

— И, похоже, не только земной пищей?

— Да, это поместье, оно такое необыкновенное, мне не терпится сделать зарисовки.

— Я бы тоже сейчас сделал зарисовку, если бы умел держать в руках кисть. Нина, ты восхитительно выглядишь!

Я провел рукой по темным волнистым локонам: девушка оставила волосы распущенными, заколов только пряди у висков.

Щеки Цветочка окрасились в цвет заката.

— Я купила это платье в последний момент, оно с распродажи…

— Неважно во что ты одета, для меня ты прекрасна сама по себе, без лишней мишуры или платья, — я наклонился немного вперед, наши носы почти соприкоснулись.

— Кх-кх, — послышалось сухое покашливание со стороны.

Мы резко отпрянули друг от друга. На пороге стоял, прямой как палка, Николас Спарк.

— Господин Стефан, господин Кенинг просил передать вам небольшие уточнения, которые он решил внести.

И секретарь хозяина дома передал мне папку темного пластика с белоснежным листком, на котором, рукой господина Андре были написаны замечания по безопасности дома.

— Спасибо, Николас. Пожалуй, мы с Ниной пойдем спать.

— Да, — девушка поняла мой намек, — спокойной ночи, господин Спарк.

— Доброй ночи.

Мы поднялись к нашим комнатам. Нина нерешительно взялась за ручку своей двери.

— Стефан, спасибо, что взял меня с собой. Это очень красивый дом! Художник внутри меня сейчас умирает от восторга, — девушка широко и открыто улыбнулась, — а хозяин дома сама любезность, видно, что он хорошо воспитан, и нежно любит свою матушку.

— Да, Нина, ты не только хороша собой, но и проницательна. Наш хозяин очень привязан к своим родителям, особенно к матери, говорят, она была настоящей красавицей и музой для многих художников. Но, к сожалению, она ушла в еще более прекрасный мир десять лет назад.

— Сочувствую господину Андре.

— Ну, не будем о грустном, завтра будет новый день и тебя ждут новые впечатления.

Я приобнял девушку и коротко поцеловал ее в щеку.

— Приятных снов, Цветочек.

— Спокойной ночи, Стефан, — Нина опустила лицо и торопливо проскользнула к себе в комнату.

Я пару секунд постоял у закрывшейся двери и, сделав вид, что не заметил тонкой тени за углом, пошёл к себе в апартаменты.

Глава 20

Нина.

Ночь выдалась плодотворной — ещё несколько зарисовок в альбоме и пара набросков, заснуть удалось лишь ближе к рассвету, поэтому на завтрак я отправилась отчаянно зевая. Стефан не встретил меня и я, заплутав, растеряно бродила по дому, и Николаса приветствовала, как лучшего друга:

— Николас, — с облегчениям произнесла я, — вы как рыцарь, спасаете даму из беды. Стыдно сказать — не запомнила дорогу до столовой. А ещё художник, называется!

Неожиданно вояка улыбнулся, улыбка мгновенно изменила его лицо, сделав более человечным:

— Нина, это немудрёно, я начал более или менее ориентироваться здесь после полугода службы у Андрэ, до того ходил с нарисованной от руки картой и каждый раз вносил поправки, не надеясь на память. Пойдемте, я вас провожу.

Он повернулся, жестом предложив следовать за ним.

— Вы не знаете, куда делся мой спутник?

— Насколько я знаю, Стефан с раннего утра занялся своими непосредственными обязанностями — на этом настоял Андрэ. И Стефан был весьма опечален, что не сможет вас сегодня сопровождать. Ах, да, — снова повернулся ко мне бывший вояка, — он оставил вам записку.

Николас достал из нагрудного кармана свернутый вчетверо листок плотной, тиснённой бумаги и подал мне.

Я быстро пробежалась по ровным закруглённым строчкам: "Нина, я виноват, надеюсь смогу исправить положение позже, когда проект будет закончен. Я скучаю". И подпись: " Стефан".

Замешкалась, не зная, куда деть записку, и так и продолжила нести ее в руках.

Господин Андрэ уже восседал на своём месте, откуда хорошо просматривалось все помещение. Двое малозаметных сотрудников безопасности, слегка напряглись при нашем появлении, но, разглядев Спарка, потеряли к нам интерес. Их эмоции не были чем-то примечательным: скука, равнодушие и лёгкое раздражение.

Видно было, что Николас обладал здесь большой властью.

Андрэ галантно привстал, приветствуя даму, и обменялся взглядом со Спарком. Я чётко ощущала от хозяина повышенную тревожность и панический страх, съедающий его изнутри. Если бы я не была эмпатом, то не смогла бы сказать, что господин Андрэ настолько болен. Кажется, я начинаю понимать, про какого пациента мне говорили шеф и Стефан. Что ж, будем работать:

— Доброе утро, Ниночка, — приветствовал меня Андрэ, отодвигая стул напротив, — как вам спалось?

— О, я бы обманула вас, если бы сказала, что выспалась, но время было потрачено не зря: по приезду домой, я смогу создать несколько картин, посвящённых вашему поместью.

— Ниночка, мне бы хотелось увидеть ваши работы и, возможно, заказать у вас портрет. Я слышал, вы можете разглядеть суть вещей?

Я густо покраснела:

— Вы мне льстите, я обычная художница, может, чуть лучше понимаю человеческие страсти, не более.

— Тем не менее, я настаиваю.

— Что ж, вы можете увидеть их у меня дома, по договоренности.

— Хорошо, мы ещё обсудим эту тему, а сейчас давайте воздадим должное мастерству моего повара.

Завтрак был чудесный: ароматная яичница с хрустящим жареным беконом, наисвежайший паштет, душистый чай и тающие во рту гренки с джемом. Остальные блюда так же радовали взор и осязание, но больше в меня не влезло.

— Вы все ещё хотите посмотреть Лонга?

— Вы ещё спрашиваете! — чуть не взвизгнула я, — безусловно, я готова не спать ещё одну ночь ради этого.

— Таких жертв не потребуется, достаточно только согласиться, — усмехнулся господин Кенинг, — пойдемте.

И отодвинул мой стул, помогая выйти.

Картина была изумительной: на женском силуэте ярким пятном выделялось платье, выполненное размашистыми широкими мазками, заставляющими невольно отойти от шедевра, обозревая его издали. Лицо женщины было полускрыто от нас большими полами алой шляпы, в поле зрения зрителей попадала только улыбка. Дождь стирал границы предметов, но именно он заставлял поверить, что среди многочисленной серой толпы, эта женщина, подставившая своё лицо холодным струям, абсолютно счастлива. Миг совершенной свободы от условностей и кривых взглядов, я ей даже невольно позавидовала. В моей раковине было тесно и до открытого проявления моих истинных эмоций очень далеко.

Я грустно усмехнулась: я, та, что так легко считываю страсти и чувства других, не могу показать свои.